- Стадное чувство, - Смит не хочет уколоть Герба, хотя про себя он смеется.

Воцаряется молчание. Они выговорились и теперь оба соображали, что бы еще сказать. Герб считает, что людям, которые находятся вместе, не обязательно все время извергать слова, но он держит свое мнение при себе, так как Смит может подумать, что он начинает рассуждать о серьезных вещах.

- Манжеты опять выходят из моды, - помолчав, изрекает Смит.

- Угу. Миллионы парней сейчас перешивают брюки. Как по-твоему, куда девают портные все манжеты? Куда идет весь этот материал?

- Коврики делают.

- Стоят одинаково, - Смит имеет в виду брюки без манжет.

- Точно.

Опять молчание.

Вступает Герб:

- У тебя много костюмов из немнущейся ткани?

- Есть несколько. Все их носят.

- Кто их стирает? - Никто, - с негодованием бросает Смит. - В химчистках их чистят специальным способом, неплохо зарабатывают.

- Не очень здорово.

Смит пожимает плечами.

- Что делать?

- Да, - Герб чувствует, что и эта тема исчерпана.

- О! Гляди, Фаррел.

Герб видит ухмылку Смитти, который глядит через окно на окно в доме напротив.

- Что он там делает?

- Телевизор смотрит. Гляди, какой стул.

Герб поднимается и подходит к окну. В руках у него пепельница, которую он ставит на стол, после чего Герб возвращается к дивану. С расстояния в сто тридцать футов не должно быть замет его любопытного взгляда.

- Да, это гнутый стул.

- Гнутый то гнутый, но он красный. Откуда у него красный стул?

- Не спеши, Смитти. Он будет менять мебель.

- ?

- Помнишь, года два назад вошла в моду грубая мебель, стиль ранчо. Тогда он приобрел это большое зеленое кресло. Увидишь, что будет через неделю. Раннеамериканский стиль.

- О, да.

- Запомни, через неделю.

- Да-а.

- Это я тебе говорю.

- Как это у него получается менять мебель дважды за три года?

- Может, родственники подкидывают?

- Ты его знаешь?

- Я? Что ты. Никогда даже не был у него. Мы почти не здороваемся.

- Я думал, ему едва хватает.

- Чего так?

- Машина.

- Так он тратит все на мебель.

- Странные люди.

- Почему странные?

- Тилли видела, как его жена покупала черную патоку в супермаркете.

- Черт, - морщится Герб, - все помешались на ней. Неудивительно, что у него такая машина. Его даже не волнует, что все видят, как он ездит на ней уже восемнадцать месяцев.

Опять молчание.

Смит замечает:

- Время мне уже браться за покраску.

- И мне пора, - кивает головой Герб.

По газону скользят лучи фар - на дорожку въезжает фургон Смита, делает круг и скрывается под навесом. Двигатель смолкает. Дверцы хлопают, словно бросают два коротких слова. Приближаются женские голоса, они говорят одновременно, но не теряют нить разговора. Открывается дверь и входит Тилли, а за ней Жанетт.

Они шли по извилистым коридорам и дважды без труда возносились вверх по бездонным вертикальным шахтам. На этот раз туалет Милвиса был особенно впечатляющим и состоял из двух лент: белой, обвернутой вокруг тела и правой ноги, и желто-пурпурной, обвивавшей туловище и левую ногу. Милвис был один, он торжественно приветствовал Чарли и недвусмысленно одобрил его синий наряд.

- Я оставлю вас, - сказал Филос, на которого Милвис вообще не обратил никакого внимания (что, впрочем, по мнению Чарли, могло означать только одобрение) до тех пор, пока тот не произнес этих слов, после чего Милвис кивнул Филосу и на прощание улыбнулся.

Чарли со своей стороны махнул ему рукой, и Филос покинул их.

- Очень тактично, - одобрил Милвис. - Филос всегда знает, как надо поступить.

- Он заботится обо мне, - сказал Чарли, думая продолжить эту тему, однако Милвис прервал его:

- Хорошо, - произнес он, - наш Филос рассказал мне, что ты чувствуешь себя намного лучше.

- Скорее скажем, что я начинаю сознавать, как я себя чувствую, отпарировал Чарли, - чего нельзя сказать о моменте, когда я здесь очутился.

- Не самое приятное переживание.

Чарли внимательно следил за Милвисом и его поведением. У него не было никакого представления о приблизительном возрасте этих людей, и если Милвис казался старше других, то, очевидно, это впечатление создавало то явное уважение, которое ему оказывали окружающие, его сравнительно большой рост, полное лицо и совершенно необычное, даже для здешних обитателей расстояние между глазами. Вообще же ничто в этих людях не указывало на возраст в том смысле, в каком Чарли привык к этому.

- Итак, ты хотел бы узнать все о нас.

- Конечно.

- Зачем?

- Ведь это мой обратный билет.

Эта фраза была настолько идиоматичной, что ее трудно было передать на незнакомом языке, и Чарли понял это, как только произнес ее.

У них, скорее всего, не было в языке слов 'плата' или 'билет'; слово 'билет' вышло в переводе в значении 'ярлык' или 'карточка'.

- Я имею в виду, - пояснил Чарли, - что, как мне сказали, я смогу вернуться, когда ознакомлюсь со всем...

- ...Всем, о чем ты будешь спрашивать...

- ...И отреагирую на это, и тогда вы будете готовы отправить меня туда, откуда я появился.

- Я рад сообщить, что одобряю твои намерения, - у Чарли создалось впечатление, что Милвис, без хвастовства, подчеркивает свою значимость. Давай начнем.

Почему-то последние слова прозвучали как шутка, и Чарли в недоумении рассмеялся, признавшись:

- Я даже не представляю с чего.

Когда-то ему очень нравилась мысль, которую он вычитал, кажется, у Чарли Форта, да, у него: 'Начинай мерить окружность из любой точки.'

- Хорошо, тогда я хочу узнать о... о чем-нибудь чисто личном, касающемся лидомца.

Милвис протянул к Чарли руку.

- Спрашивай, что хочешь.