новая армия. Прошлой ночью он полагал: нужно только переждать и перехитрить их, пока не покончит со всеми семерыми, но сегодня эта стратегия уже не годилась. Название сегодняшней игры — “Выйти”. Иного способа уцелеть нет.

И он не в лучшей форме, чтобы выжить, окоченевший от холода и скрипящий, как старик, — таким он стал после купания в ледяной воде и сна на полу в нетопленой комнате. Когда двигался, трещали суставы, все тело болело, и он передвигался, словно калека. Потрогал одежду — она была еще мокрой. Ночью здесь было не очень-то тепло. Все еще мокрыми оставались и ботинки, и куртка.

Но он больше не мог оставаться в конторе. Они конечно же прочешут весь парк, и будет плохо, если его поймают на втором этаже с одной лестницей. Но выйти без ботинок и зимней куртки тоже невозможно.

Хорошо, еще есть несколько минут. Он оставил ботинки и куртку на месте и пошел в ванную. Горячая вода была не очень уж горячей, но, во всяком случае, теплой. Удивительно, что ее совсем не отключили на зиму. Но, возможно, у труб надежная теплоизоляция, уберегающая от замерзания, и контору зимой иногда посещают. Он умылся, и самочувствие немного улучшилось. Выпил воды и почувствовал, как она прошла в пустой желудок. Ощущение не из приятных. Вернулся в контору, надел ботинки. На три пары носков они налезли с трудом и не без боли, но теперь холод и сырость не доберутся до кожи. Затем на рубашки и летнюю куртку надел свою куртку, которая тоже налезла на него с трудом. От прикосновения мокрой холодной куртки к шее и запястьям его сразу охватил озноб, но с этим ничего не поделаешь. Оба ножа положил в боковые карманы, надел влажные перчатки, взятые в конторе сторожа, но высохшие лучше ботинок и куртки. Теперь он готов. Спустился вниз, отодвинул стул и корзину, осторожно открыл дверь с зеркалом. Поблизости — никого. Он вышел и закрыл за собой дверь.

Возле магазина одежды на мостовой с искусственным булыжником тоже никого не было. Он задержался на минутку в дверном проеме. Солнце светило ярко, но не грело. Он едва мог расслышать несколько раз то неожиданно возникающий, то исчезающий шум. Потребовались минуты, чтобы разобраться, откуда он доносится, но затем Паркер понял. Они везде включали электричество. Переходя от дома к дому, от одного аттракциона к другому, от одной экспозиции к другой, включали и тотчас выключали, как только начинали воспроизводиться записи на магнитофонную ленту. Оставили свет, но не звук. Если он доживет до вечера, но не сумеет выбраться, отсрочки больше не будет. Парк окажется ярко освещенным от одного конца до другого. Да и при дневном свете в зданиях будет гореть свет. Темных уголков не останется, или их будет очень мало. Положение хуже некуда.

Справа находился фонтан, тот, что в центре парка, слева — остальная часть “Острова Нью-Йорк”, а за ним аттракцион для катания “Кони-Айленд” и уличный аттракцион. Он повернул налево. Через несколько шагов побежал.

Паркер выходил из “Кони-Айленда”, пересекая границу между “Островом Нью-Йорк” и “Заколдованным островом”, намереваясь обойти вокруг театра, когда неожиданно услышал голос:

— Вон он! Вон он! За “Змеиным гнездом”, за театром на “Заколдованном острове”!!!

Паркер остановился на открытом месте, оглянулся и никого не увидел, но тотчас услышал выстрел. Пуля попала в заснеженный асфальт возле правой ноги, и он поднял глаза. Над головой с протянутых канатов висели кастрюлеобразные вагонетки на четверых. Пассажиры фуникулера поднимались с площадки за театром в задней части “Заколдованного острова”, проплывали над парком, поднимаясь до высшей точки над фонтаном, и спускались в дальнем конце, в задней части “Гавайского острова”. Они подключили фуникулер к электросети и послали двоих наверх для наблюдения с противоположных сторон парка. Когда обе “кастрюли” оказались в правильном положении, обесточили канатную тягу, и теперь наблюдатели висят наверху, просматривая весь парк. Воздушная разведка, как в армии.

Парень перегнулся через край “кастрюли”, высунулся по пояс и показывал револьвером вниз, на него. Хорошо виден на фоне неба. Видимо, был слишком взволнован, а потому полностью раскрыл себя. Если б у Паркера был револьвер, этот ненормальный был бы уже мертв. Застрелить его было так же легко, как в тире. Раздался выстрел. Пуля ударила ближе. Паркер повернулся и побежал к театру. Над ним закричали:

— Он бежит в театр! Он бежит в театр!

Но ничего другого не оставалось. Куда бы он ни побежал, парень в “кастрюле” видел его. Быть может, в театре в конце концов он сумеет пробраться в отдаленную часть, где стена здания укроет его от наблюдателя. Какие у него после этого будут шансы? Кто знает? Может быть, никаких.

Он с силой дернул боковую входную дверь, которую вчера днем оставил приоткрытой. Все сделанные приготовления пригодились. Если что-либо и спасет его, так только день, подаренный ему, чтобы все подготовить. В помещении оказалось темно, преследователи, одержимые страстным желанием всюду включать свет, сюда еще не дошли. Посветив фонарем, чтобы что-нибудь не опрокинуть в темноте, Паркер нашел дорогу на сцену и поднялся по железной лестнице на мостик вдоль левой стены. Веревки, держащие задники, все еще были привязаны к рейке так, как он их оставил, и грузила выстроились в ряд по наружному краю мостика. Движение несколько уменьшило заторможенность в суставах, но все же он не был проворен так, как обычно. Он с трудом заставлял себя двигаться быстро или более ловко, как было ему обычно свойственно и так необходимо теперь. Он выпрямился, нагнулся и пошел по мостику, пытаясь обрести подвижность до того, как они придут.

Двери с треском распахнулись. Длинный тонкий прямоугольник света лег на полпути к центральному проходу между рядами кресел.

Вбежали люди, толкаясь, тяжело дыша и громко переругиваясь. Кто-то крикнул оставшимся на улице:

— Осмотрите все двери, осмотрите их все!

— Включите свет! Где тут зажигается свет? — Кто-то громко спрашивал остальных.

— Там, на сцене! С левой стороны большая панель управления.

Замигали фонари, высвечивая неясные контуры людей. Полдюжины, может, больше. Они столпились вокруг сцены и орали друг на друга, требуя включить свет. Кто-то крикнул, что сейчас включит.

Паркер пробежал по мостику и, дернув за скользящие узлы на веревках, сбросил железные грузила. Он не знал, находится кто-либо под мостиком или нет, если да, то восьмикилограммовые грузила, свалившись на головы, на некоторое время выведут часть людей из строя. В любом случае около сцены торчали трое или четверо. Задники с тяжелой, весом десятки килограммов, нижней частью, чтоб не морщились, один за другим, от первого до последнего, упали вниз, рассекая с громким свистом воздух, как ножи огромных гильотин. Тяжелая нижняя часть задников с грохотом обрушилась на сцену, а расписной холст продолжал падать, громоздясь, словно накрахмаленное белье, и наконец очень тяжелые металлические трубы длиной по ширине сцены свалились вниз, а веревки пронеслись со свистом через блоки под крышей и упали на сцену, словно мертвые бурые змеи. И под всем этим, возможно, остались погребенными люди.

Паркер схватил две оставшиеся веревки, резко дернул, освободив скользящие узлы, и, вцепившись в веревки, резко спрыгнул в глубокое пространство и промчался через темноту в сторону потолка, при этом плечи и спина заныли от боли. Он слышал, как блоки жалобно завыли и начали вращаться над головой, быстро приближаясь, и знал, что должен добраться вовремя, иначе веревки затащат руки в блоки и раздробят пальцы.

Все произошло молниеносно. Полет, как выстрел из пушки, завывание блоков и спуск, вращение в темноте, когда инерция все еще тянет вверх, остановка на полпути, также в темноте, отчаянное размахивание рукой, потому что если он за несколько следующих секунд не коснется чего-либо твердого, то упадет с высоты одиннадцати метров на пол сцены и разобьется. Он ударился левым предплечьем о металл, скользнув по нему, но пальцы успели обхватить металлический предмет и сжали его, будто он ускользал. Предмет оказался металлическим стержнем. Вторая рука, устремившись вслед, тоже ухватилась за него. Паркер повис, покачиваясь. Внизу под ним суетились преследователи, слышались крики, вопли, стоны. Сплошная неразбериха. И все эти звуки перекрывал пронзительный крик:

— Свет! Свет!

И Паркер чуть не крикнул то же самое вместе с ними, потому что теперь свет нужен был и ему, даже нужнее, чем тем, внизу на сцене. Наконец зажгли свет. Он перекатывался волнами. Включали светильники по очереди: огни рампы, ряды прожекторов над сценой, ряды подсветочных ламп перед небольшим