– Мы должны доставить Гермию в Лондон к началу следующей недели, – сказал маркиз. – Сезон будет продолжаться не слишком долго, поскольку регент скоро отправится в Брайтон, а после этого многие начнут закрывать свои дома и разъезжаться в деревни.
Улыбнувшись вновь, он добавил:
– Следовательно, ваша магия должна немедленно поставить меня на ноги, миссис Брук, и затем волшебная сказка для Гермии начнет разворачиваться!
– Я не… могу поверить тому, что я… слышу! – сказала миссис Брук странным голосом, и Гермия увидела слезы, скатывающиеся по щекам ее матушки.
Только когда Гермия в ту ночь отправилась спать – после того как она долго говорила с отцом и матушкой о том, что запланировал маркиз, – она подошла к окну спальни и взглянула через него на луну и звезды.
С того момента, как маркиз начал раскрывать им его план, она думала, что живет в своих мечтах, и не могла поверить, что ее молитвы исполнились.
И тем не менее, как будто маркиз действительно взмахнул волшебной палочкой, перед ней наяву стал подниматься занавес, открывая ей будущее, столь сверкающее и столь великолепное, что она чувствовала себя летящей по небу на яркой звезде.
Единственное, что пугало ее, – это то, что скажет Мэрилин, а также возможный гнев ее дяди и тети, когда они узнают о происходящем.
Кроме того, она думала о лесопилке, которая столько значила для отца, и знала, что граф принял это предложение маркиза только потому, что верил, что оно исходит от человека, которого он прочит в свои зятья.
Когда Гермия думала об этом, ей казалось, что чья-то холодная рука убирает тонкую сияющую вуаль с ее глаз и звезды перестают сиять для нее столь ярко.
Может быть, прежде чем маркиз оставит их, он сделает предложение Мэрилин, и тогда они не будут удручены тем, что он поручит своей сестре опекать ее в свете.
«Он благодарен… конечно, он благодарен мне, – говорила себе Гермия, – и, как он говорит, он хочет оплатить свой долг».
Она пыталась объяснить себе происходящее с нею с практической стороны, но почему-то это портило тот восторг, который она ощущала.
Хотя она редко так делала, но сейчас сдвинула занавеси, на окне, закрывшись от великолепия ночи, и легла в постель в темноте.
Лежа в кровати без сна, она неожиданно для себя стала думать о том, что маркиз скажет Мэрилин, когда будет просить ее руки, и что она почувствует, когда он поцелует ее.
При мысли об этом она как будто вновь ощутила твердость его губ, требовательно и настойчиво прижавшихся к ее губам.
Она знала, что, хотя он никогда не поцелует ее вновь, она не сможет забыть, что он был первым мужчиной, сделавшим это.
Глава 6
Гермия вошла вслед за леди Лэнгдон в большой мраморный вестибюль и спросила лакея:
– Его светлость уже вернулся?
– Его светлость вернулись несколько минут назад, мисс, и прошли в свой кабинет.
Гермия подождала, пока леди Лэнгдон не вступит на лестницу, ведущую наверх, и лишь тогда сказала:
– Я хотела бы поговорить с вашим братом, если я вам больше не нужна.
– Нет, не нужна, мы закончили все, что нам предстояло сделать этим утром, поэтому иди и поговори с Фавианом, – ответила леди Лэнгдон с улыбкой и пошла наверх по изысканной резной лестнице, ведущей к парадным залам на втором этаже.
Дом маркиза был совсем не таким, каким ожидала его увидеть Гермия.
Это был один из самых больших особняков на Пиккадилли и по великолепию и внушительности превосходил даже своего владельца.
На первом этаже были расположены столовая, библиотека, комнаты для завтрака и для работы с управляющим и кабинет, где маркиз располагался, когда бывал один.
Все гостиные и приемные комнаты располагались на втором этаже, а верхняя площадка двойной лестницы, казалось, была предназначена для хозяйки дома, сверкающей бриллиантами и встречающей своих гостей, поднимающихся по великолепной лестнице.
На втором этаже были две большие гостиные, примыкающие друг к другу так, что они могли превратиться в бальный зал, способный принять по крайней мере две сотни гостей, а рядом находились карточный салон, музыкальный салон, и, к огромному восторгу Гермии, – картинная галерея.
Все это было так прекрасно спланировано и декорировано с таким утонченным вкусом, что казалось невероятной способность маркиза, привыкшего жить в таком стиле, удовлетворяться долгое время маленьким и убогим домом викария.
Неудобство жизни в таком большом доме – по мнению леди Лэнгдон – состояло в том, что все спальни располагались на третьем этаже, куда приходилось долго подниматься тем, у кого не было крыльев. Гермии казалось, что они у нее появились.
Каждый день с тех пор, как она приехала в Лондон, она просыпалась, ожидая, что обнаружит себя дома, в своей маленькой спальне, и с трудом могла поверить, что происходящее с ней не является одной из ее многих фантазий, просто более яркой, чем остальные.
