почувствовал потребность выговориться перед этой женщиной, которая становилась ему все ближе и понятней.

— Видите ли, Антонида Дмитриевна, — вздохнул Горелик, началось-то это давным-давно. А когда именно, теперь и сам не припомню. Видимо, где-то на пороге юности, в пору внезапных откровений. Короче говоря, влезла в мою голову странная мысль: до каких пор будет расти число этажей в домах? Когда-то город был сплошь одноэтажным, и всех это устраивало. Потом люди сообразили, что два этажа под одной крышей строить куда выгоднее, чем два отдельных одноэтажных дома. Так и пошло-поехало — пять этажей… десять… двадцать… сто… А что будет завтра? Через десять, сто лет?

— Действительно, — опешила Зенцова, — мне как-то и в голову не приходило. Не могут же дома расти до бесконечности.

— То-то и оно! — Горелик удовлетворенно мотнул головой. Теперь вы должны понимать, почему я избрал стезю строителя. Стройфак — ничего боле! А в институте, штудируя диалектический материализм, я почерпнул убежденность в своем предвидении: количество не может расти, не приводя к качественным изменениям. Я этот закон повторял про себя, как гимн.

Горелик помолчал, отдуваясь. Солнце начинало припекать и заглядывало в кабину сбоку, так что загородиться от него было нечем.

— И я утвердился в мысли: придет время, когда дальнейший рост количества этажей станет невозможен. Уже и сегодня построить небоскреб в сто этажей — проблема. Но развитие города не остановишь, как и развитие вообще. Известно ли вам, что такое урбанизация городов? Так, население Мехико скоро перевалит за тридцать пять миллионов. Тридцать пять миллионов в одном городе! Это же население приличного государства, — глаза Горелика улыбались в зеркале заднего вида. — А жить-то этим людям где? Значит, этажи все-таки должны расти, и никуда тут не денешься. Чувствуете, какое возникает противоречие? Рост невозможен, но должен продолжаться. Ох, сколько лет оно терзало меня, будь оно неладно! И только когда я стал прорабом нулевого цикла, на меня снизошло откровение. Ну, как вам это нравится?

Антонида Дмитриевна откинулась на спинку сидения, чтобы лучше видеть Горелика. Ей и верилось и не верилось. Сейчас перед ней сидел совсем другой человек — и ближе и понятней. Его слова находили странный отзвук в ее сердце. В тех прошлых терзаниях Горелика проглядывало что-то сходное с пережитым ею самой.

— Какой же выход нашли вы из этого противоречия? — спросила Антонида Дмитриевна.

— Я коммунист, Антонида Дмитриевна. Я коммунист до мозга костей своих, — голос Горелика звучал жестко и, пожалуй, торжественно. — Я безоговорочно верю в законы диалектики. И именно эта вера привела меня к разгадке качественного скачка в грядущем градостроительстве. Наступит день, когда человечество вынуждено будет отказаться от дальнейшего увеличения высотности зданий. И тогда…

— Тогда? — эхом отозвалась Зенцова и резко подалась вперед, чтобы снова увидеть в зеркале лицо Горелика.

— Тогда оно обратит свой взор туда, вниз.

Отняв правую руку от баранки, Лев Кириллович простер ее к полу кабины.

— Подземные города! — ахнула Антонида Дмитриевна. Но тут же разочарованно вздохнула: — Под землей, насколько мне известно, уже давным-давно строят…

— Строят, дорогуша, строят. Но только не города, а этажи. Я же говорю о городах под городами. Сто этажей вверх и триста вниз. Площади, проспекты, стадионы, парки наверху. Но еще более впечатляющие площади, проспекты, стадионы и парки внизу.

— Вверху солнце…

Горелик фыркнул.

— Эка невидаль — солнце! Да внизу его будет еще больше. Даровые источники тепла будут превращены в море света. Светиться будут стены домов, улицы, купола над стадионами, набережные подземных прудов. И еще неизвестно, где будет больше комфорта, вверху или внизу.

Горелик, словно устыдившись собственной душевной слабости, умолк.

— И вы принялись за проект первого подземного города, подсказала Антонида Дмитриевна.

— Да, представьте, — глаза Горелика встретились с ее глазами в зеркале. — Вся жизнь была в нем. Работал по ночам, в выходные, в праздники, убивал на него отпуска. Семьей обзавестись было некогда. И что бы вы думали? В том НИИ, о котором я поминал, произвели экономический расчет моих «высотных» подземных домов, и легко, как дважды два четыре, доказали полную несостоятельность проекта. Оказалось, что каждый этаж вниз обойдется во много раз дороже, чем соответствующий этаж вверх, в небо.

— Открытие эпохи де состоялось… — с горечью посочувствовала Антонида Дмитриевна.

— Да, тогда, десять лет назад, увы, не состоялось. Но я ни на один день, ни на один час не переставал ломать себе голову над решением этой чертовой проблемы. И как только не свихнулся. Крепкоголовым оказался, видно.

— И что же?

— Моя трагедия, глубокоуважаемая Антонида Дмитриевна, оказалась в том, что я собирался строить подземные города будущего по той же технологии, по которой строятся современные наземные города. Это все равно, что на автомобиль ставить тележные колеса. Мой сегодняшний навык строителя для строителя будущего станет всего лишь историей. Поверив в законы диалектики, я безбожно грешил против этих законов. Как воздвигается сегодняшнее здание? Снизу вверх! — снова отняв правую руку от баранки, Горелик потряс ею над головой. Фундамент… первый этаж… второй… десятый… Снизу вверх! — повторил он, как заклинание. — И только вчера, проклиная созданный вами и не подвластный ни машинам, ни взрывчатке камешек, я нашел истинное решение. Если бы не вы, Днтонида Дмитриевна, посланные мне самой судьбой, я бы до конца дней своих так бы и протоптался на месте.

— Я?! Вот даже как! — искренне удивилась Зенцова. — Ваши подземные города и вдруг… я. Чудно что-то, Лев Кириллович.

— Мы с вами будем строить подземные города будущего. И не снизу вверх, а наоборот — сверху вниз, — рука Горелика, энергично описав в воздухе дугу, вновь устремилась в пол кабины. — Сверху вниз — вот ключ решения проблемы. И единственную возможность для этого дает ваша изотопная вода, ее способность обращать грунт в сверхпрочное вещество. Мы поведем стены вниз, этаж за этажом, ярус за ярусом, улицу за улицей. Но… это, конечно, в будущем. А пока… — сжав губы, Горелик помолчал, — пока нам с вами предстоит не менее трудная задача: доказать вышестоящим товарищам, что нам под силу за одну ночь создать стены шести цехов швейного комбината.

— Я не совсем понимаю…

— На верхнем основании коробки мы выложим стены Дворца культуры, а вниз, этаж за этажом, упрячем швейный комбинат. Чувствуете, какую площадь сохраним для города? Вместо цехов мы разобьем на ней парк, создадим искусственный пруд, построим стадион. Но… но на все это нужно согласие сверху, нужно, чтобы нас поняли, поддержали.

Антонида Дмитриевна зачарованно взирала на Горелика, но уже не в зеркале, а привстав и отодвинувшись к стенке кабины, чтобы можно было видеть его всего.

— Непостижимо! — вырвалось у нее. — Вы — главный инженер СМУ и вдруг… такой мечтатель.

— А что, уж главным инженерам СМУ нельзя быть и мечтателями? — с притворной обидой отозвался Лев Кириллович. — Я-то ведь думаю и о тех городах, которые нам предстоит строить на Луне, на Марсе, на спутниках Юпитера. Там наверняка придется уходить в глубину, и без вашей изотопной водички никак не обойтись.

Зенцова обессиленно откинулась на спинку сидения.

— Кто бы мог подумать, что моей изотопной воде открываются такие возможности… — выдохнула она со стоном. — Ах, если бы я могла предвидеть это хотя бы десять лет тому назад… насколько бы легче мне было переживать поражения.

— Антонида Дмитриевна, голуба, — сказал Лев Кириллович, да вы же сами отказались от такой возможности. Вспомните ту ночь в Ярославле. Я пытался тогда вызвать вас на откровенность. Да я и сам тогда нуждался в вашем сочувствии. Наша взаимная искренность могла бы еще десять лет назад привести к объединению наших усилий, наших замыслов. Но… увы, вы весьма недвусмысленно дали понять, что не нуждаетесь в моем обществе. Сделайте милость, припомните.