- Но почему? - рассердился Афанасий.

- Темный ты человек, а мне нужен светлый. Когда мой отец умирал, он мне наказал, передай все только светлому человеку. А ты, Афанасий, темный!

Афанасий пощупал свою черную бороду, волосы черные с проседью и смутился:

- Да я уже светлею, белею!

- Не то, не то, - махнула рукой Шагайка, - есть у меня близкий человек, которому передам я тайну. Есть! - Старуха улыбнулась, морщины на лице ее разошлись, как лучи, и оживили хмурое лицо.

- Кто ж это такой? - ревниво спросил Афанасий.

- Наша кровная родня, дочь Василия!

- Разве она жива?

- Жива, - торжествующе сказала старуха, - с малых лет жила сироткой в детском доме, училась, стала светлым человеком и знает розмысл числ! Вот от нее письмо, - Шагайка вынула из-за пазухи конверт и снова залилась слезами.

- Чего ты плачешь, внучка жива, ну и хорошо!

- Как же хорошо, когда не могу я ей, болезной, послать денег или какую посылку! Обманул меня Вильгельм, совсем обидел! Бывало, как получу ее письмо, так никому не покажу, спрячу. А сама ей денег шлю, либо какой еды в посылке. Читать, писать не умею, а по этим посылкам она знала, что жива ее бабушка. Адрес-то мне писал сам начальник почты. Никому я больше не доверяла.

- Чудеса, - протянул Афанасий. - Вот бы знать, чего тут написано?

Бабушка взяла Афанасия за руку и сказала:

- Есть у тебя деньги?

- Нет, - смутился Афанасий, - совсем немного.

- У кого же мне взять денег? Надо мне внучку вызвать, послать ей на дорогу. Чтобы ехала сейчас, помру ведь я скоро! Не пропала бы тайна!

- Не иначе, тебе просить у Вильгельма.

- Не даст, зол он на меня.

- А ты зачем ему вредила?

- Заставляла его долг отдать, пугала его, усатого разбойника! Ведь я его отцу, мельнику, посулила тайну открыть. Они меня за это обещались весь век кормить, а потом обманули.

- Так, так, - отозвался Афанасий, - теперь мне понятно. Ну, а зачем ты все-таки на старый пчельник-то забрела?

- Эх, бесчувственный ты человек, Афанасий. Ведь это наше старое гнездо, недаром и зовут его Шагаевским пчельником. Тошнехонько мне одной. Вот забреду сюда, сяду на эти старые колоды, и словно я среди своей родни.

Закрою глаза, и слышно мне, как пчелки шумят, надо мной золотую паутину вьют. И кажется мне, обступают со всех сторон милые лица, родные. Мать с отцом. Дедушка с бабушкой, все они тут жили. Медку я первый раз в жизни вот тут вкусила. Горе впервые здесь узнала... Как же мне сюда не зайти, когда тоска одолеет?

Старуха всхлипнула и приложила к глазам конец платка.

Афанасий, ворча про себя, отошел и стал готовить щуку к копчению. Продел под жабры проволоку, намотал ее на палку, выбрав потолще. Оставалось засунуть ее сверху в трубу.

- Я-то на старое гнездышко поплакать прихожу, а тыто чего здесь колдуешь? - спросила бабушка Шагайка, наблюдая его приготовления.

- Да вот рыбку готовлю для пикника. Собрался мой Федя с товарищами здесь погулять, вместе с невестами.

Вроде смотрин будет. Утром сюда приедут из разных деревень красавицы. Приходи, если желаешь полюбоваться.

И тебя копченой рыбкой угощу, если не улетит она, вихорная, как ведьма на помеле.

- А ты крепко в нечистую силу веришь? - усмехнулась Шагайка.

- Как же мне не верить. Я охотник, я всякое повидал.

Такое, что и нарочно не придумаешь. Вот ты послушай-ка...

Ему нужно было подождать, пока щука примет соль, и, стараясь скоротать время, он принялся рассказывать Шагайке случавшиеся с ним загадочные происшествия.

- Однажды, в самый полдень, залез я в густую чащобу, где знал небольшое озеро. Смотрю, посредине озера плавает громадный селезень: на свое отражение в воде посматривает, перышки чистит, прихорашивается. Ну, я посмотрел да и обмолвился: 'Ишь какой леший'. Потом приложился - ба-бах! Селезень сразу лапки кверху. Засучил я штаны, влез в озеро. Жулика тогда со мной не было. Схватил убитого селезня за шею, поднял против своих глаз и говорю: 'Ну, ты хорош!' А селезень в ответ: 'Ну и ты хорош!'

Разжались у меня руки, селезень шлепнулся в болото, а я прочь что есть духу. Шепчу: 'С нами крестная сила'.

А вдогонку мне из кустов: 'Ха-ха-ха! Охо-хо!' Километра три отбежал, глядь - а ружья нет. Как домой явиться?

Сотворил молитву и пошел обратно. Смотрю, недалеко от проклятого места незнакомые парни корзинки плетут. Горит у них костерок, и в котелке что-то варится. Обрадовался людям, подошел и рассказал, что проделала нечистая сила.

Парни даже не удивились. 'Обыкновенное дело, то. ли еще бывает'. А один говорит: 'У меня дедушка умел нечистую силу заговаривать: велит, бывало, лешему какуюнибудь в.ещь принести - и принесет'.

'А ружье?' - спрашиваю.

'И ружье обратно принесет. Да вот можно попробовать, я дедушкины заговорные слова знаю'. Парень сделал торжественное лицо, велел всем закрыть глаза, перекрестился кукишем и давай бормотать: 'Чика, рика, чемирика - мое ружье принеси-ка, со мной рядом положи-ка, щук, шок, шебаршок - возьми себе ремешок! Готово!'

Открыл я глаза и вижу - лежит мое ружье, только без ремня. Перекрестился я еще раз, взял ружье со страхом, решил его у дьячка святой водой сбрызнуть, а парень, колдунов внук, даже не удивился. 'Это, говорит, - нам дело обыкновенное. Иди, охотничек, с нами утятину есть, давно поспела'.

Вот какой был со мной случай! Да не один.

Видя, что старуха охотница послушать, он рассказал еще несколько таких историй и, лишь когда наступила ночь и взошла луна, опустил щуку в трубу.

- Ну вот, теперь и костерок под ней развести можно.

Вначале пожарче, чтобы ее жаром схватило. А уж потом побольше дымку подпустить. Когда ее жаром- то сразу припечет, в ней больше сочности сохранится. Уж это я знаю...

Афанасий умолк и принялся раздувать костерок на загнетке.

- Ну, а щука-то, чай, не селезень, - усмехнулась бабушка Шагайка, выпотрошенная да просоленная, теперь не стрепещется.

- Кто ж ее знает, кто ж ее знает, - пробормотал Афанасий, - ежели она из озера в озеро под землей прошла, может и еще чего сотворить.

И, переведя дух, снова принялся раздувать костер на загнетке. А в трубе, пониже щуки, подогреваемое огнем, все больше накалялось заряженное ружье. Яша Волчков засунул его со всем припасом в эту трубу, только не сверху, а снизу, и надежно укрепил ивовыми прутьями.

В то время когда старый егерь раздувал огонь под своим заряженным ружьем, Ваня Бабенчиков и Яша Волчков, возвращаясь из колхоза, подходили к Волчьему острову.

- Смотри-ка, сказал Ваня Бабенчиков, - на Шагаевом пчельнике огонек какой-то?

- Да, что-то там светится, словно кто печку топит, - встревожился Яша Волчков.

- Ну, кому там ночью огнем баловаться? Так, от луны, наверное, отсвечивает какая-нибудь стеклянка, - успокоил его Ваня.

- Ой, Ваня, давай поторопимся, на пчельник забежим!

- Да разве на водяных лыжах побежишь? Да еще с краюшками хлеба за спиной.

- Ой, что-то мне страшно...