Потирая ушибленные колени, прихрамывая, он последовал за ней в комнату. Там горела единственная, свисавшая с потолка лампочка. Только теперь при ее свете Андрей с удивлением увидел, что на Инне Георгиевне рабочий кучинский костюм, непомерно великий, свисающий, как с жердочки. Штанины волочились за нею по полу. Ее платье, сорочка, колготки и лифчик сушились на спинке дивана.

Ничего не соображающий Андрей, молча смотрел на женщину.

— Как хорошо, что ты пришел, — Облегченно вздохнула Инна Георгиевна. — Если бы я еще час-два осталась наедине…

— Что ты здесь делала?

Женщина, счастливо потягиваясь, прошлась по комнате.

— Я провела еще один эксперимент. Решающий.

— Ты работала с аппаратом? Значит, Матвей Родионович не напрасно беспокоился. Но где же…

Оглядев комнату, Андрей не увидел ни знакомой коробки с хомячком, ни чего-либо другого, на чем Инна Георгиевна могла бы испытывать мазер. Единственное, что снова и снова мозолило глаза Андрею, так это стул, одиноко стоявший посреди комнаты, да очки, валявшиеся подле его ножек.

До сознания Андрея постепенно доходил смысл происходящего.

— Неужели… ты… — пробормотал он срывающимся голосом.

— Да, Андрюша, да! — пропела Инна Георгиевна. — Я должна была сделать это. Как же мне еще доказать свою причастность к нашему открытию? Я получила такие результаты, которые позволят мне распахнуть двери в настоящую науку. О, остановить теперь Инну Подшивалову будет куда как непросто!

— Но как же ты… смогла… одна?

— Ох, Андрюша, ты даже не представляешь, чего мне это стоило. Я думала с ума сойду, пока разберусь в принципе действия мазера. Хорошо, меня электрики из нашей поликлиники консультировали, реле изготовили, чтобы включение и выключение происходило автоматически. А присоединять-то реле мне самой пришлось, позвать-то сюда я никого не могла, сам понимаешь. Я последние ночи спать разучилась, — Инна Георгиевна счастливо засмеялась. — Одного я, правда, все-таки не учла, — она за карманы развела в стороны висевшие на ней штанины кучинского костюма, — мне следовало раздеться. После выключения все на мне промокло до нитки.

На минуту воспаленное воображение Андрея нарисовало мрачную картину: любимая им женщина мертвым ледяным изваянием застыла на стуле. Ее одежда, волосы, очки покрылись инеем…

А если бы отказало это самодельное реле? Андрей обессиленно плюхнулся на стул, одиноко стоявший посреди комнаты. Под его ногами хрустнуло стекло.

— Мои очки! — ахнула Инна Георгиевна.

Они одновременно нагнулись за пустой оправой. И стукнулись лбами — да так, что Андрей крякнул, а Инна Георгиевна громко вскрикнула. Андрей впервые увидел, как она хохочет, всплескивая руками, запрокинув голову и раскачиваясь из стороны в сторону.

Вдруг она сразу осеклась, ее глаза, устремленные на Андрея, раскрылись широко и зачарованно.

— Андрюша! — она схватила его за руки. — Я же и без очков…

— Что? — перепугался Андрей.

— Я все отлично вижу. Ты подумай только — без очков!

Они поднялись на ноги. Андрей не выпускал, ее рук, словно боялся, что неведомая сила подхватит и унесет ее.

— Какие необъятные возможности, — проговорила Инна Георгиевна. Глаза ее смотрели на Андрея, но тот понял, что она не видит его. — Целый мир неведомого… И впереди теперь вся жизнь.

Ее глаза снова увидели Андрея.

— И вместе, да? — шепнула она.

Над городом, еще не остывшим после вчерашней жары, взошло солнце. В лучах его вспыхнули золотом окна верхних этажей политехнического института. Проснулся ветер, зашелестел в листве подстриженных тополей, шеренгой стоявших вдоль корпуса, подхватил и погнал по асфальту старые, брошенные студентами троллейбусные билеты, завертел их, закружил, а наигравшись, принялся ощупывать окна полуподвального этажа — хорошо ли закрыты. Уже в самом конце здания под его напором вдруг поддалась створка, сначала медленно, потом стремительно распахнулась, со звоном ударила по рефлектору на штативе, стоявшему на столе и оставленному вчера здесь кем-то из лаборантов.

Опрокинувшись, штатив достал ободком рефлектора до пульта — большой вертикальной панели с множеством кнопок, тумблеров, сигнальных ламп и измерительных приборов. Ободок скользнул сверху вниз по пульту, зацепился за головку одного из тумблеров и увлек ее за собой.

Над тумблером тотчас вспыхнула красная сигнальная лампа, возвестившая о включении системы.

Его Величество СЛУЧАЙ.

Событие, вероятность которого бесконечно мала. Сколько на свете лабораторий, сколько в них окон? Везде бывает ветер и всюду может распахнуться окно. Но чтобы вот так опустить рычажок командного тумблерасколько необходимо для этого самых невероятных совпадений.

Однако вот же случается.

Раз в тысячу лет, но, увы, случается…

Крышка люка бесшумно скользнула вниз по направляющим пазам и с глухим стуком опустилась на гидравлические демпферы. Тотчас же сработал гидравлический замок. В камере, металлической коробке длиной в шесть, шириной четыре и высотой около трех метров, стало настолько темно, что Валентин перестал различать окружающее. Полированная матрица, которую он выверял, исчезла из поля зрения. Только спустя минуту-две при слабом свете, едва проникавшем сквозь дюймовый кварцевый глазок, Валентин смог различить тусклый блеск металла.

— Э! — закричал Валентин. — Что за дурацкие шутки!

И забарабанил кулаком по крышке люка, открыть которую можно было только извне, нажав одну из кнопок на пульте. Никто не отозвался. По другую сторону стальных стен камеры царила тишина, если не считать гула заработавшей насосной установки.

Пол мелко завибрировал под ногами.

Он еще не хотел верить в нелепость происходящего. Все это походило на чью-то неумную шутку, и пошутивший, похоже, теряет чувство меры. Но когда из сопла над самым полом ударила тугая струя воды, он с ужасом начал убеждаться в слепой неотвратимости событий. Час ранний, в лаборатории, кроме, него, ни души. К тому же, придя в лабораторию, Валентин замкнул за собой двери на ключ.

Самовключение?

Немыслимо! Невероятно!

Между тем струя воды, прямая, отливающая сталью, била в противоположную стену с такой силой, что скоро вся камера наполнилась тончайшей водяной пылью, и эта пыль, точно росой, покрыла одежду, волосы, лицо Валентина, оптиметр, который он держал в руке.

Остановившимися глазами глядел Валентин на струю, зная, что всего сорок минут потребуется ей, чтобы заполнить камеру по самую крышу.

Но ведь в камере находился он, Валентин!

Дело принимало комический по своей сути и страшный по возможному исходу оборот. Если в течение ближайших сорока минут никто не появится в лаборатории…

Но ведь даже появившись, нужно сообразить, что в гидрокамере находится человек. Да нет, это