нам остатки нашего войска. Их уже было пять тысяч. В отдалении виднелся Амбер.

Мы спали всю следующую ночь и отправились в путь наутро. К полудню мы проделали около пятнадцати миль. Мы маршировали вдоль берега, и нигде не было видно ни признака войск Джулиана.

Моя боль от ожогов начала проходить. Бедро я почти не чувствовал, но плечо и рука давали о себе знать, причем иногда было так больно, что хотелось кричать во все горло.

Мы продолжали идти вперед и скоро оказались в сорока милях от Амбера. Погода оставалась устойчиво хорошей, а лес слева от нас был весь выжжен и стоял черный, как деготь. Огонь уничтожил почти весь кустарник в долине. а это было нам на руку. Ни Джулиан, ни кто другой теперь не мог устроить засады. Мы бы увидели их за милю. До захода солнца мы прошли еще десять миль и расположились на отдых на берегу.

На следующий день я вспомнил, что вскоре должна состояться коронация Эрика, и напомнил об этом Блейзу. Мы почти потеряли счет дням, но, подсчитав, поняли, что несколько дней у нас еще осталось. Мы сделали маршбросок до полудня, а потом отдыхали. К этому времени мы находились в двадцати пяти милях от подножья Колвира. В сумерки это расстояние сократилось до десяти миль.

И мы продолжали идти вперед. Только в полночь мы сделали привал. Теперь я уже чувствовал себя относительно неплохо. Я сделал несколько выпадов шпагой, и у меня при эом ничего не заболело. На следующий день мне стало еще лучше.

Мы дошли до подножья Колвира, где нас встретило все войско Джулиана вместе с матросами Каина, которые теперь сражались в сухопутных войсках.

Блейз стоял как на параде, и мы победили их.

У нас осталось примерно три тысячи солдат, когда мы прикончили все отряды, которые бросал против нас Джулиан. Сам он, конечно, исчез. Но мы выиграли. В ту ночь мы праздновали это событие.

Но я был испуган. И я сказал о том, что боюсь, Блейзу. Три тысячи солдат против Колвира.

Я потерял флот, а Блейз потерял более девяноста восьми процентов своего войска. Я не мог смотреть на это сквозь пальцы.

Мне это не нравилось.

Но на следующий день мы начали подъем. На Колвир шла огромная лестница, позволяющая людям находиться на ней не более двух в ряд. Однако вскоре она сузится, и мы вынуждены будем идти гуськом друг за другом.

Мы шли по лестнице вверх: сначала сто ярдов, потом двести, триста… Затем с моря подул ураганный ветер, и мы прижались к камню и стали идти осторожнее. Потом мы недосчитались двух-трех сотен людей.

Мы продолжали подниматься, и пошел дождь. Путь наверх стал круче, камень был скользким.

Поднявшись на четверть высоты Колвира, мы встретили колонну спускавшихся вооруженных людей. Первый из наступающих обменялся ударами с нашим авангардом, и двое людей упали мертвыми. Мы выиграли две ступеньки, и еще один был убит.

Так продолжалось более часа, и к тому времени мы поднялись на треть высоты Колвира, а наша линия продолжала укорачиваться, подходя все ближе к Блейзу и ко мне. Хорощо хоть, что наши большие краснокожие солдаты были сильнее, чем солдаты Эрика. Раздавалось бряцание оружия, короткий крик, и человек пролетал мимо нас. Иногда это был краснокожий, иногда лохматый, но чаще всего он был одет в форму эриковских войск.

Мы дошли до половины лестницы, сражаясь за каждую ступеньку. Когда мы дойдем до вершины, перед нами окажется широкая лестница, по отражению которой я спускался в Рэмбу. Эта лестница приведет нас к Большой Арке, являющейся восточными воротами в Амбер. От идущих впереди солдат осталось человек пятьдесят, потом сорок, тридцать, двадцать, дюжина…

Мы прошли уже две трети пути и лестница позади нас уходила зигзагами к подножию Колвира. Восточной лестницей редко пользуются. Она почти для красоты. В наши первоначальные планы входило пройти по выжженной равнине, а затем сделать круг, обойти горы с запада и войти в Амбер сзади. Но огонь и Джулиан спутали нам все планы. Нам бы никогда не удалось то, что мы задумали. Теперь нам осталось либо атаковать в лоб, либо отступить. А отступать мы не собирались.

Еще три воина Эрика было убито, и мы взобрались еще на три ступеньки. Затем наш человек, шедший впереди, полетел вниз, и мы потеряли ступеньку.

Ветер с моря был резок и холоден, и у подножия горы стали собираться птицы. Сквозь облака выглянуло солнце, так как сейчас Эрик, наверное, не думал о том, чтобы управлять погодой, когда мы были так близко от него.

Мы поднялись еще на шесть ступенек и потеряли еще одного человека. Это было странно, дико и печально… Блейз шел впереди меня, так что скоро настанет его черед. Затем мой, если он погибнет.

Впереди нас осталось шестеро наших воинов.

Десять ступенек…

Мы медленно двигались вперед, а сзади, насколько хватало глаз, каждая ступенька была залита кровью. Что-то в этом было аморальное.

Наш пятый человек убил четверых, прежде чем упал сам, так что мы прошли еще один короткий поворот лестницы. Вперед и вверх — третий наш человек дрался со шпагами в каждой руке. Хорошо, что он бился в святой войне за святое дело, потому что каждый удар он наносил с большим воодушевлением и внутренней силой. Прежде, чем умереть, он убил трех воинов.

Следующий не обладал такой верой и не так хорошо владел шпагой. Он был убит сразу же, и теперь их оставалось всего двое.

Блейз вытащил свою длинную шпагу, и ее лезвие засверкало на солнце. Он сказал:

— Скоро, брат, мы посмотрим, что они смогут сделать против принца Амбера.

— Надеюсь, только одного из них, — ответил я, и он ухмыльнулся.

Мы прошли три четверти пути, когда наступила очередь Блейза. Он ринулся вперед, мгновенно убив первого человека, который находился перед ним. Острие шпаги впилось в горло второго и почти сразу же он ударил ею плашмя по голове третьего, скидывая его вниз. Несколько мгновений продолжалась его дуэль с четвертым, но и тут все было кончено. Я тоже держал шпагу наготове, поднимаясь вслед за ним и глядя на то, что он делает.

Он был великолепен, даже лучше, чем я его помнил. Он несся вперед как вихрь и шпага его в его руке была живой в отблесках света. Они падали перед ним, боже, как они падали! И что бы ни говорили о Блейзе, в тот день он показал себя как истинный принц и вел себя, как подобает этому рангу. Я стал думать, сколько он продержится. В левой руке он держал кинжал, используя его с ярой жестокостью, как только представлялся такой случай. Он потерял этот кинжал, оставив его в горле одиннадцатой жертвы.

Я не видел конца той колонне, которая выступила против нас. Я решил, что скорее всего они доходят до верхней ее площадки. Я надеялся, что моя очередь не придет. Я почти верил в это.

Еще три воина пролетели мимо меня, и тут мы дошли до небольшой лестничной площадки и поворота. Он расчистил площадку и начал подъем. С полчаса я наблюдал за ним, а воины, выступавшие против него, все умирали и умирали. Я слышал шепот восхищения воинов, шедших позади меня. У меня даже возникла сумасшедшая мысль, что ему удастся пробиться до самого верха. Он использовал каждый трюк, известный в фехтовании. Он выбивал шпаги плащем, делал подножки. Он хватал свободной рукой за кисть и выворачивал ее, скидывал человека с лестницы без борьбы.

Мы дошли до следующей лестничной площадки. К этому времени на его рукаве выступила кровь, но он не переставал улыбаться, и солдаты, стоящие вслед за теми, кого он убивал, были бледны как смерть. Это тоже ему помогало. И возможно то, что за ним стоял я, готовый в любой момент вступить в бой вместо него, тоже придавало им страху, действовало на нервы, замедляло движение. Как я позднее узнал, они слышали о нашей битве на море.

Блейз поднялся до следующей площадки, расчистил ее и вновь начал подниматься. Честно говоря, я не думал, что ему удастся зайти так далеко. Это было почти феноменальное представление о том, как надо владеть шпагой, я не видел такого с тех пор, как Бенедикт один удерживал проход через Арденнский Лес против Лунных Всадников из Генеша.

Однако он начал уставать, это я тоже видел. Если бы был какой-нибудь способ сменить его ненадолго, дать ему хоть немного отдохнуть… Но такого способа не было. Поэтому я продолжал идти за ним, со страхом