обязанности, не особенно заботясь о том, насколько бредовыми они являются, но любопытство свое сильно умерил. К тому же, все чаще и Игорь, и другие сотрудники наблюдали в его кабинете малорослого комитетского куратора их НТЦ из райотдела КГБ, который, похоже, просто сердцем прикипел к новому режимнику и его хотя и не афишируемому, но несомненно героическому прошлому. Он, по-видимому, и занялся дополнительным просвещением своего старшего чинами и опытом коллеги. Да и Рогов относился к нему вполне по отечески и, как понял из пары его реплик Игорь, стал его всячески опекать, полировать и даже, можно сказать, очеловечивать.

Впрочем, и с Игорем он тоже беседовать не перестал. Правда, теперь эти беседы вращались вокруг более нейтральных вопросов. Они обсуждали заграничные впечатления, новые фильмы, сравнительные качества отдельных членов очаровательной девичьей команды институтских библиотекарш, футбол с хоккеем и все остальное, о чем обычно беседуют молодые и здоровые мужчины с широким кругом интересов. Иногда, правда, беседы принимали неожиданное направление и теперь уже Игорь набирался кое-каких интересных сведений и, можно даже сказать, ума.

Так, как-то раз, Рогов вполне по дружески попенял пришедшему к нему с очередной бумагой Игорю, что тот больно уж часто выводит по вечерам приезжающих к нему в лабораторию иностранцев в столичные рестораны. Игорь искренне удивился:

- А что тут такого? Надо же мне их как-то занимать! Домой вы их вообще не разрешаете приглашать, в кино они по русски все равно не понимают, в Большом уже побывали, да и билеты даже с вашей помощью доставать все труднее, вот поужинать и ходим – не бросать же их одних в гостинице.

- Может и ничего, но зачем тебе лишний материал на себя давать?

- Какой материал?

- Ну, как – именно вот этот. Что с иностранцами много внерабочего времени проводишь.

- Да кому такой материал нужен и что мне-то с этого?

- Кому нужен, тому нужен, а вот тебе это совсем ни к чему.

- А что ни к чему-то?

И вот тут Игорь услышал нечто в высшей степени поучительное.

V

- Эх, ты. Прямо, как дитя малое. Ну чего здесь непонятного? Любой материал надо копить – это великая сила. Может быть, он никогда и не понадобится – тогда и хрен с ним. А вот если понадобится, а его в руках нет – как тогда?

- А с чего это ему вдруг надобиться?, - искренне недоумевал Игорь.

- Как с чего? Ну вот, возьмем хоть тебя. Ты когда кандидатскую защитил?

- Да уж лет десять. Или даже точно – десять лет тому.

- А лабораторию когда здесь получил?

- Уже шестой год идет.

- Ну вот, или десять лет или, как минимум, шесть материал на тебя идет, поскольку теперь ты представляешь собой фигуру, значимую с точки зрения оперативной разработки. И контактов у тебя много, и имя твое многим среди коллег известно, ну, и все такое. Как же тут без материала?

- А что за материал-то, если все, что я делаю, и так на виду?

- Да причем тут - на виду, не на виду! На виду – это одно, а задокументированные факты – совсем другое. Вот хотя бы твои заявы на рестораны – они же все здесь в папочке лежат.

- Ну и что вы с этими задокументированными фактами делать собираетесь?

- Вот тут-то собака и зарыта. Все зависит от тебя самого и от ситуации. Ну, грубо говоря, примерно так. Допустим, работаешь ты на благо Родины с полной отдачей и успехом и ни в чем действительно опасном не замечен…

- А что значит…

- Подожди, не перебивай. Сейчас объясню. Значит, допустим, не замечен. И не потому не замечен, что ловко скрываешь – рано или поздно все на свет Божий выходит, а с помощью хороших специалистов скорее рано, чем поздно, а потому, что и правда ничего особенного себе не позволяешь. А даже наоборот – ценный специалист и даже патриот. И везде тебе будет зеленый свет – и доктором становись, и профессором, и отдел получай, и по загранкам мотайся, и в академию избирайся, а придет время – на Новодевичьем тебя зароем. И никто даже не намекнет, что в твоей папочке и такие сведения есть, что ты вот любишь с иностранцами по ресторанам ходить, а в юности и в студенческие годы иконками подторговывал, да еще и в преферанс резался на серьезные деньги, и БиБиСи слушал, и самиздатом обменивался, и знакомых у тебя в Израиле полно, и Солженицина кое-кому давал читать, а уж Советскую власть на каждой пьянке со своими дружками и в хвост и в гриву костеришь…

У Игоря перехватило дыхание, поскольку все сказанное Роговым точно соответствовало действительности, а томики ГУЛАГа и сейчас лежали в его сейфе рядом с бутылкой с казенным спиртом, поскольку он обещал дать их на три дня вполне надежному корешку из отдела изотопов. А Рогов продолжал.

- Поскольку не в этих мелочах твоя суть получилась, а в той объективной пользе, что ты стране принес. И пьяная болтовня ваша и даже Солженицын в сейфе (вот тут уж версией случайного совпадения не отделаешься, - обреченно подумал Игорь, - или действительно смотрят плотно, или кто-то из своих стучит без передышки) никакого отрицательного воздействия на ситуацию в целом оказать не могут. И кто же будет твою большую пользу какими-то мелочами перечеркивать – не в сталинское время живем! Но вот, предположим, потянуло тебя куда-то не туда – или коллективное письмо, скажем, в защиту Сахарова решил поддержать, и оно на Запад попало, или из того же Солженицина избранные места стал ксерить и распространять, или в какой демонстрации решил поучаствовать… В общем, сам понимаешь – от интимной болтовни в узком кругу переходишь к публичной активности. А это значит, что можешь начать наносить существенный вред, и он твою пользу вполне может перевесить. Вот тут-то папочка и заговорит! И опомниться не успеешь, как, например, в газете статья – и иконный спекулянт ты, и картежник, и пьяница, и профессиональный антисоветчик, и вообще улицу на красный свет постоянно переходишь и в вендиспансере по три раза в месяц проверяешься. Поскольку весь негатив, что на тебя десять лет копили, выплеснут в один момент. Никто ведь по годам делить не будет – тогда получится, что ты такой же, как все. Каждый ведь по разу в год чего-то там нарушает, распространяет, читает или перепродает. А когда все разом, то впечатление будет, что ты только грязными делами и занимался. И какая тебе вера или поддержка после этого? И кто заступаться захочет? Что и требовалось доказать. Понял теперь? То-то…

Игорь очумело молчал. Рогов усмехался.

- Ладно, не дрожи. Бог даст, обойдется… И давай, о наших разговорах особо не распространяйся. Хоть ничего секретного во все этом нет, любой может сообразить, если подумать будет не лень, но все равно – я тебе так, по-свойски, без передачи. Гуд?

- Гуд-то гуд, но вы, ребята, даете. Самим-то не противно?

- Противно – не противно… Работа…

Так поучительный разговор и закончился. И хотя Игорь ничего в своих привычках и разговорах не изменил, разве что Солженицына в тот раз быстро домой оттащил, посетовав изотопному знакомцу, что его самого подвели и не принесли, но все сказанное Роговым запомнил хорошо. На всякий случай. Иногда даже подумывал, что Рогов этот разговор специально с ним провел. В качестве, так сказать, профилактики. Если действительно так, то Игорь не мог не отдать такой профилактике должного. А с Роговым встречались и беседовали, как раньше, вполне по-приятельски.

Впрочем и сам Рогов постепенно заметно менялся. И не в том даже смысле, что стал завинчивать гайки без зазрения совести. Нет, этого как раз не происходило. То есть, номер свой он, разумеется, отрабатывал и положенного протокола придерживался, но при этом старался, по мере возможности, жизнь людям не затруднять, а облегчать – и разрешения разные без разговора подписывал, хотя соответствующие копии прошений в соответствующие папочки и складировал, и на дружбу с иностранцами не накидывался, и насчет вечно запаздывающих загранпаспортов для сотрудников звонил в любые инстанции без разговоров, и вообще… Так что могло быть (а в других местах вовсю бывало) куда хуже, и все заинтересованные лица считали что им, в целом, очень даже повезло. Менялся он в другом смысле.

Похоже, что, при всей его выучке и дисциплинированности, сама по себе атмосфера режимности в их довольно беззубом и почти даже и не режимном заведении наводила на его олатиноамериканенную душу