— Нелл, вы слышали о Недде Кохрэйне? — выдохнул Фредди, сам такой же тонкий, как и его голос.

— Такое горе для бедной Лу, — Диана возвела глаза к воображаемому небу.

Глазки Фредди алчно блеснули:

— Как вы думаете, где он сейчас? Говорят, он сбежал с танцовщицей варьете с Раш стрит.

— Фредди! — испуганно воскликнула Диана. — Что ты говоришь, этого не может быть! Нелл, скажите же… Я слышала, у него нервное расстройство… — Диана снизила голос до драматического шепота. — …и потеря памяти, и он, может быть, блуждает сейчас где-то одинокий и испуганный… Вы увидите, его найдут, и он вернется.

Фредди желчно усмехнулся:

— Люди, страдающие потерей памяти, не очищают до пенса банковские счета.

— Да, конечно, — неохотно отозвалась Диана. — Нелл, вы будете сегодня на презентации?

— Вполне вероятно, — Нелл бросила взгляд на вход.

Бэйтсы ушли. Официант смахнул со столика Нелл несуществующие крошки и наполнил ее чашечку еще одной порцией кофе. Вскоре он вновь появился с улыбкой извинения на лице и телефоном в руке.

— Как вам нравится заказанный обед? — поинтересовался Шеа.

— В нем есть, несомненно, очарование одиночества, — ответила Нелл. — Недостает лишь инока, читающего надо мной предписания святого Бенедиктина. Я уже пью кофе.

— Как называется то место, куда вы идете на презентацию? О, подождите минутку. — В трубке на отдалении послышался его гневный крик: «Меня это не интересует! Вы должны сократить материал. Черт побери, это все не то!» — Пожалуйста, побыстрее назовите место презентации.

— Бриггс, Вальтон. Я полагаю, вы рассчитываете теперь подъехать туда?

— Как только освобожусь. — И вновь разъяренный крик, адресованный кому-то невидимому: «Быстро исправьте дисплей! Я ничего не вижу!»

В центре галереи возвышалась огромная скульптура, поименованная в каталоге как «Сущность». Это была сложная металлическая конструкция, вся состоящая из агрессивных углов и извивов. Нелл подумала, что она должна символизировать внутреннюю напряженность человека, его страхи, или же, напротив, учитывая высоту этого шедевра, преодоление человеком этих страхов. Каталог обещал, что скульптура движущаяся. Ждали автора, который должен был прибыть позже и привести в движение свое детище. Будет непростительно для Шеа, если он пропустит этот исторический момент, подумала Нелл.

Конечно, были на презентации и обозреватели от секций искусства всяческих мелких изданий, но Нелл знала, что настоящие сливки общества — это те двести приглашенных, весьма близких ей лиц, для которых и был устроен роскошный полночный ужин, и уже завтра утром во всех газетах появятся подробные отчеты о том, что Биби Секко была восхитительна, Филлида Робби появилась в прозрачном платье от Норелл, а Алета Арно отмечала свой день рождения, в честь чего, собственно говоря, все и были приглашены.

И никто уже не говорил о скульптуре Лерри Лейка; гости, все до одного, обсуждали возможный маршрут Недда Кохрэйна и причины его бегства. Нелл медленно перемещалась от одной группы к другой, болтая то с Биби, то с Филлидой и Алетой, держа в руках бокал слишком сладкого калифорнийского шампанского и не переставая высматривать Шеа. Она испепелит его, если он так и не покажется.

Лерри Лейк фланировал тут же в отчаянии от ущемленного авторского самолюбия.

— Сейчас я запущу ее, — произнес он, хотя вряд ли его кто-нибудь слышал.

«Сущность» пришла в движение.

Заскрипели цепи, натянулись канаты, завертелись в убыстряющемся темпе колесики. На стенах заплясали лазерные огни. Засвистел сигнал, и сила его была столь впечатляюща, что Алета и Биби уронили пластиковые бокалы для шампанского и схватились за уши. А потом, без всякого предупреждения, «Сущность» начала саморазрушаться. Медь ударялась о сталь, зубчатые передачи жевали миниатюрные колесики, пока не наступил апофеоз: вся безумная конструкция содрогнулась в страшном бряцании и замолкла. Все застыли с раскрытыми ртами. Где-то, звеня, покатилось по полу последнее колесико.

Тишина была полнейшая. Никто не смел шевельнуться. И вдруг все повернулись к Нелл — вернее, к стоявшему позади нее человеку, который первый заговорил:

— Как это все называется? — вопросил Шеа. — «Любовь и смерть»?

Нелл обернулась, как ужаленная, схватила руку Шеа и вывела его из зала.

— Такт, я полагаю, — не ваше достоинство, — сказала она. — Или это просто неудачная шутка?

Шеа усмехнулся, но промолчал. Стало холодно. На крышах и капотах припаркованных автомобилей сверкала роса. Вершина Хэнхокского центра скрылась в тумане. Нелл подняла воротник. Со стороны озера дул ветер. Шеа сунул руки в карманы.

— Послушай, Нелл, — наконец примиряюще проговорил он. — Где твое чувство юмора? Я лично в своей жизни ничего глупее не видел. Все эти люди собрались здесь только для того, чтобы пить дрянное шампанское и ахать до охать, глядя на эту чушь, пожирающую саму себя, словно богомол. — Он рассмеялся, как мальчишка, довольный сравнением, и властно обнял ее за плечи. — Давай лучше пойдем купим гамбургер. Я ничего не ел целый день.

Она высвободилась из-под его руки:

— А я как раз недавно побывала на замечательном обеде, который прошел в полном одиночестве. — Она посмотрела ему в глаза, собралась с мыслями и сказала: — Я даже не знаю, кто вы такой, Шеа, за исключением того, что вы — мой сосед. И в данный момент у меня нет никакого желания узнавать это. — Последнее не было правдой, но она решила говорить жестко и хладнокровно. — Мнение этих людей очень важно для меня…

Он самолюбиво выдвинул подбородок, готовый возразить, но молчал, улыбаясь.

— Они — часть моей жизни, и они — мои друзья, Шеа.

— Ни за что не поверю, — насмешливо ответил он.

Не теряй самообладания, сказала она себе. Спокойно.

— У меня есть общественная репутация. Когда я появляюсь в обществе, я не сама по себе — я представитель фирмы. Это дело чести. А это, понятие, я полагаю, выходит за рамки вашей компетенции. — Когда она закончила тираду, щеки ее горели. — А теперь, если позволите, я пойду домой. Вечер, благодаря вашим стараниям был совершенно отвратителен. Всего доброго, мистер Шеа. — Она приложила усилие, чтобы договорить с подчеркнутым достоинством и спокойствием. И, прежде чем он успел ответить, она почти бегом устремилась по Вельтон-стрит и вошла в двери Отеля Дрейка. Швейцар открыл для нее дверь, и она успела обернуться, чтобы заметить силуэт Шеа, что-то бормочущего в тумане.

Череда магазинов и магазинчиков, закрытых в этот поздний час, образовывала галерею для прохода в соседний квартал. Нелл остановилась у темной витрины цветочного магазина, чтобы привести в порядок мысли и чувства. Ей никак не удавалось понять, почему же мнение Шеа о ее друзьях так важно для нее.

Одри вышвырнет ее вон, думала Нелл. Одри придет в ярость, если я откажусь видеться с Шеа. Но я не выдержу этой пытки: еще в течение двух месяцев улыбаться ему и изображать радушие, если… — если опять позволить себе попасться на его удочку. Надо постоянно себя контролировать. Но как, если он так чертовски привлекателен? Его малейшее прикосновение вызывает головокружение, а его поцелуи — о, его поцелуи сразу разрушают все мои решения.

Нелл отвернулась от витрины магазина с выставленным в ней «Букетом месяца» и обреченно побрела вдоль витрин к берегу озера. Миновав торговый квартал, она сразу увидела Шеа. Он ждал ее на повороте, меряя шагами мостовую, уже мокрую от дождя. Нелл попыталась пройти мимо, но Шеа обрушился на нее и схватил за плечи:

— Я виноват перед тобой, прости. Я очень раскаиваюсь.

— Пусти меня, — она сделала попытку вырваться, хотя и не очень уверенно.

— Может быть, я позволяю себе лишнее, но я не отпущу тебя, пока ты не скажешь, что прощаешь меня. — Он тряхнул головой, и брызги дождя веером разлетелись в косом луче фонаря. — А если ты вспомнишь все хорошенько и обдумаешь, ты поймешь, что я не сделал ничего плохого.

— Нет, ты вел себя ужасно! — возразила она, но против ее воли у нее перед глазами возникли все эти лица, каждое — с глупейшим выражением; эти раскрытые от изумления рты и глаза, все как один уставившиеся на Шеа — и от ее уверенности и злости тут же не осталось камня на камне. Подавляя