«ненужных» или «вредных» для него большевистских соратников со своего пути.

В заключительной части письма содержится предупреждение коллеге, что больше рассчитывать на товарища Кобу нельзя, поскольку начальник енисейской охранки, не зная подоплеки событий, мог на основании слухов, неизбежно циркулировавших в охранительной среде, иметь на поступившего к нему «революционера» свои профессиональные виды. В общем письмо Еремина идеально и по своей внутренней логике, и в части содержащейся в нем информации.

Когда наш дорогой Никита Сергеевич узнал о публикации письма Еремина в журнале «Лайф», он стал опасаться, что, – как говорил Ягода на процессе «антисоветского правотроцкистского блока», где он уже был в качестве обвиняемого, – «так мы очень далеко зайдем» в разоблачении гнусных привычек и качеств товарища Сталина. Что же это, сказал он, так может оказаться, что первой коммунистической державой тридцать лет правил полицейский шпик! И наш веселый оттепелившийся Председатель поручил своему любимцу Серову(чекисту сталинской формации – из числа тех, у кого Карл Маркс в одну допросную ночь признался бы в чем угодно), возглавлявшему тогда КГБ, дать заключение по письму Еремина. Рапорт товарища Серова приводится ниже по его факсимильной публикации:

Герб СССР. Штамп: «Комитет государственной безопасности при Совете Министров СССР.

4 июня 1956 г. № 1406-С. гор. Москва.

Особая папка.

Сов. секретно.

Подписи ознакомившихся с документом Булганина, Ворошилова, Кагановича, Маленкова, Молотова и еще каких-то «деятелей».

«Секретарю ЦК КПСС

товарищу Хрущеву Н.С.

По сообщениям ТАСС от 20 апреля и 20 мая с. г. в американском журнале «Лайф» был помещен фотоснимок находящегося в распоряжении редакции подлинника документа «Особого отдела департамента полиции» царской России о И.В. Сталине о том, что он является агентом жандармского управления.

При этом в журнале ”Лайф“ изложено содержание письма от 12 июля 1913 года № 2988 за подписью заведующего Особым отделом департамента полиции ЕРЕМИНА в адрес начальника Енисейского охранного отделения А.Ф. ЖЕЛЕЗНЯКОВА.

Комитетом госбезопасности проведена проверка этого сообщения и установлено следующее:

ЕРЕМИН с 1910 года по июнь 1913 года действительно служил заведующим Особого отдела департамента полиции, а затем был переведен на службу в Финляндию. Таким образом, дата в приведенном документе из журнала ”Лайф“ не совпадает на месяц.

Проверен также журнал исходящей корреспонденции Особого отдела департамента полиции за 12 июня 1913 года, по которому документ за № 2988 не отправлялся. Все номера исходящей корреспонденции за июнь месяц 1913 года не четырхзначные, а пяти- и шестизначные.

Документ за подписью ЕРЕМИНА адресован начальнику Енисейского охранного отделения Алексею Федоровичу ЖЕЛЕЗНЯКОВУ.

Проверкой архива в Красноярске установлено, что в списке общего состава чиновников отдельного корпуса жандармов за 1913 год действительно значится ротмистр ЖЕЛЕЗНЯКОВ, но не Алексей, а Владимир Федорович. Причем его должность была не начальник Енисейского охранного отделения, а прикомандированный к Енисейскому жандармскому управлению без штатной должности.

Других документов по этому вопросу не обнаружено.

При проверке архивных документов Красноярского управления попутно найдены следующие документы:

Заявление И. В. Сталина губернатору с просьбой разрешить остаться до окончания срока ссылки (до 9 июня 1917 г.) в гор. Ачинске. Просьба Сталина к приставу Туруханского края о выдаче пособия. Письмо Сталина члену Государственной Думы Р.В. Малиновскому. Рапорт Туруханского пристава от 20 декабря 1916 года о том, что Иосиф Джугашвили отправлен в распоряжение Красноярского уездного воинского начальника, как подлежащий призыву на военную службу, и другие документы, копии которых прилагаются.

Как установлено нашими сотрудниками из беседы с работниками Красноярского архивного отдела, за последние 15 лет туда часто приезжали работники из Москвы и забирали ряд документов, касающихся И.В. Сталина, содержание которых они не знают.

Кроме того, по рассказу гр-ки ПЕРЕЛЫГИНОЙ было установлено, что И.В. Сталин, находясь в Курейке, совратил ее в возрасте 14 лет и стал сожительствовать.

В связи с этим И.В. Сталин вызывался к жандарму ЛАЛЕТИНУ для привлечения к уголовной ответственности за сожительство с несовершеннолетней.

И.В. Сталин дал слово жандарму ЛАЛЕТИНУ жениться на ПЕРЕЛЫГИНОЙ, когда она станет совершеннолетней.

Как рассказала в мае месяце с.г. ПЕРЕЛЫГИНА, у нее, примерно, в 1913 году родился ребенок, который умер. В 1914 году родился второй ребенок, который был назван по имени Александр. По окончании ссылки Сталин уехал и она была вынуждена выйти замуж за местного крестьянина ДАВЫДОВА, который и усыновил родившегося мальчика Александра. За все время жизни Сталин ей никогда не оказывал никакой помощи. В настоящее время сын Александр служит в Советской Армии и является майором.

ПРИЛОЖЕНИЕ: Копии документов.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИТЕТА ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ при СОВЕТЕ МИНИСТРОВ СССР

Подпись (И.СЕРОВ)»

Аппарат КГБ в 56-м, когда писалось это письмо, был, по-видимому, в прострации: еще никто даже представить себе не мог, чем закончатся хрущевские преобразования. Может быть, им мерещились новые процессы или что-то вроде Нюрнберга. Поэтому подписанное Серовым письмо Никите Сергеевичу носит какой-то рыхлый, нечеткий характер. Сначала КГБ подтверждает сам факт существования Еремина. Затем сообщает, что Еремин работал в Департаменте полиции «по июнь 1913 г.» до перевода в Финляндию, и делает вывод, что 12 июня 1913 г. (!) он не мог отправить письмо из Департамента полиции. Почему не мог? Ведь он работал «по июнь», а не по «1 июня». Потом оказывается, что КГБ искал в архиве Департамента полиции письмо № 2988, в то время как на письме Еремина стоит № 2898, т.е. более ранний почти на сто номеров. КГБ указывает на то, что енисейского Железнякова звали не Алексей Федорович, а Владимир Федорович, не учитывая, как высоко находился Еремин и как далеко находился от него какой-то Железняков, Еремин мог себе позволить забыть, как того зовут. В то же время письмо Еремина носит прощальный характер. Так пишут, закругляя свои дела перед новым назначением. Что касается нумерации исходящей из Департамента полиции почты, то утверждение, что там использовались пяти- и шестизначные номера, не доказательно, тем более что письмо Еремина носит не деловой, а информационный характер.

Вторая половина письма Серова и вовсе не касается письма Еремина. Посланные им в Красноярск псы унюхали, что архивные материалы там изрядно подчищены ранее наезжавшими сталиноведами, но все же и на их долю кое-какая клюквочка осталась, и товарищ Серов счел возможным украсить ею свое письмецо в адрес Кукурузника.

Это была история совращения несовершеннолетней гражданки Перелыгиной во время пребывания вождя в селе Курейка Туруханского края. Таким образом, на счету дореволюционных подвигов товарища Кобы имелся и ставрогинский грех. Правда, мы не знаем, насколько условия совращения четырнадцатилетней гражданки Перелыгиной соответствовали подробному описанию сцены соития Николая Всеволодовича Ставрогина с несчастной девочкой Матрешей в революционном романе Федора Михайловича Достоевского «Бесы». (Отметим попутно, что одним из литературных псевдонимов товарища Кобы была фамилия Бесошвили, т.е. сын Беса. Правда, формулируя это погоняло, вождь, конечно, имел в виду не дьявола, а своего отца – Виссариона, сокращенное имя которого в грузинском обиходе звучало «Бесо».) Правда, сама суть ставрогинского греха так увлекла педофилически озабоченного классика, что он запутался в возрасте жертвы: в одном месте исповеди созданного его воображением мерзавца ей десять лет, в другом – четырнадцать, как гражданке Перелыгиной в год ее встречи с сыном Беса.

Впрочем, как для восточного человека, для товарища Кобы возраст объекта его сексуальных домогательств большого значения не имел: на Востоке принято, что если в теле есть два пуда веса, то это