Немного спустя после полуночи Авери и Горрел играли в спортзале в настольный теннис. Они были опытными игроками и поэтому перебрасывали маленький целлулоидный шарик с одной половины стола на другую без малейших усилий. Оба были в прекрасной форме, однако Авери слегка вспотел, отчасти из-за мощных ламп, свисающих с потолка и создающих иллюзию солнечного света, отчасти из-за внутренней напряженности. К тому же Авери был самым старшим в группе, и его длинная фигура заметно выделялась на фоне остальных. Авери играл сосредоточенно, не отвлекаясь на разговоры с Горрелом, прислушиваясь к биению сердца, ощущая работу мышц. Одним глазом он постоянно посматривал на часы, но игра нисколько не утомляла его.

Горрел, вечно веселый, крайне легкомысленный человек, тоже был чем-то взволнован. В паузах между ударами он бегло оглядывал зал: пустые стены, блестящий пол, яркие лампы на потолке. Иногда он бессознательно ощупывал маленький, незаметный шрам на затылке.

В центре зала возле граммофона находилась софа и несколько кресел. Там сидели, играя в шахматы, Ленг и Морли, отбывающий свое ночное дежурство. Ленг задумчиво склонился над доской. Короткие волосы придавали агрессивный вид его остроносому лицу, но сейчас он совершенно спокойно взирал на шахматные фигурки. Эта парочка регулярно играла в шахматы в течение четырех месяцев, начиная с прибытия Ленга в клинику, и обычно чувствовалось некоторое преимущество Морли. Но в этот день Ленг применил новый дебют, и уже через десять минут игры его фигуры прорвали оборону Морли. Ленг чувствовал необычайную ясность ума и сосредоточенность, хотя лишь этим утром он очнулся от гипнотического транса, в котором пребывал в течение трех недель.

За одной из стен находились комнаты обслуживающего персонала. Через плечо Ленг заметил в одном из наблюдательных окошек на двери лицо, внимательно его разглядывающее. За ними постоянно присматривала группа медперсонала, готовая в любую минуту прийти на помощь. (Заднюю дверь, ведущую в маленький дворик с тремя коттеджами, постоянно держали запертой.) Спустя несколько мгновений лицо исчезло. Ленг машинально улыбнулся, глядя на опустевшее окошко. Его вера в способности Нейла была абсолютной, и он полностью верил в успех эксперимента. Доктор сумел уверить его, что его физическое состояние скоро придет к норме, а мозг получит новые, неограниченные способности.

— Запомни, Роберт, — постоянно повторял ему Нейл, — мозг сам по себе никогда не устает.

Ожидая хода соперника, Ленг посмотрел на часы, укрепленные на стене. Двенадцать двадцать. Морли широко зевнул. Он выглядел уставшим и вялым. Ленг подумал, как примитивно по сравнению с ними выглядят люди, которые уделяют часть дня сну. Тут же он осознал, что даже Нейл в этот момент спит. Вид Нейла, спящего в своей постели двумя этажами выше, развеселил Ленга.

Смех вывел Морли из оцепенения.

— Извините, я задремал. Что случилось?

— Ничего, ничего, — успокоил соперника Ленг, стараясь сдержать рвущийся наружу смех. — Я просто осознал, что все еще бодрствую.

Морли улыбнулся.

— Мы запишем это как одно из лучших высказываний недели.

Он передвинул ладью и стал наблюдать за парой, играющей в настольный теннис. В этот момент Горрел резко закрутил мяч, и Авери пришлось совершить невероятный рывок, чтобы отразить удар.

— Они, кажется, о'кей. А как насчет вас?

— Я в наилучшей форме, — ответил Ленг и быстро сделал ход.

Обычно их поединок завершался лишь в эндшпиле, но в этот раз Морли осознал свой проигрыш уже к двенадцатому ходу.

— Неплохо, — сказал он. — Еще одну.

— Нет. Игра утомляет меня. По-моему, это какое-то отклонение.

— Не волнуйтесь. Когда вы окончательно встанете на ноги, все это исчезнет.

Ленг встал, прошел в кабинет и взял одну из пластинок из коллекции. Поставив Бранденбургский концерт, он чуть убавил звук и сел на софу, прислушиваясь к высоким, торжественным звукам. В голове у Морли мелькнула мысль о чрезвычайно быстром умственном развитии всех участников эксперимента.

Следующие несколько часов прошли очень быстро. В час тридцать они совершили небольшую прогулку в хирургический корпус. Морли и один из хирургов измеряли кровяное давление и проверяли условные рефлексы. Одевшись, они спустились перекусить в пустой кафетерий и, усевшись за столики, стали спорить, как назвать новое время еды. Авери предложил “мидфуд”, Морли — “манч”. Затем несколько часов они провели за просмотром фильмов о своем трехнедельном гипнотическом трансе.

Программа закончилась, и они спустились в зал лишь тогда, когда начало светать. После бессонной ночи они по-прежнему чувствовали себя бодрыми и веселыми. Горрел постоянно подшучивал над Ленгом по поводу его гипнотической прогулки.

— Глаза пылают, рот распахнут. — Ленг попытался отвернуться от Горрела, но тот продолжал:

— Да посмотри на себя, ты и сейчас все такой же. Поверь мне, ты еще не проснулся, ты все еще под гипнозом. — Он повернулся к Морли. — Правда, доктор?

Морли с трудом подавил зевок.

— Во всяком случае я — это точно. — Ему казалось, что это он, а вовсе не трое мужчин, идущие перед ним по коридору, провел три недели без сна.

Хотя вся клиника спала, лампы вдоль коридоров и лестниц по приказу Нейла были оставлены включенными. Перед ними шли двое служащих и проверяли: все ли двери заперты, все ли окна занавешены и нет ли где-нибудь по пути темного угла. Все это делалось потому, что Нейл видел прямую связь между темнотой и сном.

— Давайте допустим, что ассоциация между темнотой и сном сама по себе может вызвать сон. Высшие млекопитающие выжили только благодаря своей способности собирать и квалифицировать информацию. Поместите их в темноту, не позволяйте им получать визуальную информацию, и они будут парализованы. А сон — это защитный рефлекс. Он обеспечивает нормальный рефлекс и заодно сберегает энергию…