ни их кагебешный куратор, ни начальница первого отдела, ни, тем более, Директор, но отвечать что-то было надо. Игорь решительно отказался от всяких дискуссий и самым простым образом спросил:
- Хорошо, так что же мне теперь делать? Письмо-то с согласием, как вы знаете, уже все равно отослано.
Начальница была в своей организационно-охранительной стихии.
- Мы уже наметили все необходимые мероприятия. Окончательное решение все равно не нашего уровня вопрос. Мы с вами проделаем всю подготовительную работу, а дальше передадим вас иностранному отделу министерства. Они продолжат и подготовят материалы для передачи в инстанцию. Так что потом будете контактировать уже с ними. Когда мы свою часть закончим, я вам скажу, когда и к кому обращаться.
Они уселись за подготовительную работу. С написанием автобиографии, равно как и с заполнением листка по учету кадров затруднений не было - дело привычное, и, к тому же, на всякий случая у Игоря в записной книжке всегда лежало несколько собственных фотографий паспортного размера. Затем на столе появились бланки так называемой справки-объективки, в которую, наряду с некоторыми данными, уже отраженными как в автобиографии, так и в личном листке, полагалось вписать всю собственную подноготную, прежде всего, подробные сведения о всех ближних родственниках вплоть до девичьей фамилии матери. Хотя эта справка была Игорю уже знакома по его единственной к тому времени загранкомандировке в уже не существующую ныне братскую тогда ГДР, но необходимость ее повторного заполнения по такому, если так можно выразиться, “домашнему” вопросу показалась Игорю несколько странной. Когда же Игорь, не утерпев-таки, спросил у проверявшей его ответы начальницы, а зачем, собственно, нужна девичья фамилия его матери для решения вопроса о его членстве в редколлегии, не предусматривающем, вроде бы, никаких загранкомандировок и неплановых личных контактов с иностранцами, то перед его глазами немедленно появилась некая (секретная, разумеется!) инструкция по поводу правил представительства советских граждан в международных организациях (Игорь сразу вырос в собственных глазах!), где красным карандашом был обведен раздел, перечислявший документы, необходимые для оформления такого представительства, и среди этих документов после автобиографии, характеристики и листка по учету кадров и шла эта самая справка-объективка, которая, естественно, никак не могла считаться правильно заполненной без включения в нее постоянно раздражавшей первоотдельцев девичьей фамилии игоревой матери. Это Игоря убедило.
- Ну, вот и управились, - удовлетворенно произнесла начальница, - Теперь нужна только выписка из решения Ученого Совета, что Институт вас для этого дела рекомендует, и с нашей стороны все будет закончено. Вы мне эту выписочку принесите, я ее подошью в дело, и направлю все сразу в министерство, а вам скажу, кому звонить. Ученый Совет на следующей неделе. Я секретаря уже предупредила. И с Директором говорила. Вопрос в повестку дня включат. Никаких осложнений не предвижу. Так что жду с выпиской.
Игорь тоже стал ждать. На этот раз Ученого Совета. Не прошло и недели, как все свершилось в полном соответствии с предсказаниями первоотдельской начальницы. Он попал в обсуждаемое в конце Совета “разное”. Особого интереса игорев вопрос не вызвал, и его проголосовали в одной куче с одобрением представленных за рубеж статей, симпозиальных докладов и предполагаемых загранкомандировок сотрудников. Как всегда (или, точнее, как почти всегда - поскольку в редких случаях Директор или ученый секретарь, обычно представлявшие такие вопросы Ученому Совету, голосом давали почувствовать понятливым членам высокого собрания, что в данном конкретном случае поспешного одобрения не требуется; и сбоев на памяти Игоря не было) голосование было единогласным, и уже на следующий день он получил от ученого секретаря пропечатанную гербовой печатью выписку из протокола давешнего заседания. Они свидетельствовала, что Ученый Совет единогласно одобрил предложение рекомендовать Игоря для вхождения в международную редколлегию и даже напутствовал его пожеланием твердо проводить в составе этой редколлегии характерную для наших родных партии и правительства линию на мир, разоружение и интернационализм, а также регулярно знакомить зарубежных коллег с последними постановлениями Политбюро и ЦК КПСС, равно как и с достигнутыми в результате этих постановлений успехами и победами отечественной науки... Уф! Эту замечательную выписку Игорь и отнес в клювике все к той же большой железной двери в стене.
На институтском уровне все было готово. Еще через три дня первоотдельская начальница снова пригласила Игоря в свой кабинет, где и сообщила, что его бумаги со всеми необходимыми сопроводительными документами и даже с подписанным институтским треугольником ходатайством о разрешении международного представительства уже в министерстве, и он должен созвониться по сообщенному ему тут же телефону с неким Петром Федоровичем, который и будет далее вести его дело. На следующий день, в час назначенный (и весь этот бред Игорю вовсе не снился!) он позвонил, куда требуется, и исключительно любезный баритон назначил ему рандеву еще через два дня, объяснив, как лучше Игорю отыскать его кабинет в бесконечных министерских коридорах.
III
Когда в положенное время Игорь оказался в положенном месте, то в уютном кабинетике на втором этаже, с окнами в зеленый двор, его встретил этот самый баритональный Петр Федорович. Он оказался подтянутым мужичком лет сорока пяти при галстуке и в дымчатых очках. Он сразу сообщил Игорю, что находится в полном курсе его дел, постарается сделать все, от него лично зависящее (по интонации, с которой это было произнесено, Игорь понял, что зависит от него немало), чтобы помочь как Игорю лично, так и представительству советской науки в международных кругах в целом, и любезно предложил присесть.
- Так, работа нам предстоит долгая, - деловито сказал подтянутый Петр Федорович. Игоря бросило в пот, - Для начала вы мне расскажите историю вашего знакомства с этим американским господином, который вас зовет в редакцию. Так сказать, ха-ха, когда, где, и с какими целями? А потом то же самое быстренько изложите в письменном виде.
- Так и рассказывать нечего! Был симпозиум в университете. Я там доклад делал. Он несколько вопросов задал. Я на них, по-моему, очень неплохо ответил. Тем более, что у нас к тому времени были уже получены очень интересные данные. Вот и все. А потом письмо пришло.
- Э, так мы далеко не уедем, - огорчился Петр Федорович, - Как это нечего рассказывать? Еще как есть чего! Что за симпозиум? Кто его организовывал? Кто вас пригласил? Кстати, а копии приглашения у вас не сохранилось? Кто там из иностранцев был и что это за люди? Чем этот ваш редактор занимается? Насколько близко к вашей тематике? Хорошо бы, кстати, пару ссылок на его работы, чтобы видно было, что он действительно в ваших делах разбирается, а не по какой-то другой причине к вам внимание проявил. Как он вопросы задавал - из зала или лично к вам в перерыве или после заседания подошел? Если в перерыве или после заседания, то кто еще из советских ученых принимал участие в разговоре? А если никто не принимал, то кто его хотя бы слышать мог? Говорил ли он о чем-нибудь, кроме науки? Задавал ли вопросы личного характера - о семейном положении, об интересах, ну и так далее? Получал ли кто-то еще из участников от него какие-нибудь письма или приглашения? А от других иностранцев? Теперь про ваши ответы. Что за “данные” вы использовали в своих ответах? А в докладе? Есть ли копия разрешения Главлита? Что в этих данных могло американцев особенно заинтересовать? Кто у них над этим работает? Возможен ли промышленный выход? Если да, то когда? Вот видите, сколько всего нам прояснить надо! А вы говорите - “и рассказывать нечего”!
В первый раз за все время своего “дела” Игорь почувствовал настоящий ужас. Этот дымчатый Петр Федорович показался ему существом из другого мира. О чем он говорит? Какое отношение его вопросы имеют к редколлегии? Как вообще на них можно ответить? В Игоря уже начал проникать обездвиживающий архетипический страх перед “органами”, которые из любой простой и понятной ситуации при помощи вот таких вопросов могут построить не то что его “дело о вхождении в редколлегию”, а вообще любое “Дело” и, к тому же, по любой статье!
Петр Федорович был явно доволен произведенным впечатлением и несколько ослабил вожжи:
- Ну, я не говорю, что вам именно на все эти вопросы надо отвечать. Это я как бы для примера. Чтобы вам не казалось, что все так безобидно и само собой. Чтобы вы поняли важность вопроса, а не то что просто - “приглашение оттуда, согласие отсюда”. Всегда стоит попытаться понять, нет ли какого второго плана. Вот мы с вами и попробуем. А уж, конечно, кто из иностранцев приезжал, кто их приглашал, кто вас приглашал, какие вопросы их интересовали - я и без вас узнаю: во-первых, все положенные бумаги