спрятали от всех. Скорее всего, брат рассказал друзьям, что Карлота отдыхает в тиши и уединении. И что отдых и перемену обстановки посоветовал врач. Хотя она видела графа всего дважды, и оба раза мельком, Элинор без труда представила, как он бойко и правдоподобно объясняет отсутствие сестры. И еще она словно наяву увидела тетю бедняжки Карлоты. Осуждая падшую племянницу, та относилась к ней так сурово, что молоденькая Карлота не решилась попросить совета и рассказать о том, что ее ждет. Элинор охватил гнев. Брат Карлоты проявил так мало сочувствия и человечности, а ведь девушка всего лишь совершила ошибку для нее трагическую, и теперь расплачивалась. Она вовсе не испорченная легкомысленная красотка. Чтобы это понять, достаточно увидеть ее невинные глаза, ясное, открытое лицо и нежный, детский рот.

Не думая о приказе, который Карлота наверняка получила от брата, Элинор спросила в сиюминутном порыве:

— Может, вы хотите поговорить, Карлота, дорогая? Вы со мной незнакомы и никогда больше меня не увидите, так что вам нечего бояться. Говорите, если хотите… — Она замолчала и успокаивающе улыбнулась. Девушка начала вытирать слезы. — Говорите, если хотите, — повторила она, — и я обещаю, что никогда и никому не скажу ни слова, даже моей подруге сестре Лейленд. — Она обрадовалась, увидев, что девушка слабо улыбнулась в ответ. Она еще раз вытерла слезы и спрятала влажный платок под подушку.

— Наша семья очень известна, — начала Карлота и произнесла титул брата полностью. — Его так не называют, — продолжала девушка. — У нас его зовут дон Мигел. — Она на секунду замолчала, увидев, что Элинор хочет что-то сказать. А та и в самом деле уже открыла рот сообщить, что знает, кто ее брат. Но вовремя передумала, сообразив, что после этого Карлота слова не скажет… а Элинор хотелось, чтобы она выговорилась именно сейчас, когда роды близко и ей так страшно. Это только пойдет на пользу. Элинор надеялась, что Джун еще ненадолго задержится. — Мы живем в Паласио де Каштру в Синтре, — продолжала Карлота низким, приятным голосом. — У моего брата есть и другие дома, но этот самый любимый. Он очень красивый и высокий… стоит на вершине большого холма, и его окружает огромный парк. — Она на мгновение замолчала и слегка покраснела. — С моей стороны неприлично рассказывать обо всем этом великолепии. У вас в стране это называется… хвастовством.

Элинор улыбнулась и заверила Карлоту, что та вовсе не хвастается. Ей было интересно, и она попросила девушку продолжать. И та стала рассказывать о пышности дворца, который окружали английские сады со скульптурами, озерами и фонтанами, с лимонными и апельсиновыми деревьями и безукоризненно подстриженными самшитовыми и тисовыми изгородями. О том, как павлины и другие яркие птицы важно расхаживают по тем садам, об огромном парке с мощеными дорожками, мостиками, кустарниками, папоротниками и кипарисами. В общем, по словам Карлоты, это было восхитительное местечко, где можно погулять или почитать книгу в какой-нибудь маленькой беседке или павильоне в саду.

— Этот огромный дворец достался брату после смерти родителей, когда я была совсем маленькой. Они погибли в автокатастрофе, путешествуя по Франции. Тогда брат стал моим опекуном, потому что у меня не было других близких родственников. Я… я встретила… встретила одного человека и влюбилась… — Ее голос задрожал, как и ожидала Элинор, когда девушка дошла до этой части своих откровений. — Я думала, что мы поженимся, но Лоренсо… он оказался плохим человеком и уехал…

Все это время Элинор стояла у кровати, глядя на девушку, но теперь отошла в сторону. Ей показалось, что она слышит чьи-то голоса. Элинор не хотела, чтобы Карлота продолжала разговор, когда Джун вернется в комнату. Никто не должен даже подозревать, что Карлота доверила ей свою тайну. Но голоса смолкли, и Элинор снова подошла к кровати.

— Карлота, но как же вам позволили встречаться с этим Лоренсо? Мне всегда казалось, что за португальскими девушками… особенно знатного рода… присматривают.

— Да, и мой брат придавал этому большое значение. Но у него есть и другие поместья… в Португалии мы их называем quintas… и он иногда должен их посещать. Когда он однажды туда уехал, я и встречалась с Лоренсо. Видите ли, я была одинока… — Она вдруг замолчала и открыла рот в изумлении.

Дверь распахнулась. На пороге стоял дон Мигел собственной персоной, гневно сверкая темными глазами. Он смотрел то на Карлоту, то на Элинор.

— Что вы делаете в этой комнате? — властно спросил он, шагнув к Элинор. — Кто вы?

Совершенно растерявшись при внезапном появлении человека, который вроде бы недавно уехал, Элинор стояла и смотрела на него во все глаза. Интересно, что он успел услышать? Дверь, видимо, была приоткрыта…

— Я подруга сестры Лейленд, — наконец вымолвила Элинор.

Ее сердце бешено колотилось. Она с тревогой подумала, что он может пожаловаться на Джун за то, что она впустила Элинор комнату доны Карлоты.

— Я видел вас в «Шерборне»… там, где я остановился.

— Я там работаю…

— Вы там работаете! — в ужасе воскликнула Карлота. — Как вы могли меня обмануть? — Казалось, она вот-вот расплачется. — Я вам поверила, когда вы сказали, что вы учительница. Вы работаете… — Она замолчала и всхлипнула, не переставая пристально смотреть снизу вверх на Элинор. — Вы работаете в отеле!..

— Я буду там всего несколько недель, — объясняла Элинор, стараясь избегать смущающего ее пронзительного взгляда разгневанного португальца. — Я не хотела обманывать вас, дорогая.

«Дорогая» Элинор произнесла непроизвольно. Это случилось само собой. Глаза графа как-то странно засияли, встретившись со взглядом Элинор, но он все еще пребывал в ярости. Продолжая смотреть ему прямо в глаза, хотя это ей удавалось с трудом — поведение графа приводило девушку в смущение, — она поняла, что, по крайней мере, часть ее разговора с Карлотой он слышал. И уж точно — о Лоренсо. Ее охватило сильное беспокойство за девушку. Испытает ли она на себе гнев брата? Наверное, нет. Момент неподходящий. Но из-за беспокойства Элинор порывисто заговорила, забыв обо всем, кроме одного — что нужно защитить девушку от любой тревоги.

— Сэр, вашей сестре было очень одиноко, а поскольку я оказалась здесь и совершенно с ней не знакома — не страшно, если она немного со мной поговорила. — Элинор открыто смотрела на взбешенного мужчину. Она увидела, что ее умоляющий тон привлек внимание. — Мне можно доверять, сэр. Никто не узнает о том, что мне рассказала ваша сестра. Даю вам слово.

Ответом ей было молчание. Элинор взглянула на Карлоту. Та со страхом смотрела на брата. Элинор показалось, что рука на покрывале слегка дрожит. Девушка явно боялась гнева брата, и Элинор не на шутку рассердилась на дона Мигела. Наконец он заговорил. Она ожидала услышать в его голосе ярость, но граф был холодным и церемонным.

— Сеньорита, кажется, вы почему-то пытаетесь защитить мою сестру от заслуженных упреков. Доверясь вам, она не только унизила собственное достоинство и пренебрегла моим, но и ослушалась моего категорического приказа не вступать здесь ни с кем в разговоры и не отвечать ни на какие вопросы о себе и обо мне. — Он замолчал, не спуская темных прищуренных глаз с Элинор.

«Какой надменный, самонадеянный сноб! — подумала она, непроизвольно оглядывая графа с головы до ног. — Признаться, одет он безукоризненно и выглядит… царственно!» Ей вдруг пришло в голову, что эта свойственная ему царственность в какой-то степени извиняет его властный вид и, в свою очередь, объясняет причину довольно покровительственного обращения с ней.

— Я спросил, что вы делаете в этой комнате.

Сердце Элинор дрогнуло в тревоге за подругу, хотя она не верила, что дон Мигел пожалуется на Джун.

— Я пришла в больницу повидать подругу, по вечерам я свободна, — пробормотала она зачем-то. — Сестра Лейленд укладывала спать дону Карлоту, так что я пришла вместе с ней.

— Для этого была особенная причина, сеньорита?

Она непонимающе уставилась на мужчину:

— Конечно нет. Не понимаю, о чем вы?

Прямые черные брови приподнялись в удивлении. Он перевел тяжелый взгляд на девушку в кровати. Какое-то время дон Мигел смотрел на нее, потом неожиданно попросил Элинор выйти.

— Но подождите снаружи, — тихо приказал он.