Это было старинное трехэтажное здание с широким порталом, над которым декоративный балкон поддерживали две могучих консоли в виде львиных голов. Пожалуй, со студенческих лет Кира не была в этой богатой библиотеке.

Предъявив удостоверение дежурной, Кира прошла к замдиректора по научной части. Ею оказалась немолодая женщина весьма строго и немодно одетая, но хорошо причесанная.

- Садитесь, - пригласила она Киру. - Я вас слушаю.

- Мне нужны публикации, связанные с именем художника-ювелира Георгоса Диомиди.

- Я не знаю, что у нас есть. Сейчас попрошу библиографа, пусть посмотрит. Вам придется подождать, - женщина позвонила по внутреннему телефону: - Виктория Антоновна, пожалуйста, поищите, что у нас есть, связанное с художником-ювелиром Георгосом Диомиди... Да... Сейчас, пожалуйста...

- Я не буду мешать вам, если здесь посижу? - спросила Кира.

- Ради Бога, сидите...

Минут через пятнадцать позвонила библиограф, что-то стала диктовать, замдиректора записывала на формулярную карточку, затем, закончив, поблагодарила и протянула карточку Кире:

- Вот все, чем мы располагаем.

Кира читала: 'А.Самарин. Челлини, Фаберже, Диомиди - великие мастера, издания 1957-го, 1959-го, 1970-го годов', 'Альбом-буклет. Фотоизображения изделий Диомиди. 1955 г.', 'Дж.Бэррон. К истории ювелирного дела. Издательство 'Артистик букс', Нью-Йорк, 1960 год, перевод с английского', 'М.Гилевский. Сравнительное исследование, 1966 г. Университетское издательство'. 'А.Чаусов. Место Диомиди в русском ювелирном деле, 1970 год. Университетское издательство'.

- Нашли что-нибудь подходящее? - спросила замдиректора.

- Да, - Кира подчеркнула на формуляре два издания: 'Дж.Бэррон. К истории ювелирного дела' и 'М.Гилевский. Сравнительное исследование'. Если можно, эти две книги, они нужны мне на некоторое время.

- Хорошо. Вы имеете абонемент у нас?

- Увы, - сказала Кира смущенно.

Замдиректора снова позвонила:

- Виктория Антоновна, принесите мне, пожалуйста, Дж.Бэррона и М.Гилевского. Я сама тут оформлю.

Когда книги принесли, замдиректора заполнила на Паскалову формулярную карточку, вместо номера паспорта проставила номер удостоверения, Кира расписалась, поблагодарила, взяла книги и ушла.

Муж был дома, вернулся с полевых учений. Это она поняла по шумному плеску воды в ванной, он никогда не мылся в ванне, только под душем.

- Я пришла! - крикнула она, приоткрыв к нему дверь. Он стоял за занавеской, и она видела лишь контуры его высокой фигуры.

- Я скоро! - отозвался он.

Она принялась готовить обед. Борщ был, фарш на котлеты стоял в холодильнике. Оставалось начистить картофель. Муж очень любил жареную картошку.

Он вышел из ванной в майке и спортивных брюках. Тело белое, лишь кисти рук, шея, лицо обветрены, покрыты загаром.

- Устал? - спросила Кира. - Наползались, настрелялись?

- Маленько устал... Чеснок есть?

Она очистила два зубка. Он кусал чеснок и хлеб сильными белыми зубами, на челюстях ходили бугры желваков. Ел с удовольствием, шумно. Обедали они обычно в столовой, так он любил.

- Соскучился по домашней еде?

- Ага! - кивнул. - Что у тебя?

- Никаких новостей. Увязла в этом деле.

- Выберешься, - спокойно сказал он, как о деле решенном.

Съев почти сковородку картошки и три котлеты, муж по давней привычке выпил кружку воды из-под крана. Кира убирала со стола, мыла посуду. Когда вернулась в комнату, телевизор работал, а муж, лежа на диване, спал, сладко сопя. Она накрыла его пледом, достала из целлофанового пакета книги и села читать книгу профессора Самарина, где меж страниц торчали закладки Чаусова. Начала с предисловия, написанного Гилевским, в котором, оценивая труд Самарина, тот соглашался, что творчество ювелирных дел мастера Диомиди - это не отраженный свет, не эпигонство, вызванное к жизни такими художниками, как Челлини и Фаберже, а явление оригинальное. Далее Гилевский разбирал концепцию Самарина, его сравнительный анализ, доказывающие, что Георгоса Диомиди можно и нужно рассматривать как самостоятельный факт в искусстве ювелирной скульптуры...

Затем Кира открыла то место в книге, где была закладка, и на одной из страниц подчеркнуты синим строки: '...К великому сожалению, в судьбе трех мастеров есть нечто общее: прихоть временщиков и неудержимые социальные бури. Они-то и лишили нас, потомство, многого из того, что было и могло еще быть создано этими художниками. Что касается Диомиди, то у нас еще есть надежда, возможно, узнать о его замыслах, о том, где, в чьих частных коллекциях хранятся его издания. Узнаем мы это, надеюсь, в тот день, когда будет вскрыт пакет с его бумагами, хранящийся в музее этнографии и художественного промысла'. На закладке наискосок написано, как поняла Кира, рукой Чаусова: 'Как видим, никаких сомнений в том, что пакет хранится в рукописных фондах музея! Sic: это издание Самарина прижизненное, 1957 г.'.

Кира взялась за следующий том той же книги, но переизданной в 1959 году. Опять предисловие Гилевского, и на той самой странице подчеркнуты Чаусовым те же строки, а на закладке написано: 'Никаких изменений. Осторожен, ибо издано еще при жизни Самарина'.

Третье издание книги, осуществленное в 1970-м году, ничем не отличалось от предыдущих. То же предисловие Гилевского. Но из текста Самарина исчезла фраза '...когда будет вскрыт пакет с его бумагами, хранящийся в музее этнографии и художественного промысла'. А на закладке Чаусовым написано: 'Почему изъята эта фраза? Не потому ли, что книга переиздана уже после смерти Самарина, и не потому ли, что редактор ее уже сам Гилевский?! Хозяин-барин'.

Посмотрев выходные данные двух предыдущих изданий, Кира обнаружила, что редактором их была некая А.Школьник. В третьем же, посмертном издании фамилия Школьник исчезла, вместо нее напечатано: 'Редактор и автор предисловия профессор М.Гилевский'.

'Пожалуй, подозрения Чаусова логически состоятельны', - подумала Кира, пытаясь понять, почему вокруг пакета столько тумана, вообще умолчания. С умолчанием она столкнулась, читая брошюру Гилевского 'Сравнительное исследование'. Написана она была с блеском, увлекательно. Однако ни слова о пакете. Это показалось Кире противоестественным. Если пакет хранился в музее, Гилевский не преминул бы упомянуть об этом, если нет - тоже должен был сказать, мол, пакета в музее, увы, нет. А так умолчание, словно нет предмета разговора. И это самое подозрительное, ибо Гилевский знал, какая возня шла вокруг пакета, он не мог не использовать любую возможность, дабы еще раз подтвердить свою позицию: пакета в музее нет.

Книга О. Чаусова 'Место Диомиди в русском ювелирном деле' была в сущности панегириком, хотя и не без успеха автор обосновывал свое апологетическое отношение к выдающемуся ювелиру. Видимо, Чаусов проделал большую работу, составив список адресов (частные коллекции и музеи), где хранились изделия Диомиди. Пользу от чтения этой небольшой книги Кира извлекла одну: убедилась, что Чаусов искренне помешан на Диомиди и является прекрасным знатоком его творчества. Этим, возможно, и объясняется его ревнивое отношение к Гилевскому, как к союзнику-сопернику...

С большим интересом прочитала она брошюру американца Дж. Бэррона 'К истории ювелирного дела'. Здесь выловила любопытную деталь - цитату из письма Сэма Шобба к Диомиди: 'Вы правы, с оказией передавать письма безопасней и надежней. Я совершенно не согласен с Вами, что Ваши эскизы мертворожденные дети. Уверен, придет время и появится возможность воплотить эти эскизы в материал. Я об этом думаю...' Письмо датировано августом 1947 года. Об этом письме, как поняла Кира, видимо, не знал никто, иначе его бы уже расцитировали десятки раз, тот же Чаусов, хотя бы для того, чтобы подтвердить, что Диомиди не прекращал работу даже в самое трудное для него время, создавая эскизы для своих будущих изделий. Похоже, из отечественных источников взять эту цитату американец не мог. Каким же