Победить этим маневром Бенедикта или его призрак мог бы только другой призрак. Мы стоим слишком близко друг к другу и он не может отразить удар, но его искусно нанесенный контрвыпад оставил бы меня без руки, если бы на этом месте была рука смертного…

Но это рука призрака и я наношу удар всей силой своей правой руки. Удар приходится по смертоносному оружию из лунного света и огня, тьмы и гладких поверхностей, вблизи того места, где оно входит в призрак. Сильно рванув меня за плечо, рука отлетает от Бенедикта и застывает, цепляясь за мое плечо. Мы оба падаем…

— Вставай! Клянусь Единорогом, вставай, Корвин! Солнце всходит! Сейчас весь город исчезнет!

Пол подо мной то и дело становится прозрачным, туманится. Мельком я вижу освещенные солнцем воды… я вскакиваю на ноги, едва увернувшись от призрака, бросившегося за своей потерянной рукой… она цепляется, как клещ, и бок снова болит…

Внезапно я становлюсь тяжелым и океан больше не исчезает. Я начинаю проваливаться сквозь пол. Краски возвращаются в мир дрожащими розовыми полосками. С презрением отбрасывающий Корвина пол разверзается, и открывается бездна, убийца Корвина…

Я падаю.

— Сюда, Корвин, скорее же!

Рэндом стоит на вершине горы, пытаясь дотянуться до меня рукой.

Я протягиваю руку…

И из огня не всегда попадаешь в полымя. Мы распутали руки, ноги и встали. Я тут же снова сел на нижнюю ступень и освободил плечо от металлической руки. Крови не было. Но синяки останутся ой-ой! Я швырнул руку наземь. В лучах восходящего солнца она смотрелась не менее изысканно и угрожающе.

Ганелон и Рэндом стояли рядом.

— Как ты, Корвин?

— В порядке, дайте только отдышаться.

— Я тут поесть принес, — сообщил Рэндом. — Можем раненько здесь и позавтракать.

— Вот это здорово!

Рэндом начал распаковывать провизию. Ганелон пнул руку ногой.

— Что за чертовщина? — осведомился он.

Я покачал головой:

— Отчекрыжил у Бенедиктова призрака. Не знаю почему, но она сцапала меня.

Ганелон наклонился, подобрал руку и внимательно осмотрел ее со всех сторон.

— Я думал, что она куда тяжелей, — удивился он и помахал ею в воздухе. — Такой ручкой человека можно так отделать — мать родная не узнает.

— Ясное дело.

Он согнул и разогнул пальцы:

— Может, настоящему Бенедикту пригодится?

— Возможно, — проронил я, — правда не знаю, стоит ли предлагать ее ему, но вполне вероятно, что ты прав.

— Как твоя рана?

— При таких делах могла быть и хуже. После завтрака смогу ехать верхом, если только не будем нестись сломя голову.

— Отлично! Кстати, Корвин, пока Рэндом возится с едой, я давно хотел тебя кое о чем спросить. Может, это и ни к месту…

— Валяй, спрашивай.

— Ну, для начала я вот что скажу! Я полностью на твоей стороне, иначе меня бы здесь не было. Я буду драться с кем угодно, лишь бы ты занял трон. Но каждый раз, когда речь идет о наследнике трона, кто-нибудь начинает злиться и прерывает разговор, а то и просто меняет тему. Как Рэндом, пока ты гостил в облаках. Для меня не очень важно знать, какие у тебя или у других права на трон, но все-таки любопытно, откуда такие раздоры.

Я вздохнул и немного помолчал.

— Хорошо, — произнес я через некоторое время. — Хорошо. Если мы сами не можем разобраться в своих делах, то для постороннего они, наверное, вообще темный лес. Бенедикт самый старший из нас. Его матерью была Симнея. Она родила отцу еще двух сыновей — Озрика и Финндо. Потом… как бы поточнее выразиться… в общем, Файла родила Эрика. После этого отцу чем-то не понравился брак с Симнеей и он аннулировал его. Как говорят в моей старой Тени — с самого начала. Хитрый фокус, а? Но он же был королем!

— Выходит, все они стали незаконнорожденными?

— Не совсем так. Их положение стало менее ясным. Как я понимаю, Озрика и Финндо это здорово разозлило, но они вскоре скончались. Бенедикт либо разозлился меньше, либо оказался благоразумнее прочих. Он не стал поднимать шума. Потом отец женился на Файле.

— И Эрик стал его законным сыном?

— Стал бы, если бы отец формально признал его. Он обращался с ним так же, как и с остальными, но никогда не заявлял об этом официально. Возникли бы осложнения с семьей Симнеи, а в то время их позиции усилились.

— Но он обращался с ним, как со своим собственным сыном…

— Да, но позже он официально признал Льювиллу. Она родилась вне брака, но он решил признать отцовство. Как же ненавидели ее за это все дружки Эрика! Ведь его положение стало еще более сомнительным. Ну вот, а потом Файла стала моей матерью, я родился в браке, а потому являюсь первым из тех, у кого есть несомненное право на трон. Если ты переговоришь с остальными, то у них, вероятно, найдутся свои аргументы, но факты остаются фактами, вот так-то. Правда, Эрик мертв, а Бенедикта трон не интересует, и все это кажется совсем не таким важным, как когда-то… Вот такие дела, Ганелон.

— Кажется, понимаю, — промолвил он. — Тогда еще вопрос…

— Что еще?

— Кто следующий? То есть, случись что с тобой…

Я покачал головой.

— Дальше все еще больше запутывается. Должен был быть Каин, но он мертв. Значит, все перешло бы к детям Клариссы, рыжим. Блейзу, а потом к Бранду.

— Кларисса? А что стало с твоей матерью?

— Умерла родами. Дейдра. Отец потом долго не женился, и когда, наконец, решил это сделать, то выбрал себе рыжеволосую девку из далекой южной Тени. Я ее никогда не любил. Через некоторое время отец стал разделять мои чувства и начал пошаливать на стороне. После того, как в Рембе родилась Льювилла, они было помирились, в результате чего родился Бранд. Когда они разошлись окончательно, отец назло Клариссе признал Льювиллу. По крайней мере, мне так кажется.

— Женщин ты не считаешь претендентками?

— Нет. Они не подходят для того, да и сами не рвутся на трон. Но, если считать их, то Фиона была бы впереди Блейза, а после него — Льювилла. После Клариссиных деток идут Джулиан, Жерар и Рэндом. Ах, извини, перед Джулианом еще есть Флора. Даты браков тоже надо учитывать, но окончательный порядок никто не оспаривает. Ну, на этом и закончим.

— Ну что ж, закончим, — согласился Ганелон. — Значит, если ты умрешь, то на трон сядет Бранд?

— Как сказать… он сам сознался, что предал нас, и никто не пылает к нему особой любовью. В его нынешнем положении вряд ли кто примет его как короля. Но не думаю, чтобы это заставило его отказаться от борьбы.

— Но ведь в таком случае королем станет Джулиан!