не достался.

Ну, ладно. Чтобы как-то утешиться, решил я по-настоящему пойти в цирк. Смотрю — очереди нет, билетов нет, если, допустим, уснуть, то и смотреть нечего.

И тут выходит из цирка человек в белом свитере.

— А, — говорит, — это ты. Которого чемоданом ударили. Но ты не волнуйся, тот тип все равно на поезд опоздал. Его, когда ты проснулся, в милицию повели и обнаружили в чемодане сейф, который он украл из сберегательной кассы.

— Так вот от чего я проснулся!

— Да, от этого. От такого можно и совсем не проснуться»

Я пожаловался:

— Всегда я просыпаюсь в самых интересных местах.

— А ты хотел бы знать, какое у сна продолжение?

— Просто интересно узнать, достался бы мне билет или не достался, если бы тот, с сейфом, не помешал.

— Ничего нет проще, — говорит человек в белом свитере. — Я как раз решаю сны. Как задачи. По известному началу нахожу неизвестное продолжение.

Он уточнил некоторые подробности: за кем я очередь занимал, не стояла ли за мной дама с коровой на цепочке, не чихал ли кто на афише, а если чихал, то кто именно. Выяснив все это, он сказал:

— Билет тебе, мой друг, не достался. Нужно раньше ложиться спать, чтобы раньше занимать очередь.

Потом я его долго не видел. Уже и школу кончил, и в институт поступил.

И приснилась мне как-то девушка из нашего института. Она мне не только во сне нравилась, но там, не во сне, я не решался ей об этом сказать. А здесь решился.

— Ты, — говорю, — мне нравишься. А как я? Я тебе нравлюсь? Или, может, тебе нравится кто-то другой?

Она хотела ответить, но тут я проснулся. Разбудили меня: вставай, опоздаешь на лекции! Какие там лекции, когда такой разговор!

Укрылся с головой, чтоб она опять мне приснилась. И она приснилась. Только почему-то в мою сторону не глядит.

— Ты обиделась?

— А ты считаешь, нечего обижаться? После того, что ты так трусливо сбежал…

— Я не сбежал, я проснулся. Меня разбудили, а теперь я опять уснул.

Но она не стала слушать. Она ушла, даже не посмотрев в мою сторону.

Долго я ломал голову: что там могло быть, если б меня не разбудили. И, раздумывая над этим, сам не знаю как, очутился около цирка.

И хоть было это уже совсем в другом городе, смотрю — из цирка выходит тот самый человек. Но уже не в белом, а в голубом свитере. И постарел немного.

— Ну, — говорит, — рассказывай, где вы с ней встретились, под какими часами. Если на них не было цифр и стрелок, то это хорошо. Если они были желтые и светящиеся, то это еще лучше. А если висели они прямо на небе, среди звезд, то это так хорошо, что лучше и не придумаешь.

Я рассказал, он выслушал.

— Что было бы, если б ты не проснулся? Ну, что бывает в таких случаях? Сам понимаешь…

Значит, я ей понравился. Мы, возможно, даже поцеловались. Верней, могли бы поцеловаться, если б меня не разбудили на лекции.

Потом я все равно женился на этой девушке и все наверстал. И в цирк стал ходить только с детьми, а спустя недолгое время — с внуками.

Сейчас я на пенсии. Все сны досматриваю до конца. Но как-то раз опять пошел в цирк, хоть вроде и не было повода.

И опять вышел ко мне мой сновидец, на этот раз в фиолетовом свитере, и рассказал я ему всю свою жизнь, как будто она мне приснилась. Рассказал, чтоб узнать ее до конца. А то вдруг не доживу до конца, тогда и узнавать будет некому.

Улыбнулся сновидец:

— Помнишь, как ты когда-то бросился под трамвай? Трамваю бы зарезать тебя за твою хулиганскую выходку, но вожатый попался добрый, свернул с рельсов в сторону. Потому ты и живешь, что вожатый попался добрый. Так что живи и не спрашивай.

И я живу.

Возраст города обычно определяется по тому, когда город впервые упоминается.

Прекрасное средство скрыть свой истинный возраст.

Допустим, я живу и нигде не упоминаюсь. А вы все время упоминаетесь: в разговорах, на собраниях, на страницах газет и журналов. И вот вы на глазах стареете, а я еще и не начинал жить.

Так бывает у городов и поэтов. Поэта тоже считают молодым и даже начинающим, пока он не начнет упоминаться.

На крыше дома по улице Амату босоногий мальчишка читает книгу, в которой ничего не написано.

Он любитель. Он с улицы Амату. Амату как раз и означает: Любительская.

Этот мальчишка большой любитель сидеть на крыше. Он любитель дождя и снега, ветра и холода. В самый сильный мороз его не затянешь под крышу. Потому что он любитель сидеть на крыше. И читать книгу, в которой ничего не написано.

Конечно, легче читать, когда что-то написано…

Мальчишка с улицы Амату озадаченно чешет в затылке.

Не каждый так сумеет: сидеть, беспечно закинув ногу за ногу, на самом краешке крыши, чесать в затылке и читать книгу, в которой ну буквально ничего не написано.

А он читает. Уже много лет. Черный кот на соседней улице, большой любитель стоять на крыше, изготовясь к прыжку, уже много лет собирается прыгнуть на крышу филармонии. Обычно котам безразлично, на какой крыше давать концерт, а этому непременно нужно прыгнуть на крышу филармонии. Сколько лет уже прыгает — и никак не прыгнет.

А мальчишка читает. Тоже уже много лет. За это время сколько мальчишек на его улице выросло. А он все читает. И не может от книжки оторваться.

Сведущие люди говорят: пусть бы попробовал оторваться, он же к ней прикреплен по замыслу архитектора. Он потому и не падает, что держится за книжку.

Верно сказано. И не только сказано, но и написано. Среди многих написанных мыслей это очень важная мысль.

А вот среди ненаписанных… Ведь мальчишка с улицы Амату читает книжку, в которой ничего не написано. А самые интересные книги — это те, в которых ничего не написано… Вот почему он не может от нее оторваться.

На доме, которому семьсот лет, установлен аппарат для вызова милиции, хотя в таком возрасте не