док, зайти к ней и сказать это. - И еще. Пусть отдаст тебе мою шкатулку, которую я спрятал в ванной, она знает где. Я тебе подарю ее, может и сгодится... - Селиванов, пошли, - торопит надзиратель. В общей камере 12 двухярустных коек. Шесть слева и шесть справа создают небольшой по центру проход. Я вошел и шум сразу стал стихать. - Ты кто? - это ко мне обратился худощавый тип, сидящей у стола на табуретке. - Перевели из камеры смертников. Сразу стало тихо. - А... Мне уже говорили. Давно там сидишь? - Уже пол года, а до этого полтора в общей тюрьме. - Значит наши порядки знаешь. Звать то как или кликуха есть? - Звать Сашей, клички еще не имею. - Заимеешь, будешь у нас зваться Смертником. Меня кличут Михась, звать Михаилом.

Ну иди тогда вон к той койке, Смертник, занимай верх, - парень показывает пальцем куда идти. - Жила, к тебе напарник. На нижней койке показалась взлохмаченная голова. - Это... ссышься? - прохрипела она - Еще нет. Кто то хмыкнул. - Хоть, капнешь сверху, убью. Я заваливаюсь на верхнюю койку и глупо улыбаюсь, видно от того, что не надо ждать и думать, когда тебя позовут на расстрел. Через час меня поднял староста. - Эй, Смертник, ты такую бороду отпустил, не пора ли тебе привести себя в порядок. - У меня бритву начальник тюрьмы утащил. - Ого. С чего это он вдруг? - Условия нам создавал... Чтобы мы сами, того... - Кешка Руль, с тобой сидел? - Со мной. - Это он его довел? - Он. - Скотина. Кешка был самым лучшим моим дружком... Маркиз, - орет Мишка-Михась в глубь камеры, - достань парню бритвенный станок. Ему, эта падла, начальник, бриться не давал. Мне приносят станок с хорошей бритвой и я с наслаждением снимаю щетину и струпья

старых ран. - А ты ничего, - хмыкает старший, - хоть и шрамов на лице много. Мальчики, как вы считаете, мордашка ничего? - Нормально... - Как милашка... - Не дурен... Слышны всякие поощрительные голоса со всех сторон. Нехорошее предчувствие кольнуло сердце. - Вы чего это, ребята? - Я считаю, его надо от имени нашей братвы продавать, - заключает староста, Мишка. - Правильно, - несутся крики. - Я не хочу, чтобы меня продавали. - Заткнись. Тебе же лучше, идиот. Так решили, продаем? - орет опять в камеру. - Да... - Да... - Тогда, что бы не попортить товар, никто пальцем его не имеет права задеть. Я почувствовал, на меня наложили - табу. - Зачем ты это сделал? - тихо спрашиваю главаря. - Чтобы тебя здесь не шлепнули. Уже всем известно, что ты насиловал и убивал молоденьких девочек, такое здесь не любят и не прощают. Тебя мог бы любой по этому проткнуть ножичком или невзначай изуродовать, а я тебе сохранил, хоть на какое то мгновение, но жить будешь... Все равно после доследования хана, так и так расстреляют, а тут хоть поживешь немного. Благодари бога, что Кешка, был моим другом. - А куда ты меня будешь продавать? - Здесь рядом с нашей тюрьмой, есть другая тюрьма для богатых. Фактически это один изолятор. Каждый год туда производится набор зэков. Эти новые русские покупают себе заключенных для обслуживания своих камер, для утех и еще черт знает для чего... - Для утех? - Что с луны свалился. Лучше выбирай, либо туда, будешь там зато жить, либо здесь, тебя посадят на ножик. - Хрен редьки не слаще. - Тогда договорились и не вякай. - А на долго продают? - До твоего конца или срока. Я ведь все порядки тюремные знаю, если следствие над тобой продлиться хотя бы больше двух месяцев, то расстреливать тебя будут через год. Год жизни, да за это можно и продаться, а там ведь... видно будет, понравишься этим богатеньким, так они может тебя и выкупят. Постепенно втягиваюсь в жизнь камеры. Через шесть дней меня вызвали к адвокату. - Григорий Иванович, спасибо, что вытащили... - Все в общем не так плохо, но тебе еще придется посидеть. - Что, опять не клеится? - Прокуратура настаивает на своей версии, что при последних убийствах, появился новый маньяк и тебя надо засудить за старое, но теперь показания твоей свидетельницы они решили пересмотреть. - Но это же главный их козырь. - Был главный. Похоже свидетельница накрылась. Помнишь, при последней встрече, я

тебе хотел рассказать одну вещь? - Помню. - Так вот, я раскопал. Эта свидетельница подставная... - То есть, как это, ее не насиловали? - Насиловали, но не ты, а тот, кого милиция ищет, настоящий маньяк. - Ничего не пронимаю. - Я тоже. Я настоял, чтобы ее вызвали в прокуратуру и показал ей данные экспертизы, она расплакалась и рассказала следующее. После того как она избежала

смерти и попала в больницу, к ней пришли два парня и показали удостоверения ФСБ.

Они настаивали дать показания против тебя, уверяя ее, что ты и есть маньяк. Подсовывали твои фотографии, оговаривали какие на твое теле есть приметные места. Потом пригрозили, если она не скажет, то ее убьют... - И что прокуратура? - Заявила, что помимо ее, за тобой есть другие моменты, которые якобы уличают тебя в совершении преступления. Это то, что тебя видели в тех местах и в те предполагаемые дни, когда были убиты девочки. - Но это еще не повод для доказательства... - Правильно, поэтому тебя и перевели на доследование, чтобы их найти. - Кто же там так хочет меня погубить? - Не знаю, но похоже люди серьезные, раз подключили высших офицеров ФСБ. Ты на досуге вспомни, что ты там делал до того, как тебя схватили, кому ты перешел дорогу... - Долго будет еще доследование? - По нашим законам..., - Григорий Иванович развел руками, - это никто сказать не

может. После завтрака я дремал на своей койке, вдруг около меня очутился староста камеры. - Смертник, готовься. Сегодня выводят на продажу в ту часть тюрьмы 'рабов'. - Много за меня возьмете? - Долларов двести. - Не продешевили? - Нет, мы же знаем, что брачок им подсовываем, ты же там будешь кратковременно... Сам понимаешь, после доследования... того... - А те, богачи, могут от меня отказаться? - Это сразу же будет твоим концом. - Куда не кинь, всюду клин... - Грамотный ты я вижу. Со всех камер собралось человек пятнадцать, в основном молодые, симпатичные ребята. Несколько охранников ведут нас по бесконечным коридорам в западное крыло

тюрьмы. Перед большими решетчатыми дверями, тщательно обыскивают и по одному заталкивают за нее, там принимают два надзирателя мужчина и женщина. - Лицом к стенке, - приказывает мне женщина. - Фамилия? - Селиванов. - Статья? - Еще не знаю. Нахожусь на доследовании. - Что за чушь? Ладно проверим. Чего там еще нам подвесили? Руки, ноги целы? Чем-нибудь болеешь? - Нет, здоров. - Если обманул, удавим. Лучше, по хорошему, скажи сейчас... - Здоров. - Ладно. Повернись, ко мне лицом... Что за шрамчики на физиономии? - Плохая бритва попалась. - Лицом к стенке, так стоять. Вася, давай следующего. После проверок все группу ведут в... большой спортивный зал, заполненный спортивными тренажерами и снарядами. Там надзиратели выстраивают нас в линейку и

приказывают до пояса раздеться. Вскоре помещение стало заполняться народом, появились хорошо одетые мужчины и женщины. Они полукругом окружили нас, разглядывали и переговаривались. С пачкой папок появился майор и, положив их на стопку матов, сказал. - Уважаемые дамы и господа, проводим очередной аукцион, выделенных нашим исправительным заведением, лиц, для вашего личного пользования. Я буду называть:

сколько лет, какой рост, за что сидел, сколько осталось сидеть. Ваше дело выбирать. Стартовую цену дает тюрьма. Итак начнем, - майор берет верхнюю папку. - Григоров Олег, выйди из строя. Большой парень вышел на два шага из нашей шеренги. - 25 лет, рост - метр девяносто, сидит за ограбление, осталось два года. Первоначальная цена - двести долларов. Начали. В толпе покупателей переговариваются, старая грымза подняла руку. - Двести пятьдесят - Четыреста, - отреагировал черноволосый толстый южанин. - Четыреста пятьдесят..., - не сдается грымза. - Шестьсот. - Шестьсот пятьдесят. - Мари Ивановна, отдайте его мне, у вас же есть один, а у меня пока ни одного. Семьсот. - Не твое дело, Арсен. Семьсот пятьдесят. - Черт с вами... Майор считает. - Семьсот пятьдесят - раз, семьсот пятьдесят - два, семьсот пятьдесят - три. Продано. Мари Ивановна можете его взять. Иди к ней Григоров. Следующий, Попов Юрий. Григоров послушно плетется в сторону грымзы. Из строя вышел мой сосед. - 23 года, метр семьдесят восемь рост, попался на мошенничестве, осталось сидеть

год. Стартовая цена триста долларов. - Шестьсот, - сразу бросает цену южанин. Никто не реагирует. Майор начинает бубнить. - Шестьсот - раз, шестьсот -два, шестьсот - три. Продано. Попов идите к хозяину.

Следующий Селиванов Александр. Это меня. Я вышел из строя. - 27 лет, метр восемьдесят, статья... надо же черт возьми..., все в порядке господа, сидит за убийство и изнасилование молодых девочек. Срок бесконечен. Стартовая цена двести долларов. Меня с любопытством и удивлением рассматривает толпа покупателей. - Триста, - бросает фразу молодая женщина. - Пятьсот, - отвечает ей мордастый парень. - Шестьсот, - хрипло говорит старик. - Тысяча, - совсем молоденькая женщина лет 25 оглядывает толпу. Там зашумели. - Тысяча сто, - не сдается молодая женщина. - Тысяча пятьсот, - поднимает цену парень. - Две тысячи, - не уступает молодая. Толпа зашевелилась. Майор, потирает руки и говорит. - Две тысячи - раз, две тысячи - два... - Две тысячи сто, - женщина не хочет уступать. Парень уже молчит. - Три тысячи, - нагло смотрит на соперницу молодая. - Три тысячи сто. - Четыре тысячи, - вдруг сказал парень. - Четыре тысячи сто. - Десять тысяч, - вдруг захрипел старик Молодая возмущенно всплескивает руками. - Вас то кто просит вмешиваться? - Так тебе и надо, дрыгалка, - усмехается женщина, - проучите ее, шеф. - Шлюха. - А тебе завидно, мужика захотела купить, чтобы потешиться. Шишь тебе. Никто тебе здесь не позволит этого. Хоть миллион выкини. Раз сходка решила, лучше бери

Бориса, тогда у тебе все будет. - Вы... вы... все, подонки. Молодая выскочила из зала, другая женщина оглядывается на старика, тот, сжав г губы, кивает ей головой. Мордастый парень, который