никто никогда не смог бы доказать, как все было в действительности. Со мной пошли добровольно. Их убили стервятники при попытке освободить нескольких захваченных ранее арбалетчиков. Лишь мне одной удалось спастись. Что в этом странного? Надеюсь, ты не считаешь, господин, что меня прозвали Охотницей без всяких на то причин?

Их взгляды встретились, и он отвел глаза, как сделал бы каждый на его месте.

- Оправдываться я больше не стану, - добавила она. - Не вижу необходимости. Ты хочешь, господин, отдать меня в руки Трибунала? Тогда ты покойник.

- Не понимаю. Ты мне угрожаешь, госпожа?

Он медленно поднялся и прошелся по комнате - холодной, каменной, потом выглянул в узкую бойницу, служившую окном.

- Вовсе нет. Но я привезла тебе, комендант, разбойника, переодетого солдатом. Не знаю, где он взял мундир, но боюсь, что один из твоих дозоров не вернется больше. Четверо, выдававшие себя за твоих легионеров, расспрашивали в 'Приюте воина' о частоколе, числе подручных, осмотрели лавку трактирщика и его подвалы.

- Однако ты не слишком торопилась с этими сведениями, госпожа.

- Сомневаюсь, что после того, что я там натворила, они сразу же решатся напасть.

- Ты хочешь сказать, что справилась с четырьмя воинами? В доспехах и при мечах, которыми, как ты утверждаешь, они хорошо владели?

- Пустяки. Для меня - пустяки. Я довольно привлекательна, чтобы разжечь желание, и достаточно сильна, чтобы погасить пыл.

- Достаточно тщеславна, ты хотела сказать?

Она встала, вынимая меч. Он едва не потянулся к своему, но она только откинула плащ за спину, и тогда он заметил открывшиеся из-под подвернутых рукавов мускулистые руки. Она взяла меч двумя руками: одна придерживала острие, другая - гарду, и резко, без труда сломала его о колено.

- Достаточно сильна, - повторила она; ее голосу вторил звон лопнувшего железа, протяжный и долгий. Она бросила обломки клинка на пол и чуть ослабила завязки куртки, глядя исподлобья. Затем снова села.

Он тоже мог бы сломать меч, но все-таки он мужчина.

Он снова выглянул в окно.

- Что ты собираешься делать, госпожа?

- Собственно, ничего. Я отправляюсь в Тяжелые Горы. По дороге встретила разбойников. Не в первый и, думаю, не в последний раз. Одного и привезла сюда, поскольку мне это было по пути. Теперь я пойду поесть и поспать, раз в 'Приюте' не получилось. Там удалось только пива хлебнуть, да и то наспех. До сих пор в животе бурлит.

Она встала.

- А какое тебе, собственно, было дело до этого постоялого двора? Я слышал, что ты в своей жизни видишь только стервятников.

- Ну почему же? Иногда и солдат. К сожалению, не всегда сообразительных. 'Приют' - единственный постоялый двор в этих краях, более того - единственный на всем тракте, не считая тех, что в городах. Я ночевала в нем пару раз, и, может быть, мне просто хочется, чтобы такая возможность была и впредь.

- Ну хоть какая-то причина! - согласился комендант. - И все же, госпожа, я с удовольствием приказал бы тебя задержать. Как случилось, что Громбелард так долго ничего о тебе не слышал?

- Я путешествовала.

В дверях она на мгновение остановилась.

- Знаешь, - кинула она напоследок, - а может, я вас просто люблю? Все имперское войско? Возможно, ты слышал, что я сама служила?

Она вышла. Комендант чуть приподнял брови.

- Знаешь, - сказал он, - а может, и хорошо, что ты вернулась? Громбелард без легенд - это один ветер да слякоть.

Возле рынка она нашла сносную гостиницу, правда довольно дорогую. Впрочем, золота у нее хватало. Она во многом могла упрекнуть своего бывшего мужа, но уж никак не в скупости. Он дал ей тысячу слитков золота и жеребца. Если бы она потребовала, дал бы в десять раз больше. Золота он не жалел.

'Ты еще вернешься', - презрительно бросил он.

Она приняла золото и коня как должное.

'Это плата за услуги, которые я тебе оказывала, - сказала она. - Не слишком дорого, правда?'

Кровь прилила к его лицу. Таким она его и запомнила.

Каренира наелась досыта. В зале сидели солдаты. На этот раз настоящие трезвые и вежливые. Конечно, они пытались расспрашивать, кто она, откуда и куда направляется. Так уж сложилось, что в Громбеларде солдаты были весьма дотошны. Особенно к одиноким вооруженным путникам. Ну а женщина при оружии хоть и не была во Второй Провинции чем-то особенно необычным, но все же вызывала определенное любопытство.

Она сняла самую дорогую и лучшую комнату. Там она и позволила поговорить сама с собой.

- Что, привыкла-таки к удобствам? - насмешливо спросила она себя. - Что ж, посмотрим, как будет в Горах. Первые ночи глаз не сомкнешь под открытым небом. Вот увидишь.

Она разделась догола и, широко расставив ноги, встала, заложив руки за спину. Потом сделала глубокий наклон, коснувшись лбом пола. Какое-то время она держала это крайне неудобное положение, затем приняла другую позу, еще более странную: встала на цыпочки, сильно согнув ноги в коленях и выпрямив туловище. Выглядело это так, словно она была в седле.

Так и застыла надолго.

Она вспоминала старика, который много лет был для нее отцом, вспоминала его советы и уроки, его голос:

'Ноги, Кара. Они связывают тебя с землей, поэтому они основа всего. Ты стоишь, ходишь и бегаешь. Они передают силу всему твоему телу. Если ты хоть иногда можешь дать отдых рукам, то ноги, как правило, продолжают движение, поэтому они в несколько раз сильнее, чем руки. Заботься о них. Только они смогут противостоять более сильным чужим рукам, если те вдруг пожелают убить тебя. Только ноги, Кара. Только они'.

Уже десять лет, почти ежедневно, она следовала советам своего опекуна. Даже в Дартане. Словно знала, что ее способности еще ей пригодятся...

Лодыжки и бедра начали слегка дрожать. На лбу выступил пот. Если бы ее сейчас увидели, многие мужчины бы постыдно бежали. Маленькие груди подрагивали, словно состояли из одних лишь мышц. Несмотря на стройную фигуру - узкая талия, округлые бедра, довольно длинные ноги, - в ней, казалось, было мало от женщины, во всяком случае, как это было принято считать, а так, только жилы да мускулы. Плоский живот напоминал военную подстежку, что носят под кольчугой, а под кожей играли ровные ряды мышц. Плечи и спина выглядели просто убийственно. Десять лет скалолазания, стрельбы из лука, бега наперегонки с горными козами, подтягиваний на отвесных стенах. Десять лет добровольных пыток, как эта ежевечерняя стойка, иногда еще и с тяжелым камнем, который надо держать обеими руками то над головой, то на вытянутых перед собой руках.

Капли пота начали падать на пол. Он струился ручьями по вискам, стекал по спине, между ягодицами, с шеи на грудь и живот, падая к ногам.

- Стареешь, - сказала она себе, приняв нормальную позу.

Несколько раз подпрыгнула, чтобы снять напряжение. Потом рухнула в постель, накрывшись одеялом, быстро впитывавшим пот. О том, чтобы помыться, она как-то и не подумала.

Мыться хорошо было в Дартане.

Проснулась и сказала себе то же, что и перед сном:

- Стареешь, Кара.

А уже было светло. Утро. Иными словами, она проспала полдня и всю ночь.

Она выскочила из-под одеяла, сладко потянулась, с удовольствием похлопав себя по округлому заду. Вскоре, уже одетая, с колчаном на плече, она пошла чего-нибудь перехватить.

После чего покинула гостиницу, оказавшись под струями дождя. Лило так, как и должно в Громбеларде, - особенно по весне. Потоки воды неслись по улицам, устремляясь в сторону рва. Избыток дождевой воды