губой.

Приняв официальный доклад о прибытии, мы с комиссаром пожали капитану руку, потом поздоровались со строем и пошли к левому флангу, который замыкал молоденький сержант. Когда ему подали руку, он пожал ее с таким восторгом, будто никогда начальство не подавало ему руки и представился:

- Сержант Швачко.

Рядом стояли тоже сержанты Бондаренко, Ватолкин и четвертым был высокий чернобровый Шелякин. Здороваясь с ним, я поинтересовался:

- Сколько вам лет, товарищ сержант?

- Ровно двадцать, товарищ старший лейтенант.

- Давно воюете?

- Полтора месяца.

- А сбитые есть?

- Два 'сто девятых', товарищ старший лейтенант.

Невольно обрадовался: это хорошо, значит, все обстрелянные.

- Откуда родом? - спросил Ныч Шелякина.

- Родился в Орловщине, а вырос в Мариуполе, там школе учился, и аэроклуб закончил.- Сержант вдруг посуровел.- Скажите, товарищ старший политрук, Мариуполь еще не заняли?

- Точных сведений не имею,-отвечал Ныч.- Сложная там сейчас обстановка.

Шелякин больше ни о чем не спросил, лишь замутившимся взором посмотрел куда-то вдаль, и Нычу показалось, что слышал он, как застонала от горя душа пилота.

А я в это время уже знакомился с лейтенантами. Их было четверо: крепко скроенный Беспалов, тоненький, как былинка, с пухлыми девичьими губами Кисляк, коренастый, не по годам серьезный, Берестовский и постарше их всех Куликов.

- Ну, что ж, товарищи,-сказал я прикомандированным.-Будем воевать вместе. Сейчас придет машина - отвезут вас в баню. Старшина покажет места в общежитии, потом обед. После обеда- изучение района, а пока познакомьтесь с нашими летчиками, со своими новыми механиками. Разойдись!

Две шеренги, рассыпаясь, сходились, как на братаньи. Возгласы, приветствия, восклицания, многие друг друга знали по Ейской школе морских летчиков. Батько Ныч остался тут, а я ушел с Калининым на командный пункт.

- Вас как зовут, товарищ капитан?

- Иван Куприянович. А вас?

Выслушав ответ, Калинин спросил:

- Как вы решили поступить с нами? Смешаете со своей эскадрильей или мы будем получать от вас задания и действовать самостоятельно?

По тому, как он это спросил, видно было, что этот вопрос для него далеко не безразличен.

- Над этим я пока не думал. Скорее всего действовать будем в зависимости от обстановки и заданий: и врозь, и сообща. Решим вместе с вами.

У землянки КП капитан расстегнул реглан, стянул с головы меховой шлемофон с очками, взъерошил над широким лбом копну темно-рыжих волос и увечье лица стало еще заметнее.

- А что у вас с губой?

- Да так, обветрилась и потрескалась, вот и вздулась. Генерал Жаворонков был у нас, приказал срочно ехать на операцию. Это, пожалуй, единственный приказ, который я позволил себе не выполнить. Воевать она мне не мешает. Красотой займемся, когда немцев разобьем. А сейчас скажите мне, Михаил Васильевич... Правильно я вас называю? Скажите, вы здесь уже месяц воюете. Удержимся мы на перешейке или немца в Крым пустим?

- Вы такое опрашиваете...

- Значит, плохо дело,- вздохнул Калинин.- Теперь познакомьте, пожалуйста, с воздушной и наземной обстановкой.

Беседа наша затянулась. Как старший по званию и по возрасту, Калинин держал себя непринужденно и независимо, в то же время подчеркивая, что он готов оперативно подчиниться более молодому командиру эскадрильи. Пришел батько Ныч.

- Простите, что вторгаюсь,-сказал он, раскуривая трубку. - Чего доброго вы успели уже надоесть друг другу. Кто у вас, товарищ капитан, может дать мне сведения, сколько прибыло коммунистов и комсомольцев.

- Это и я могу,-охотно ответил Калинин.-Простите, товарищ комиссар, будем знакомы ближе.- Калинин сказал свое имя и отчество, Ныч тоже.- Так вот, Иван Константинович, прибыли вместе со мной: два члена партии, один кандидат, остальные комсомольцы. Сегодня дам список по фамильно.

- Да,-спохватился Ныч.-Как вы так точно вышли на наш аэродром? Таких деревушек, как Тагайлы, раскидано по степи много.

- Шли строго по маршруту и не ошиблись,- пояснил Калинин, сдерживая улыбку,-видно, трещины на губах беспокоили. - А правду сказать, по ветряку нашли. Далеко виден.

За лесной полосой прошумела полуторка. Послышались голоса людей, штурмующих кузов машины.

- Вы поезжайте, а я здесь с техниками задержусь,- предложил Ныч. По пути к машине комиссар шепнул мне:

- А мельницу надо убрать, как думаешь?

- Тут и думать нечего.

Летчики уехали. Высоко над деревней кружил одинокий самолет.

- Видел, 'хейнкель',- сказал Ныч оружейнику Бугаеву.- Слушай тут надо...

Подвижной, вездесущий Ныч не любил откладывать дела на потом. Ведь это явный разведчик. Чего доброго 'гостей' приведет. Неспроста же кружил.

- Скажи, Бугаев, ты со взрывными работами знаком?

- Что?

- Ну, взорвать, скажем, вон ту мельницу сможешь?

- А почему нет. Было бы чем.

Не прошло и десяти минут, как к ветряку подвезли шашки динамита и бикфордов шнур. Пока Бугаев закладывал под сруб взрывчатку. Ныч облазил мельницу, нет ли где ребятишек. Посмотрели вокруг - на сельской площади-ни души. Подожгли шнур и отбежали неподалеку к заброшенному амбару. Взрыв в деревне был совсем неожиданным и сильным. Сначала ветряк словно завис над землей без опоры, и сразу же накренился, а коснувшись земли, с треском и скрежетом превратился в большую кучу обломков, над которой высоко вздымалась клубами белая пыль.

Люди выбегали из хат и мчались опрометью в сухие заросли кукурузы на огородах, из бани выскакивали голые летчики и прыгали в открытые рядом щели.

Когда все улеглось и выяснилось, и летчики, посмеиваясь друг над другом, мылись заново, прилетели 'юнкерсы'- десять штук. И высоко сзади них две пары 'мессершмиттов'. Дежурным приказано было не взлетать. Бомбардировщики прошли между аэродромом и деревней, взяли курс на запад. Потом снова появились, прошли южнее аэродрома и деревни. Вскоре послышались глухие взрывы. Бугаев взобрался на амбар и оттуда давал пояснения.

- Ложный аэродром долбают,-кричал он.-Хорошо работают, сволочи, когда никто не мешает.

* * *

Базировавшиеся по соседству 'миги' ушли во второй половине дня на задание. Аэродром притих, будто его не существовало. Все скрыто, замаскировано. Старт свернут. Если посмотреть с воздуха, то вряд ли можно приметить обложенные дерном, укрытые под навесом маскировочных сетей капониры, а в них самолеты. И уже совсем невозможно догадаться, что в этих самых капонирах наводили порядок летчики 5-й эскадрильи. Вместе со своими механиками они осматривали двигатели, устраняли обнаруженные дефекты.

В зарослях лесополосы шло импровизированное занятие: знакомили новичков по карте с районом базирования и боевых действий, с безопасностью и сложностью воздушной обстановки, с тактикой наших и немецких летчиков на Перекопском перешейке.

В этот тихий час прогудел над аэродромом одинокий И-16. С земли, конечно, никто не видел, что в кабине сидел в летных очках и в генеральской фуражке Василий Васильевич Ермаченков. А он покружил над деревней и ушел в сторону КП группы, снова вернулся и зашел на коробочку. Свой значит. Выложили ему 'Т'. Истребитель приземлился. Летчик зарулил на старт и выключил мотор.

На аэродроме Тагайлы соблюдалось правило: после посадки самолеты немедленно убирались с летного поля и маскировались. Инженер Докунин подумал, что на истребителе мотор заглох, послал на помощь машину - стартер, чтобы летчик смог запустить мотор и отрулить самолет к лесополосе или к свободному капониру. А Василий Васильевич на сей раз забыл, что наставление по производству полетов и по аэродромной службе обязательны для всех летчиков, независимо от должности и звания. Он оставил парашют в кабине, очки бросил под козырек к прицелу, а фуражку надел на ручку управления, сам же сел в машину и уехал на КП эскадрильи.

Никто не осмелился сделать генералу замечание или отбуксировать его самолет в укрытие. А строгий блюститель маскировки Ныч был в это время в деревне. Прибыл комиссар на КП, когда Ермаченкову уже доложили, чем занимается личный состав. Генерал выслушал доклад, потом познакомился с летчиками группы Калинина, разъяснил сложности предстоящих задач. Близился конец временному затишью - немцы со дня на день могли начать штурм Ишуньских позиций.

- На требовательность командира эскадрильи, которой вы приданы, не обижайтесь,-посоветовал Ермаченков.- Кроме пользы общему делу и каждому из вас, ничего от этого не будет. Ну, а теперь присядем в тень, потолковать надо.

Генерал пригласил на беседу знакомых ему летчиков 5-и эскадрильи, поинтересовался, нет ли жалоб, поговорил с людьми, уже сидя на траве, запросто, по-товарищески. Сказал 'по секрету', что позарез нужны летчики на штурмовики Ил-2 в эскадрилью капитана Губрия, который уедет на днях за новыми самолетами.

-Нет ли среди вас желающих?-спросил он. Желающие отличиться на штурмовиках нашлись- старший лейтенант Касторный и лейтенант Куликов. В этот же день на У-2 их перебросили на другой аэродром.

- А ты не горюй, Авдеев, -- угадав мое сожаление, утешил Ермаченков. Вместо двух, четырех тебе подброшу.-И вдруг.-Да, куда это ваш ветрячок делся? Взорвали? Такого ориентира лишиться! А? Признаться, я чуть не заблудился без него.

Только он это сказал, как все услышали свист пикирующего истребителя и сразу же увидели пару несущихся к земле 'мессершмиттов'. Треск короткой очереди, рев моторов на выходе из пике-и 'мессершмитты' исчезли на бреющем. Все произошло так неожиданно и быстро, что никто не успел даже ахнуть. Мелькнула мысль, что немцы расстреливали