— Какие похороны?

— Ты действительно не знаешь?

— Если б я знал, черт тебя побери, я бы не спрашивал!

— Слуг Бенедикта убили. Он говорит, это сделал ты.

— Нет. Чушь какая-то. Зачем мне убивать его слуг?

— Когда Бенедикт вернулся, в доме никого не было. Он отправился на поиски и обнаружил три трупа, а тебя и след простыл.

— Понятно… Где он их нашел?

— В небольшой рощице за садовым участком. Могила была совсем неглубокой.

Все верно… Лучше не говорить, что я видел эту могилу.

— Но с чего он взял, что их убил именно я?

— Бенедикт в недоумении, Корвин. Он никак не может понять, почему ты не прикончил его, когда тебе представилась такая возможность. И он поражен, что ты позвал меня на помощь.

— Бенедикт несколько раз назвал меня убийцей, но… ты передал ему то, о чем я просил?

— Да. Сначала он отмахнулся от меня, как от мухи, заявив, что ты лжешь. Я сказал, что ты говорил искренне и настаивал на своей невиновности. Это его сильно обеспокоило. Он спросил, верю я тебе или нет.

— А ты мне веришь?

— Проклятье, Корвин! Как я могу тебе верить или не верить? Мы так давно не виделись, и вдруг ты… — он запнулся и, прищурившись, посмотрел мне в глаза. — Тут что-то не так. Почему ты отдал предпочтение мне? Ведь у тебя была полная колода.

— Ты шутишь?

— Я требую ответа на свой вопрос.

— Хорошо. Ты — единственный, кому я доверяю.

— И это все?

— Нет. Бенедикт не хочет, чтобы в Эмбере о нем знали. Мне доподлинно известно, что только вы с Джулианом были в курсе его дел. Я не люблю Джулиана и не верю ему. С тебя довольно?

— Почему ты решил, что мы с Джулианом знаем о Бенедикте?

— Потому что вы жили в его доме после того, как Черная дорога изрядно вас потрепала. Я слышал об этом от Дары.

— Да кто такая эта Дара, в конце концов?

— Осиротевшая дочь старого слуги Бенедикта, которую он взял на воспитание. Она гостила у него одновременно с вами.

— И ты послал ей браслет. Ты также говорил о ней, когда вызвал меня к Бенедикту.

— Да, конечно. А в чем, собственно, дело?

— Ни в чем. Я ее не помню. Скажи, почему ты так внезапно уехал? Согласись, Бенедикт имел право думать, что ты виновен.

— Я и был виновен… но не в убийстве. Как ты считаешь, зачем я приехал в Авалон? Ведь ты видел в фургоне коробки. Я действительно не хотел встречаться с Бенедиктом, который наверняка поинтересовался бы, что это такое. Черт побери! Если б я счел нужным бежать, то не потащил бы за собой груженый фургон!

— Что было в коробках?

— Прекрати. Я не хотел говорить этого Бенедикту, не скажу и тебе. Пусть наведет справки и выяснит, если ему больше нечего делать. Но от меня он не услышит ни слова. Впрочем, теперь это не имеет значения. Главное, что я достал в Авалоне одну вещь, не представляющую там особой ценности, но необходимую мне для дела. Ты удовлетворен ответом?

— Да. По крайней мере в нем есть смысл.

— Тогда ответь мне на мой вопрос: ты считаешь, что я их убил?

— Нет. Я тебе верю.

— А Бенедикт?

— Он не нападет на тебе, пока вы не объяснитесь. У него возникли сомнения, в этом я уверен.

— И то ладно. Спасибо тебе, Жерар. Мне пора.

Я поднял руку.

— Подожди, Корвин! Подожди!

— В чем дело?

— Как тебе удалось пересечь Черную дорогу? Ты уничтожил огромный ее участок в том месте, где проехал. Каким образом?

— Лабиринт, — сказал я. — Если когда-нибудь ты попадешь на Черной дороге в беду, ударь по ней Лабиринтом изо всех сил. Ты ведь знаешь, как иногда приходится держать его перед мысленным взором, когда отражения начинают разбегаться в стороны и выходят из-под контроля?

— Да. Но я пытался это сделать, и у меня ничего не вышло. Только голова разболелась. Черная дорога не является отражением.

— Ты прав и не прав. Я знаю, что она из себя представляет. А ты слишком рано сдался. Я концентрировался на Лабиринте до тех пор, пока голова моя, казалось, не раскололась от боли. Я чуть не потерял сознания, и тогда раскололся окружающий меня мир. Не могу сказать, что ощущение было из приятных, но результат налицо.

— Я запомню, — сказал он. — Ты собираешься объясниться с Бенедиктом?

— Нет. Ничего нового он от меня не услышит. Теперь он немного остыл, так что пусть сам во всем разберется. К тому же мне не хочется рисковать. Поединок с Бенедиктом не входит в мои планы. И я воспротивлюсь всякой попытке войти со мной в контакт.

— Что будет с Эмбером, Корвин? Что будет с Эмбером?

Я опустил глаза.

— Не вставай на моем пути, когда я вернусь, Жерар. Поверь, у тебя нет ни одного шанса помешать мне.

— Корвин… Нет, подожди. Прошу тебя, одумайся. Не нападай сейчас на Эмбер. Государство в опасности.

— Мне очень жаль, Жерар. За последние пять лет я думал об этом больше, чем вы все вместе взятые.

— Что ж, тогда мне тоже жаль.

— Извини, мне пора.

Он кивнул.

— До свидания, Корвин.

— До свидания, Жерар.

Через несколько часов солнце скрылось за холмом, наступили сумерки. Я встал, отряхнул куртку, надел ее, потушил окурок и выкинул пустую сигаретную пачку. Дом по-прежнему не подавал признаков жизни — пыльные стекла не загорелись светом, выбитое окно осталось выбитым. Я медленно пошел вниз по склону холма.

Дом Флоры в Вестчестере был давно продан, чего и следовало ожидать. У нее больше не было причин оставаться на отражении Земля. Она успешно справилась с ролью надсмотрщицы, получила обещанную награду и теперь жила в Эмбере.

Меня раздражала мысль о том, что Флора все время находилась рядом со мной, а я об этом не знал.

Я долго колебался, обдумывая, не поговорить ли мне с Рэндомом, и пришел к выводу, что это бессмысленно. Я, конечно, с удовольствием выслушал бы последние новости, но они никак не могли повлиять на ход событий. Я был уверен, что могу доверять Рэндому, ведь он здорово мне помог, и хотя его трудно было назвать альтруистом, он сделал для меня больше, чем кто-либо другой. Сейчас Рэндом женился, и в Эмбере его не любили, но терпели. Скорее всего он с радостью примет любое мое предложение; но, взвесив все «за» и «против», я решил поговорить с ним при встрече.

Я сдержал слово и противился всякой попытке контакта, а надоедали мне по несколько раз на дню в