депутат (быть как Ленин). Сталину очень помогал его талант перевоплощения, который позволял ему очаровывать самых разных нужных людей, и своих соотечественников, и зарубежных деятелей (даже такого махрового антикоммуниста и антисоветчика, как Уинстон Черчилль).
Сталин с самого начала резко выделялся из среды других вождей партии и по поведению, и по образу жизни. Троцкий, например, любил бывать в театре и восседать там в царской ложе, был ценителем тонких вин и изысканных блюд, страстным охотником, много писал о литературе и искусстве. Бухарин тоже любил поохотиться, коллекционировал бабочек, разбрасывался, стараясь в своём творчестве охватить разные стороны жизни. Луначарский жил в роскоши, его обеденный стол украшал царский сервиз, у него хранились уникальные исторические документы, автографы многих выдающихся личностей. Даже куда менее заметные партийные деятели вроде Фёдора Раскольникова и его жены Ларисы Рейснер жили на широкую ногу, держали прислугу. При этом они откровенно заявляли, что боролись за хорошую жизнь и теперь наслаждаются жизнью по праву победителей. Сталин ни в каких роскошествах замечен не был, даже скромную квартиру в Кремле ему выделили только после неоднократных требований Ленина. А секретари губкомов (обкомов) партии всегда могли застать его в рабочем кабинете. Стать театралом Сталин мог лишь много позднее, когда со всеми оппозициями в стране было покончено. Но и тогда он сочетал наслаждение творениями искусства с решением политических задач в области культуры.
Вождь поневоле
Вот эта особенность процесса выдвижения Сталина на роль руководителя партии и государства почему-то ускользала до сих пор от взгляда известных исследователей.
Сталин не собирался стать Генеральным секретарём ЦК партии, тем более, что этот пост не считался тогда сколько-нибудь важным. Предполагалось, что генсек просто наведёт порядок в работе разных отделов Секретариата ЦК, выполнявшего преимущественно технические, канцелярские функции. На заседании Политбюро, где обсуждался данный вопрос, предлагали занять эту должность Троцкому и другим участникам, но те отказались. Ведь это работа в основном организационная, текущая, заполняющая всё время, и деятелям, любящим эффектные выступления, но не склонным к повседневному труду, она не казалась привлекательной и дающей шансы занять ведущее положение в партии. По предложению Ленина генсеком был избран Сталин, и, приняв эту должность, Сталин вынужден был стать ответственным за всю оргработу в партии, в том числе и за подбор и расстановку руководящих кадров, контроль за исполнением решений ЦК.
Не намеревался Сталин и заменить заболевшего Ленина. Он только не хотел, чтобы место умирающего вождя занял Троцкий, но того же не хотели и Зиновьев, и Каменев, и Бухарин. Сталин лишь не мешал этим недоброжелателям Троцкого преградить этому самоуверенному «пламенному революционеру» путь к власти.
Не думал Сталин и становиться главным теоретиком социализма, здесь он полагался на знания и опыт Бухарина. И действительно, теоретическую полемику с Троцким вёл в основном Бухарин. Эти два талантливых публициста спорили между собой, состязаясь в блеске, эрудиции и остроумии. Бухарин высмеивал доводы Троцкого, уличал его в некомпетентности и значительно ослабил влияние своего оппонента в партии, но показать принципиальную несовместимость троцкизма с высшими интересами СССР не смог. И Сталину пришлось взять на себя труд окончательного разгрома троцкизма. Это стало возможным лишь после появления работы Сталина «Об основах ленинизма». Только после этого партия обрела теоретическое обоснование курса на построение социализма в СССР.
Сталин не был противником ленинского нэпа и полностью доверял Бухарину, бывшему страстным защитником этой политики. Но скоро он увидел, что её продолжение ведёт к укреплению позиций кулачества. Когда Сталин выехал в Сибирь, чтобы подтолкнуть ход хлебозаготовок, один кулак дошёл до такой наглости, что предложил агитатору сплясать перед ним, тогда он даст хлеб. Сталин, рассказывая об этом эпизоде, умолчал, что этим агитатором был он сам. Поняв, что, вдобавок ко всему, нэп, как он трактовался Бухариным, оставляет страну безоружной перед опасностью империалистической агрессии, он решительно взял курс на обуздание капиталистических элементов города и деревни. А это опять потребовало теоретической разработки вопросов социалистической индустриализации и перестройки деревни на путях общественного хозяйствования.
В последнем вопросе приходилось двигаться не просто вслепую, а преодолевая нагромождения накопившихся неверных идей и представлений. О необходимости кооперирования мелких крестьянских хозяйств говорили едва ли не все марксисты, но из конкретных форм этой кооперации готова была только одна: киббуц — поселение евреев, переехавших в Палестину и занявшихся сельским хозяйством. В таком поселении обобществление было доведено до крайней степени, даже обедать члены такой коммуны должны были только в общественной столовой.
Марксисты, делавшие ставку на пролетариат, всегда с подозрением смотрели на крестьянство, которое в их представлении было последним буржуазным классом, а в России оно составляло четыре пятых населения. Напомню, что один из наиболее видных сторонников Троцкого Преображенский сформулировал «закон первоначального социалистического накопления», согласно которому пролетариат в нашей стране, взяв власть, должен рассматривать крестьянство как внутреннюю колонию, эксплуатируя которую, он получит средства для проведения индустриализации и других социалистических преобразований. Бухарин и Сталин резко критиковали позицию троцкистов, показывая её несовместимость с ленинизмом, основанном на союзе рабочего класса и крестьянства.
Но вот перед Сталиным встала задача индустриализации страны, на которую надо было изыскать громадные средства. Бухарин говорил, где найти эти средства, — в самой промышленности, если начинать её развитие с отраслей, производящих продукцию конечного потребления — с легкой и пищевой промышленности. Тогда на строительство текстильных фабрик средств понадобится сравнительно немного. Фабрика скоро даст ситец, который купит крестьянин, и накопленную в лёгкой промышленности прибыль можно направить на создание тяжёлой промышленности. Но это путь Сталина не устраивал, так как предполагал медленную индустриализацию, причём первые лет десять оставлял страну без тяжёлой промышленности. Теперь, когда мы знаем, что война началась всего через 12 лет после того, как Сталину пришлось сделать выбор между двумя путями индустриализации, очевидно, что в этом споре он был исторически прав.
Но откуда брать эти громадные деньги, причём не просто рубли, а золото и валюту, на которые можно приобрести необходимые для индустриализации машины и оборудование. Их можно было получить только от экспорта, а на вывоз Россия могла предложить только один товар — хлеб. И хлеб, и деньги можно было взять только у крестьян. И Сталин решает обложить крестьянство налогом, чем-то вроде дани, какую взимают победители с населения захваченной колонии.
Бухарин просто впал в истерику, узнав о таком решении Сталина. Он назвал его «неотроцкистом». Да и сами троцкисты заговорили о том, что Сталин взял на вооружение их концепцию, и они были недалеки от истины.
Признавал ли Сталин, что взял эту идею у Троцкого, которого за неё же прежде и критиковал? Конечно, нет. Как всегда в подобных случаях, он объяснял свой поворот тем, что изменились условия. Раньше данное решение было бы невозможным и неправильным, а теперь, когда обстановка изменилась, можно его принять. Вот образчик одного из таких поворотов из речи на конференции аграрников-марксистов 27 декабря 1927 года (я здесь не вдаюсь в обсуждение вопроса по существу — прав он или не прав, а лишь показываю, в какую словесную форму облекался поворот очередной поворот):
«Судите сами, могли ли мы тогда
Ну, а теперь? Как теперь обстоит дело? Теперь у нас имеется достаточная материальная база для того, чтобы ударить по кулачеству, сломить его сопротивление, ликвидировать его как класс и
