понять, ЧТО последует при ма-лейшем, пусть даже неосторожном движении.

Марчелл вытащил пистолет сам, удобно переложил его в другую руку. В каждом движении угадывалось мастерство первоклассного стрелка.

Щёлкнул предохранитель. Дуло упёрлось сбоку, под нижнюю челюсть. Холодный металл ожёг кожу, но Джейк не дёрнулся, только сглотнул.

— Видит Бог, как я хочу спустить курок! — Марчелл всё также улыбался одними глазами, но голос его был спокойным, со зловещей хрипотцой. — Ведь и ты тоже этого хочешь, гвардеец, не правда ли? Не меньше моего… А почему? Потому, что ждут теперь тебя вещи куда страшнее пули в голове. Следствие, глубокий допрос, возможно, промывка. Судьба наркомана…

Джейк чуть двинул подбородком, вдыхая аромат дорогого коллекционного коньяка — аромат дыхания главнокомандующего. Это движение автоматчики восприняли, как попытку освободиться, — руки заломили назад до хруста в суставах, до непере-носимой боли. Но Джейк только зубами скрипнул, стиснул челюсти так, что скулы онемели. Но ни стона, ни звука!

— Ничего хорошего для тебя, гвардеец, — протянул Марчелл укоризненно. — Уже представляешь, да? — Он ещё сильнее надавил на рубчатую рукоять оружия. — А так — бах! — и всё! Правда, легко? — И тут неожиданно влепил другой рукой прямо под рёбра. Джейк выдохнул воздух без стона, только выдохнул, а на вдох своих сил уже не хватило.

— Я ведь тебя помню, даже слишком хорошо помню, — продолжал Марчелл, опус-тив пистолет, не глядя на Джейка намеренно, но краем глаза наблюдая за ним в ожидании хоть малейшего движения, хоть крошечной попытки освободиться или оказать сопротивление. Марчелл ненавидел Императора Ниобы кровно, ненавидел всё, что с Ним было связано. Ненавидел до нервной дрожи. А тут — как подарок свыше! — гвардеец, императорский гвардеец. В лице этого двадцатилетнего мальчишки, с завидной твёрдостью сохраняющего остатки самообладания, Марчелл видел всю ущербность императорского правления, всё то, что шло в разрез с представлениями любого демократически настроенного сионийца. — Гвардеец-переводчик. Тень Императора! — Короткий ироничный смешок. — Пусть теперь Импе-ратор тебе 'спасибо' скажет. Ведь гвардейцы нам ещё ни разу не попадались… Грязно играете! — Резко перевёл глаза на Джейка, упрёк выкрикнул прямо в лицо. При этом чуть рукой двинул, будто замахнуться хотел для второго удара, но сдержался почему-то, добавил лишь:- Для такого-то дела могли и постараться.

Я ведь теперь с тебя шкуру спущу. — Марчелл зловеще улыбнулся. — По старому знакомству… Я уж прослежу, чтоб из тебя всё выцедили, до последней капельки…

При проведении глубокого допроса врач присутствовал всегда, уж очень серьёзным было это дело. Доктора Гервера, специалиста с тридцатилетним стажем, Сио-нийский Отдел Госбезопасности держал при себе для подобных случаев. Конечно, глубокий допрос — не единственное, чем занимался Гервер, но здесь ему не было равных. К каждому делу он подходил с особой тщательностью, как врач он всегда помнил, что имеет дело с человеком, с самым сложным, с самым удивительным его органом — с мозгом.

Знакомиться с подследственным он начинал с личного дела, с данных, собранных в ходе обычных допросов. И этот раз не был исключением. Но такое бедное количе-ство собранных сведений удивило его.

Индикатора личности не было. Без него ничего не удалось выяснить. Ни точного имени, никаких данных о рождении и учёбе. Ничего!

Гервер просматривал распечатки проведённых допросов, на глаза попадались лишь пустые графы или почерки. И чем дольше он изучал дело, тем больше в нём просыпался интерес к этому человеку. К интересу примешивался ещё и азарт. 'Уп-рямец, значит! — улыбнулся собственным мыслям. — Ну, что ж, посмотрим'. Асси-стент, неизменный уже в течение десяти лет, возник на пороге кабинета, сообщил сходу:

— Он готов!

— Ну и прекрасно!

— Кое-какие сведения о нём вы всё-таки сумели собрать, — Дэмьен вводил в курс дела на ходу по пути от кабинета до лаборатории. А это немало: с десятого этажа на скоростном лифте вниз, а потом сетью подземных переходов — в другой корпус комплекса. — Здоровье на 'отлично', никаких отклонений. Вот только есть кое-какие странности, не объяснимые на первый взгляд. Но это вы сами увидите. — В ответ на эти слова Гервер кивнул головой: знак того, что отмеченную мелочь он уже не за-будет.

— Смею предположить, что он военный, — продолжал Дэмьен, еле поспевая за раз-машистым шагом своего начальника. — Имеет искусственно выработанный иммуни-тет на тринитроклутатин. По-моему, иммунитет на него вырабатывается у всех ниобианских солдат. — Гервер кивнул, соглашаясь: 'Да, так оно и есть!' — А также устойчивость к сыворотке Эшли. К мукавистану… Иммунитет ко всем диастабио-тикам. Я отправил его кровь на повторный анализ: иммунитет к А-стимулятору мне показался ошибочно указанным. Да и подозрителен такой результат: на А-стимулятор иммунитет организмом не вырабатывается. — И снова Гервер отделался лишь молчаливым кивком. Но сам-то был доволен началом работы и самостоятель-ностью своего помощника.

— Крепкий орешек, доктор Гервер! — Дэмьен улыбнулся, пропуская своего шефа вперёд из кабины лифта. — На бо?льшую часть наших препаратов имеет устойчивый иммунитет.

— Тем хуже для него! — отозвался тот, шагая по коридору совсем неслышно, пла-стик полового покрытия глушил все звуки.

— Кое-что из обычного состава он получил перед моим уходом. Так что препараты уже должны начать действовать, — закончил свой отчёт Дэмьен только перед дверью в лабораторию, а потом с приглашающим жестом правой руки пропустил Гервера внутрь.

Да, по-детски беспомощным и слабым выглядит человек в таком положении. Бо-сой, голый по пояс, да ещё и притянутый широкими эластичными ремнями к плос-кости большого операционного стола. Обротали так, что и не шевельнуться, сколь-ко ни старайся, не вырваться.

Гервер прошёл к столу, с любопытством изучая объект своих предстоящих иссле-дований. Матовый неяркий свет, льющийся сверху, освещал прекрасно сложенное хорошо развитое тело высокорослого человека.

Гервер медленно оглядел его сначала сверху вниз, потом — снизу вверх. Взгляд точно наткнулся на шрамы. Четыре округлых ямочки на гладкой, ровного загара коже. Две с левой стороны, там, где сердце, две других — справа, у печени. Четыре пули в грудь. Ранение в самые жизненно важные органы. Пусть даже не прямо в сердце, всякое бывает. Человек иногда такой живучий… Но выжившего с подоб-ным ранением Гервер за годы своей практики ещё не встречал. Вот бы поглядеть на того хирурга, который собирал этого мальчишку после автоматной очереди.

Но ведь живой же! Вот он! Живёт и не задумывается, каких сил стоила кому-то эта спасённая жизнь.

Дэмьен заметил взгляд своего шефа, упредил все расспросы, начал первым:

— Конечно, это был один из способов узнать его прошлое. Любой врач, даже част-нопрактикующий, обязан сообщать о каждом огнестрельном ранении. А уж о та-ком, — ассистент взглянул в сторону пленного. — Но ничего! И сам он молчит.

— Да, с таким врачом неплохо было бы познакомиться лично. Да и не стыдно по-учиться у него кое- чему… — Гервер хмыкнул, заинтересованно хмуря брови. — Инте-ресный экземпляр.

Любопытство недавнего хирурга пересилило сдержанность следователя. Осто-рожно пальцами он коснулся одного шрама, ямочки как раз между рёбрами. Под-следственный, который после порядочной дозы наркотиков должен был находиться в полубессознательном состоянии, вдруг дёрнулся всем телом от этого прикоснове-ния, как от удара током.

— Откуда они? В тебя стреляли, да? Кто? — спросил, глядя пленному в лицо. Моло-дой совсем, лет, может, двадцать, или чуть больше. Довольно симпатичный. Впро-чем, как и многие в его годы. И не удивительно, на стороне таких главное преиму-щество — молодость. И глаза удивительные, красивые. Синие, с поразительной глу-биной. И ясность во взгляде. Может, не давал ему ничего Дэмьен? Ведь это не