Потом он задал себе вопрос, стоит ли кипятиться по поводу мелких уколов. Он может остаться в Лондоне и голодать, а может занять свое законное место будущего владельца замка Килдонон и сотни тысяч акров шотландской земли в придачу.
Впервые после того, как он услышал о смерти братьев, лорд Алистер подумал о том, каким влиянием обладает его отец на севере, — ведь мать была права, утверждая, что ведет он себя как король.
Он и в самом деле был «монархом всего сущего», и его подданные вопреки английским законам обращались к нему за правосудием. Поскольку были убеждены, что он как глава клана и есть закон.
«Мне еще о многом хотелось бы подумать», — сказал себе лорд Алистер.
Он понимал, что разумом уже принял свое новое положение, хотя сердце его и бунтовало против связанных с этим положением тягот.
Он стоял в гостиной и думал о том, как приятно ему было жить здесь, как удобно, и сколько восхитительных часов провел он с друзьями или с одной очаровательной леди.
Она являлась к нему после наступления темноты, под густой вуалью, но была достаточно смела, чтобы рисковать своей репутацией и своим браком из любви к нему, Алистеру.
А Олив было недостаточно того, что он предложил ей.
Тяжело примириться с этим, а еще тяжелее поверить, что после всех ее разговоров о любви к нему она предпочла ему Харроуби.
— К дьяволу ее! Надеюсь, она будет гореть в аду! — воскликнул он.
И еще больше разозлился на себя за то, что позволяет столь необузданные проявления эмоций.
Послышался громкий стук в дверь, Чампкинс побежал открывать, а лорд Алистер понял, что принесли корзину, заказанную им для Эрайны.
Когда Чампкинс снова поднялся по лестнице, лорд Алистер встретил его словами:
— Все в порядке, я знаю, что это. Беги на конный двор и скажи Бену, чтобы подавал мой фаэтон немедленно.
Через десять минут фаэтон был у дверей.
То была еще одна неоплаченная собственность, и когда лорд Алистер уезжал с корзиной в ногах и со своим грумом Беном, который сидел с ним рядом, то подумал, что хорошо бы отец заплатил за право на его возвращение.
Ему доставляло бы огромную радость править двумя превосходными лошадьми, если бы не приходилось решать, как теперь с ними поступить: то ли отправить в Шотландию, то ли продать до отъезда.
Хоть он и сказал Олив, что откроет Килдонон-Хаус на Парк-Лейн, ему было ясно, что на это нужно получить разрешение отца. У лорда Алистера шевелилось в душе неприятное предчувствие, что отец ответит категорическим «нет!»
— Будь оно все проклято, должен же я иметь хоть какую-то независимость! — бормотал лорд Алистер себе под нос.
Но знал при этом, что слова его всего лишь бравада.
Когда он вернется в замок, то найдет там все точно таким же, как в прошлом: королевством тиранически правит монарх, одержимый только идеями собственной значительности и величия Шотландии.
Найти дом за номером двадцать семь на Блумсбери-сквер оказалось нетрудно.
Дом выглядел запущенным и явно нуждался в покраске, окна и ступени крыльца грязные.
Из-за отталкивающего вида дома лорд Алистер хотел, было просто оставить корзину для Эрайны и уехать.
Потом он вспомнил, что Олив обошлась с Эрайной так же скверно, как и с ним, и не удержался от злой усмешки, когда подумал, что так или иначе доведет до ее ушей сведения о собственном великодушии.
Достаточно сегодня же вечером в клубе «Уайтс» пустить слух о том, что он узнал, в каком тяжелом положении находится невестка Олив и ее племянница, и сплетню начнут передавать из уст в уста с превеликим удовольствием.
Все были отлично осведомлены о том, что сэр Роберт Беверли оставил жене немалые средства — с непременной, разумеется, оговоркой, что она утратит право на них, если выйдет снова замуж.
Это было настолько обычно для немолодых мужей молоденьких и хорошеньких вдовушек, что и говорить не о чем.
Но пока что Олив была, как говорится, хорошо подкована, и то, что она отказала в помощи невестке и племяннице, конечно же, станет оружием в руках завидующих ей женщин и мужчин, чьи ухаживания она отвергла.
Недобрая усмешка и жесткое выражение глаз сохранялись у лорда Алистера, когда он вышел из фаэтона.
Бен уже позвонил в дверь и поставил возле нее корзину, а сам тотчас принял поводья у хозяина, чтобы прогуливать лошадей вокруг площади, пока хозяин не соберется уезжать домой.
Вышла неряшливая служанка, которая выглядела так, словно только что чистила печные трубы.
— Я хотел бы поговорить с мисс Эрайной Беверли, — сказал лорд Алистер.
— Вы найдете ее на третьем этаже, мистер, — ответила служанка, указав пальцем на узкую и пыльную лестницу.
— Я подозреваю, что там находится ее спальня, — заметил лорд Алистер. — Наверное, в доме найдется другое, более подходящее место, где я мог бы потолковать с молодой леди.
Служанка уставилась на него в изумлении, но блистательная наружность незнакомца, вероятно, произвела на нее впечатление, потому что, помедлив, она предложила:
— Есть гостиная хозяйки, но ее сейчас нет дома.
— Я уверен, что она не стала бы возражать, — решительно произнес лорд Алистер. — Проводите меня туда.
Словно бы его повелительный тон лишил ее возможности к сопротивлению, девица открыла дверь по другую сторону холла.
За дверью оказалась небольшая, но вполне удобная гостиная, украшенная большим количеством дешевых картин и образчиками того фарфора, каким торгуют вразнос, но, по крайней мере, она была свободна.
— Пригласите мисс Эрайну и заодно отнесите наверх корзину, которую я привез с собой, — распорядился лорд Алистер, едва вошел в гостиную.
Он достал из нагрудного кармана полгинеи и вручил монету служанке.
Она смотрела на монету так, словно думала, что видит ее во сне.
Потом девица вся вспыхнула от восторга.
— Да, мистер, да, сэр! — заговорила она в совершенно ином тоне. — Я сию минуту позову молодую леди, прямо счас!
Она скрылась за дверью, и Алистер услышал, как она торопливо взбегает вверх по лестнице с тяжелой корзиной, очевидно, опасаясь, как бы он не переменил намерения ине потребовал деньги назад.
И лорд Алистер еще раз подумал, что если бы он не уезжал в Шотландию, то в будущем уже не мог бы позволить себе подобную щедрость.
Потом его мысли вернулись к Олив, и мысль о том, чем она занята сейчас, сильно повредила представлению о ее красоте, изяществе, веселости и, конечно, о ее светской изысканности.
— Маркиза Харроуби!
Он произнес эти слова вслух с издевкой в голосе.
И решил, что понапрасну теряет время на размышления об Олив, лучше бы подумал о своей беде — ведь его вынуждают жениться на шотландке из клана, который, как он помнил еще с детских лет, всегда враждовал с Макдононами.
Они воевали веками, совершая набеги друг на друга и захватывая у врагов женщин и скот.
Он вполне понимал стремление отца покончить сненавистью и злобой между людьми его клана и Макнаинами.
— Но не за мой счет! — воскликнул Алистер. В эту минуту дверь отворилась, и вошла Эрайна. Он заметил, что она сменила ситцевое платье, в котором он ее увидел впервые, на белое муслиновое, ткань