коллективы выделили работников для их тушения — алкоголиков, тунеядцев, хулиганов… Целый день командующий Гражданской обороной бегал по окрестностям, закрывая точки продажи спиртного, а дело не двигалось.

От отчаяния решились на крайнюю меру — постановили людей мобилизовать. Их зачислили на довольствие, выдали им форму, напомнили о присяге. И свершилось чудо: казалось бы никчёмные, потерянные для общества люди пошли в огонь! И сделала это не угроза кары, как можно предположить; просто люди зримо ощутили причастность к чему-то великому, национальному, государственному. И произошло преображение.

Вот так же и ныне может преобразиться наш народ, который уже не раз в истории доказывал свою способность подниматься на высоты героизма и подвижничества после, казалось бы, окончательных падений. Но для этого нужна власть, понимающая свой народ и способная поставить перед ним великую цель, которую он воспринял бы как свою. Не пойдут наши люди на подвиг ни ради увеличения барышей олигархов, ни ради демократии, прав человека или каких-нибудь других ценностей, чуждых русскому миропониманию. Только восстановление чувства причастности каждого нашего соотечественника к делам и судьбам государства способно вывести Россию из того исторического тупика, в котором она оказалась.

На первый взгляд, перед Россией стоят те же демографические проблемы, что и перед странами Запада. И у нас, и у них жители городов не желают работать на непрестижных работах, и потому на эти виды труда приходится приглашать «гастарбайтеров». У нас нанимаются на работу водителями городского транспорта украинцы и белорусы, а урожай в сёлах часто убирают турки, китайцы, корейцы, вьетнамцы; в Западной Европе широко используют труд арабов и турок, в США — латиноамериканцев. Однако при всей схожести таких процессов у нас и на Западе между ними по существу есть большая разница. Немец не хочет работать мусорщиком, потому что это грязно и не престижно, он спокойно смотрит на то, как убирает грязь араб, а сам сидит в баре и потягивает пиво, хотя дело в конце концов может кончиться тем, что в Германии арабов окажется больше, чем немцев, со всеми вытекающими из этого последствиями. В России крестьянин плохо работает или вовсе не работает потому, что это дело не государственное. Но если бы, например, свинарь получил звание «агента государственной продовольственной безопасности», можно определённо утверждать, что он совсем иначе относился бы к своему труду. Вот и выходит, что идеология (если она отвечает духу народа) первична, а государственное строительство вторично. Понимание властью своего народа становится сегодня условием выживания и народа, и страны, да и самой власти.

Закончить это небольшое отступление хотелось бы словами основоположника евразийства Н.С.Трубецкого (прошу извинения за длинную цитату):

«Долг всякого нероманогерманского народа состоит в том, чтобы, во-первых, преодолеть всякий собственный эгоцентризм, а во-вторых, оградить себя от обмана «общечеловеческой цивилизации», от стремления во что бы то ни стало быть «настоящим европейцем». Этот долг можно формулировать двумя афоризмами: «познай самого себя» и «будь самим собой».

Борьба с собственным эгоцентризмом возможна лишь при самопознании. Истинное самопознание укажет человеку (или народу) его настоящее место в мире, покажет ему, что он — не центр вселенной, не пуп земли. Но это же самопознание приведёт его и к постижению природы людей (или народов) вообще, к выяснению того, что не только сам познающий себя субъект, но и ни один другой из ему подобных не есть центр или вершина. От постижения своей собственной природы человек или народ путём углубления самопознания приходит к сознанию равноценности всех людей и народов. А выводом из этих постижений является утверждение своей самобытности, стремление быть самим собой… И только в этом установлении гармонии и целостности личности… и состоит высшее на земле счастье. Вместе с тем в этом состоит и суть нравственности… и высшая достижимая для данного человека духовная красота… и высшая доступная человеку мудрость, как практическая, житейская, так и теоретическая… Наконец, только достигнув самобытности, человек (и народ) может быть уверен в том, что действительно осуществляет своё назначение на Земле, что действительно является тем, чем и для чего был создан… Истинный национализм, всецело основанный на самопознании и требующий во имя самопознания перестройки русской культуры, до сих пор был в России уделом лишь единичных личностей… Как общественное течение, он ещё не существовал. В будущем его предстоит создать».

По прошествии 80 с лишним лет можно лишь отметить, что задача эта так и осталась нерешённой, и к её осмыслению мы сегодня только ещё приступаем.

Вот каким сложным оказывается советское общество, и сравнение его с семьёй, как и выведение его из прежней крестьянской общины, просто оскорбительны для русского человека. Советское общество должно было быть (и в лучший период своей истории действительно было) самым передовым в мире, оно стояло несравненно выше всех обществ-семей и обществ-рынков. Передовой советский человек всегда стремился преодолеть ограниченность и семейной, и крестьянской жизни и стать государственником.

Сталину не пришлось ломать голову над тем, какое из двух обществ (По Кара-Мурзе, семьи или рынка) строить в СССР. Ему было ясно: рыночному, товарному обществу у нас не бывать. Ещё в своих юношеских работах он писал, что главная цель будущего производства — непосредственное удовлетворение потребностей общества, а не производство товаров для продажи ради увеличения прибыли капиталистов. Здесь не будет места для товарного производства, борьбы за прибыли, не будет ни конкуренции, ни кризисов, ни безработицы. Здесь будет царить свободный и товарищеский труд. И когда настала пора превратит эти юношеские прозрения в действительность, Сталину это в большой мере удалось.

Созданная под руководством Сталина советская хозяйственная система была совершенно не похожей на западную. Ещё Аристотель различал два типа хозяйственных систем — экономику, целью которой было удовлетворение потребностей, и хрематистику, нацеленную на получение прибыли. Хотя наука о капиталистическом хозяйстве получила название политической экономии, в действительности в странах Запада воцарилась самая настоящая хрематистика — производство ради максимальной прибыли.

В России с её суровыми природно-климатическими условиями прибавочный продукт всегда был скудным, на первом плане стояла задача выживания, а не получение максимума прибыли. А СССР, в дополнение к этому, ещё постоянно находился в положении осаждённой крепости или военного лагеря. Необходимость быстрой индустриализации и перевооружения армии обусловила возникновение у нас мобилизационной экономики. И работа оборонного комплекса, куда шли самые большие и лучшие ресурсы, не могла строиться, исходя из стремления получить прибыль.

Советская хозяйственная система мыслилась как единый народнохозяйственный организм. Собственность на средства производства была общественной — либо государственной, общенародной, либо колхозно-кооперативной. Существовала и личная собственность, причём жилища, формально принадлежавшие государству, на деле находились в пользовании граждан, плата за них была скорее символической. Советские люди, считавшие это естественным положением вещей, и не задумывались над тем, что каждая семья фактически владела жилищем, которое на Западе пришлось бы приобретать за десятки тысяч долларов. Это был один из видов дивиденда, который (как и бесплатное образование и здравоохранение) каждый советский гражданин получал на принадлежащую ему долю общенародной собственности.

Общественное производство велось по единому государственному плану. Предприятия не продавали своей продукции на свободном рынке, а поставляли её в соответствии с планом, но при этом сохранялись денежные расчёты. Однако это были особые деньги — безналичные, их движение отражалось лишь в виде записей на банковских счетах предприятий. Настоящие, наличные деньги выдавались трудящимся в виде заработной платы, пенсий, стипендий и пособий и обращались на рынке потребительских товаров.

Количество наличных денег строго регулировалось в соответствии с массой потребительских товаров и услуг. Это позволяло поддерживать низкие цены и не допускать инфляции. Более того, цены, особенно в послевоенные годы, систематически снижались. При этом действовал такой механизм: отпускные цены предприятия-изготовителя продукции устанавливались в начале года на ранее достигнутом уровне, давалось