меня, должна быть железная дорога. И, сориентировавшись на звезды, чтобы кругами не ходить, потепал, потепал и потепал. Но уже ведь не в состоянии аффекта, уже просто тяжело физически, хорошо, что спортсмен, а еще был в полной боевой форме. Короче говоря, я дотепал до дороги, идущей вдоль железной дороги. Автомобильная колея. Снега по колено, в тайге. Вдали даже огоньки увидел. И вот тут я, еще не зная о правиле последних шагов, расслабился. Поскользнулся и упал на спину. Надо мной потрясающее звездное небо. Я лежу на спине, мне становится тепло, я понимаю, что замерзаю. Я читал, что когда замерзает человек, ему становится тепло… И я думаю знаете о чем? Я думаю — вот теперь я понял, как нужно монолог Гамлета «быть или не быть» играть. Честное слово. Короче, тихо отправляюсь в мир иной. Что меня спасает: по дороге едет машина, грузовик, с включенными фарами. Я лежу, вот моя нога в сапоге, значит, ну вот так 10 сантиметров от колеи. А машина не останавливается. Они проезжают мимо меня. Конечно, они меня видели. Это в Сибири. Может, беглый, может, еще что. И это меня разозлило — ах, сволочи, думаю, солдата не подобрали. Я поднялся и из последних сил дошел до этой станции, вошел в станционное помещение и около печки рухнул на пол. Кто-то прибежал, меня перенесли на лавку, достали военный билет, позвонили в часть. Приехал из части этот же самый майор и еще какие-то два офицера. И майор решил такую психотерапию, как я понимаю, применить. Он ворвался и стал орать на меня матом. И когда я его увидел, я стал кричать просто звериным голосом («аш игрек», как сказала бы Ангелина Ивановна). Я уже не мог слышать и видеть его. Я так: аааааааа! — и иду на него. И он мне как врежет. Я спиною в стену, он меня перехватывает, еще раз, я вылетаю в дверь и по откосу вниз. Тут его остановили. Ехал я в часть с командиром своей роты, очень хороший человек, и он говорит: «Почему ты не пришел ко мне, почему ты мне не рассказал, что ж мы, не разобрались бы…» — я мычу только. И меня сразу привезли на гауптвахту, правда всю ночь топили, оставили шинель, в глазок все время смотрели, как я там, не пытаюсь ли продолжить самоубийство, и отправили в госпиталь. В ту же самую Читу. В госпитале… там все очень просто, мне сделали пункцию первым делом. Знаете, что такое пункция, да? Это из спинного мозга берут жидкость. Тебе в спинной хребет вгоняют шприц и вынимают жидкость, на анализ. Если ты откажешься, значит, точно симулянт. Ну, я не отказался, но, слава богу, я что-то еще соображал, более или менее, и понимал, что инструкцию о том, что двигаться нельзя, надо выполнить до конца. Вон у нас один, мой сосед, решил ночью не звать санитарку и сходить в туалет сам. Его согнуло, и он больше не разогнулся.
Отлежал я в госпитале, вернулся в часть… уже мудрым и начал: спорт — самодеятельность, спорт — самодеятельность. Пошла моя жизнь очень хорошо. Ездил на соревнования, ездил с концертами.
Следующим моим событием был Экзюпери. Я по-прежнему много читал, я взял в библиотеке Экзюпери, до этого он мне не попадался. Я слышал про Маленького принца, но меня это не волновало. Так я впервые прочел «Ночной полет» Экзюпери. Что-то со мной случилось, что-то во мне случилось… Моя внутренняя жизнь качественно изменилась. Я не знаю, как это описать словами, но я внутри стал очень спокойным. Как будто моя внутренняя жизнь отделилась от моей внешней жизни.
А третье событие было в том, что я там чуть не женился. Я познакомился с одной девушкой на танцах. Они были сироты, она растила двух маленьких, своих сестренку и братишку. Я стал ходить к ним в гости, копать огород, помогать по хозяйству, детишки ко мне привязались, и я подал заявление, чтобы получить разрешение жениться. А тут закончили мы школу, и отправили меня как можно дальше, хоть я и был отличник боевой и политической подготовки. И отправили меня аж в Уссурийский край, на самый Дальний Восток, в село Галенки. Там я тоже нормально жил, вел драматический коллектив школьный, ездил на сборы, выступал за сборную округа, толкал ядро, метал диск. Как раз тут была годовщина незабвенной Октябрьской революции, я читал «Реквием» Р.Рождественского в Хабаровске на торжественном концерте. Потом я был летом в Хабаровске на спортивных сборах и успел сыграть роль в народном театре гарнизона. Короче говоря, в итоге всяких разных приключений я стал сверхсрочником в Хабаровске и стал руководить этим самым народным театром. Но до этого я чуть не погиб, уже не по своему желанию. Тогда у нас были Миг-17 (семнадцатые), они низкие самолеты были. И крыло самолета, кончик крыла, на высоте пупка. Мы выкатывали самолет из ангара, и я был на конце крыла. А с другой стороны самолета кто-то дал команду — поворачивай. Человек, который правил, он сделал поворот, сзади в это время оказался тоже самолет, и меня точно между двух крыльев начало сдавливать. Я издал совершенно звериный вопль. Я теперь знаю, что такое животный вопль. А в госпиталь не пошел, поскольку у меня была премьера. Поэтому я три дня, просто как собака, менял все на сахар и питался чаем с сахаром. И все нормально. Ну, в общем, оказался я в Хабаровске, там тоже ничего необыкновенного, кроме одного: я поставил условие, что я к вам перехожу, но вы меня отпускаете поступать на режиссуру. В Щукинское училище, на заочный факультет. И только я приехал в Хабаровск, только оформился. И тут же буквально… ну это все в течение суток, я ничего и не успел: в самолет и лечу я в Москву. И поступаю я на режиссуру с большим успехом, набрав 48 баллов из 50 возможных. По дороге я женился… То есть я в самолете познакомился. Она ехала к себе на свадьбу в Калугу… не доехала. Я послал маме телеграмму: «Поступил, женился. Игорь». Мама срочно, вместе с Колей, из Крыма от тети залетела в Москву, а потом встречала нас в Вильнюсе. Как-то случайно проговорилась моя подруга, что мы познакомились в самолете. У мамы была естественная реакция. Свадебное путешествие было у нас в том, что мы 7 суток ехали на поезде от Вильнюса до Хабаровска. Мой товарищ уже снял там нам пол-избы. Так началась моя семейная жизнь. И все шло нормально, я дружил с ребятами из молодежной газеты, вел на телевидении передачу «В эфире молодость». Там было много разных впечатлений, но обычных, никаких сильных переживаний. Потом у меня случился очередной приступ, я попал опять в госпиталь, опять мне сделали пункцию, вторую, и опять удачно, без последствий, и комиссовали. Я вернулся домой, взял в Щукинском отпуск академический, на один год. И Владимир Федорович, который самоучкой, к тому времени стал ведущим дизайнером завода, начальником отдела, у него в подчинении там были очень образованные люди… Вот за это время с 62-го по 68-й он самоучкой, можете себе представить, стал дизайнером. Потом он поступил в вуз… Министр выяснил, что у него нет высшего образования, заставил его учиться, он поступил в академию, на искусствоведение. Блестяще ее окончил, сделал открытие, в Литве нашел памятник народного творчества, неизвестный. Описал — это была его дипломная работа. Такой замечательный человек Владимир Федорович Долматов. Он отдал мне Народный театр. Так я, вернувшись из армии, стал руководителем Народного театра, закончив к тому времени один курс театрального училища имени Щукина.
И было во мне что-то после армии неуютно. Я не мог никак себя найти. У меня было ощущение, что я как-то подвешен между небом и землей. Внутри… не знаю… Внешняя жизнь-то была бурная: я уже успел и развестись, поскольку мне успели уже наставить рога, всякие были истории смешные. Но у меня театр, все, ну, все хорошо, а вот… Я искал ответа в разных книжках, я перечитал горы книг по психологии… Но что-то не складывалось. И вот я узнаю, что на завод приехала группа социологов из Московского университета. Я иду туда к ним, знакомлюсь, работаю с ними, делаю исследования на тему «Конфликт мастер — рабочий при сдельной оплате труда». Там я знакомлюсь с Аркадием. И однажды Аркадий пригласил меня к себе в гостиницу, я пришел, он мне вручает небольшую пачку машинописных листов и говорит: «Вот здесь информация. Может быть, это будет просто еще одна информация. А может быть, с этого начнется твоя новая жизнь». И я тут же, у него в номере, это читаю.
Вивекананда, вступление… философия раджа-йоги… Полное потрясение. Я выхожу из гостиницы, и у меня переживание, что я вышел в другой город, в другой мир. Все то же самое, и все другое. Так состоялась моя встреча с традицией. Так началась моя более или менее сознательная жизнь. Это произошло в 1968 году.
Потом я был на сессии, познакомился с Борей Тираспольским. Тоже очень интересно. Я поднимаюсь по лестнице, Боря спускается. Мы останавливаемся вдруг на площадках, поворачиваемся, Боря внизу, он говорит: «Это ты про „Дракона“ пишешь? Все работы контрольные… (по пьесе Е.Шварца „Дракон“), по режиссуре…» — я говорю: «Я». И мы не расставались трое суток после этого. Так у меня появился первый духовный родственник.
Потом получилось так, что мне предложили студию в Даугавпилсе, чтобы возродить там русский театр, который там когда-то был, и группа моих ребят со мной поехала. Началась жизнь в Даугавпилсе, коммуной, в одной квартире. И там, это уже третий год после встречи с Аркадием, там я впервые начал что-то рассказывать. У нас были такие пятницы: в ночь с пятницы на субботу мы сидели и говорили, так пришел к нам «Огненный цветок», метод качественных структур. Там в Даугавпилсе я прочитал, у меня были знакомые такие, хорошая семья, интеллигентная, педагоги, у них я прочел все выпуски журнала
