бы он их чемоданы - ни о каком беге и речи бы не было!) на выход. В автобус не садитесь. Я уже заказал с разрешения посольства лимузин (со всеми успел переговорить мужик, учитывая важность проблемы - такую бы энергию... да уж ладно...). Шофер будет вас ждать на ступеньках - увидите, в руках у него будет табличка с вашими именами. Он доставляет вас сюда. Я говорил с шофером - будет гнать на предельной скорости. Я вас встречаю у входа в аэропорт. Таможня вас смотреть не будет (а когда это канадская или американская таможня вообще смотрели - да им плевать глубоко!). Зарегистрирую я вас прямо сейчас – вы мне в конце разговора дайте номера ваших билетов и паспортные данные. Так что прямо от лимузина бегом на посадку. Если все будет нормально стыковаться, то должны успеть. Багаж погрузим прямо в самолет - там будет ждать наш работник. Коробку с почтой для вашего директора я разрешаю вам взять в салон (а где они ее везли, а?). Там для нее найдут безопасное место (а какая опасность может грозить картонке с фотографиями, да еще на борту родного советского самолета?). Все, диктуйте номера билетов и паспортов и действуйте, как договорились.
Дальше пошло по плану. Находясь под спасительной сенью якобы потерянной обсургученной коробки с фотографиями (документами!), они стали дожидаться прилета своего барахла. Дождались. Их чемоданы появились на транспортерной ленте в самом конце - разумеется, отставший багаж с предыдущего рейса загрузили в первую очередь, так что теперь ему пришлось увидеть белый свет последним. Все, естественно, было цело и невредимо. Согнувшись под грузом, они проследовали мимо безразличных таможенников к выходу для транзитников и увидели на ступеньках прямо перед дверью, из которой они появились, крепкого смуглого парня в красивой униформе, который держал в руках аккуратную табличку с почти правильно написанным именем Игоря. Сзади него стояла огромная черная машина. Мило друг другу улыбнулись, проследовали к багажнику, а потом к предупредительно распахнутой дверце и вошли в салон, почти не пригибаясь. Не успели они толком утонуть в прохладных кожаных креслах-сиденьях, как машина уже мчала их (и коробку!) к самолету домой.
- Спецтранспорт - он и в Африке, то есть, в Канаде, спецтранспорт, и зря мы уж так обижаемся на беспардонные отечественные членовозы, - умиротворенно думал Игорь, следя как безоглядно подрезает их огромный лимузин другие машины и как лихо он пролетает перекрестки под такой желтый, который уже даже и не желтый, а, скорее, красный.
VI
Хотя им и говорили, что дорога от одного аэропорта до другого автобусом занимает больше часа, но канадский водила домчал свой танк, куда надо, минут за сорок, так что, когда они прибыли к месту назначения, то до отлета московского рейса оставалось еще чуть не полчаса - прорва времени при всех их приключениях. У входа стоил и ждал кого-то всего один здоровенный мужик в темном официальном костюме и при галстуке. По тому, как ринулся он к едва успевшему остановиться лимузину, они сразу и поняли, что это и есть материализовавшийся голос из телефонной трубки. На бегу он громогласно выкликал как пароль игоревы имя-отчество, а они и ответ радостно махали руками, как киношные полярники на киношной же льдине родному самолету со звездами на серых крыльях. Такая вот радостная была встреча друзей.
- Машина оплачена, - деловито сказал он, с заметным отвращением покосившись на джинсы и кроссовки, натянутые на их обамериканенные тела (кто таким вообще что-то доверить мог?), - так что бегом на контроль - третья стойка!
- Извините, но у нас тут маленькая проблема с перевесом, - совершенно несвоевременно решил вдруг вступить в разговор напарник Игоря. Игорь стремительно пнул его ногой, чтобы заткнулся и не спугнул. Но, к счастью, аэрофлотовцу было не до их лепета. Он мгновенно вытащил из предупредительно открытого багажника два самых больших чемодана и, взяв по одному в каждую руку, действительно бегом побежал к стеклянному входу. Они остолбенели - в общем-то, они оба были ребята вполне крепкие, но о такой грузоподъемности им и мечтать не приходилось. Вот такие невиданные резервы организма вызывает к жизни экстремальное чувство ответственности перед вышестоящими товарищами! Впрочем, тут было не до размышлений и обобщений.
Схватив остатки багажа (и коробку!) и еле успев поблагодарить лихого водителя, они ринулись догонять своего благодетеля. Это удалось им не вполне, и, когда они дотопали до заветной третьей стойки, то он, похоже, уже целый час стоял там с чемоданами и громко кричал в их направлении: 'Паспорта! Паспорта готовьте!'.
Паспорта были извлечены со скоростью ковбойских кольтов, и с такой же скоростью в них были проставлены потребные штампики. Похватав багаж, они рванули к выходу на поле. В те годы даже в Канаде подвесные коридоры прямо к двери самолета подавали еще не везде и не всегда, поэтому сначала их ждал автобус. Они, чемоданы - так, кстати, и не взвешенные! - и коробка мгновенно были внутри, и автобус двинулся к самолету. Их опекун, склонившись над плечом водителя, смотрел на темное поле с видом пиратского капитана перед абордажем. Ехать было две минуты. Они вывалились из автобуса со своей кучей багажа, который (но не коробка - ее схватил сам аэрофлотовец, чтобы они по дурости опять не сунули бы ее куда-нибудь не туда) был мгновенно подхвачен двумя стоявшими у самолета парнями и тут же влетел в очередную черную дыру, на этот раз - открытого багажного люка. Они уже поднимались по трапу. Все происходило в абсолютном молчании. Еще через минуту они уже были в салоне. До обозначенного в билетах времени отлета оставалось пять минут! Игоря тронул за плечо аэрофлотовец.
- Коробку я у экипажа пристрою. Спокойнее будет. В Москве вам ее отдадут.
С этими словами он повернулся и куда-то пошел. Игорь решил, что эпопея закончилась и двинулся вглубь салона, чтобы выбрать места поудобнее - в билетах они не обозначались, поскольку летало тогда по этому маршруту народу немного, и с местами проблем не было. Однако, человек располагает... Первое 'здравствуй' Родины пришло к ним с криком мордатой стюардессы, перегораживавшей проход где-то на уровне десятого ряда:
- Дальше не ходить! Нельзя! Занимайте свободные места! Садитесь по трое! Так надо для центровки!
Разумеется, двух мест рядом на плотно упакованных рядах уже не было. Разбалованный лимузином и заботой аэрофлотовского начальника, Игорь забылся и начал взывать к разуму кубической барышни:
- Послушайте! Двух мест рядом уже нигде нет, а нам с коллегой хотелось бы сидеть вместе. Тем более, что лететь десять часов. А нам есть о чем поговорить. Давайте мы на следующем свободном ряду сядем.
Барышня задохнулась злобой:
- Ты чего это меня поучать вздумал? Сядешь, как сказала. Приказ командира. Дома наговоритесь.
Все еще отравленный разнузданным духом Запада, теперь уже опрометчиво вскипел Игорь:
- Во-первых, с чего вдруг вы мне тыкаете? А во-вторых, не считайте меня за дурака - что я, не понимаю, зачем вы так людей усаживаете? Вам просто лень еду по всему салону разносить. Все полегче стараетесь. И не пудрите мне мозги вашей центровкой и командирскими приказами. Где нам удобно, там и сядем! Пустите!
Это прозвучало сильно. Куб чуть растерялся и слегка сдвинулся. Но тут же спохватился, и дальше пошло привычное:
- Умнее всех, да? Так вот я в Москве, куда надо сообщу как вы тут (все-таки, 'вы', хотя, может быть, она просто имела в виду сразу их обоих, и два отдельных 'ты' в русскоязычной сумме стали почти приличным 'вы') правила нарушаете. Управа найдется!
VII
Неизвестно, чем бы закончилось это столкновение, но ситуацию разрядил появившийся, словно Бог из машины, аэрофлотовец, который, как оказалось, никуда пока не уходил, и последнего 'прости' еще сказано не было.
- Где же вы, - окликнул он Игоря, - мы вам уже в первом классе стол накрыли, а вы все не идете и не идете?
- О, спасибо, - не растерялся Игорь, - как-то от всей этой нервотрепки голова кругом, забыл в какую сторону идти. Но ничего, нас и здесь любезно встретили.
Последнюю часть фразы он нарочито отчетливо проговорил, глядя в упор недобрым взглядом на остолбеневшую кубическую девушку. Ее и без того бесформенное лицо прямо-таки стекло побелевшей от ужаса массой куда-то под черный форменный галстук. В остановившихся глазах без труда можно было прочитать незатейливую мысль: