— Это я. Я вернулся. Вы не сдержали свое обещание.
Молчание. Отойдя в тень и предоставив возможность свету проникнуть в комнату, он смог наконец разглядеть Колобка.
Колобок дышал. Его глазки-бусинки были широко открыты, но они не двигались. Круглое лицо отливало синюшностью. Совершенно случайно Паук заметил несколько проводов, тянущихся от воротника доктора вниз по полу и уходящих в недра помещения. Слышалось слабое жужжание, как будто где-то рядом работал распределительный щит. Паук попятился и тут оглушительно заверещал телефон. Произошло две вещи: Вадик заорал прямо в ухо 'Бежим!', а Колобок широко открыл глаза и повернул зрачки к мигающей лампочке телефона. Сзади заметались тени, Паук хотел бежать и не мог, прикованный этим зрелищем. Его охватило острое ощущение опасности и вместе с тем оцепенение. Аппарат продолжал верещать, а Колобок продолжал смотреть на него полным отчаяния взглядом, а потом взгляд этот переметнулся на Паука, осознанно и с мольбой. Кто-то сильно рванул его за шиворот в коридор и только сейчас Паука захлестнул ужас. Пулей полетел он по маршевому коридору главного корпуса больницы, и Вадику пришлось потрудиться, чтобы нагнать его у самого парадного входа в холле.
Они долго и шумно пытались отдышаться.
— Ваш мир какой-то неправильный, — пробормотал Паук.
— Именно поэтому я пытаюсь тебе помочь, — печально ответил Вадик.
— Не нуждаюсь я ни в чьей помощи, — Паук огляделся.
Тут и там, словно брошенные куклы замерли в различных позах медсестры. Пандемониум.
Ему стало тоскливо. Его окружал чужой враждебный мир. Да. И как разобраться, причина ты или следствие? Неизвестно. Достигнуть точки назначения можно любым путем и два человека, одновременно выходящие из отправного пункта, изначально пойдут по разным дорогам….
До него дошло, что слова эти произносит — не он.
— Ты говорил с ним, — с непонятной интонацией произнес Вадик.
— Что? — голос Паука осип, — Ты знаешь….
— И что он тебе сказал? Хотя, глупо спрашивать. Если ты до сих пор здесь, значит все понятно. Ты не переживай. Это по-своему хорошо. В сущности, разницы нет. Просто там немножко почище. Но мне не понравилось.
— Откуда? — они смотрели друг другу в глаза, и один из них горько усмехался.
— Все понятно. Падший ангел…. Ну и хрен с тобой. Меня сейчас мучает один вопрос: почему?! — упал на колени Паук, — Почему я заглянул туда? Зачем я это сделал? Почему я сделал то, что я сделал и не сделал ничего другого? По какой причине. Почему здесь стоишь ты, почему? На твоем месте мог оказаться кто угодно, но нет. Я вынужден терпеть здесь твою рожу. Кто тебя дернул идти за мной? Что ты вообще здесь делаешь?! Нет, это выше моих сил. Каждое наше действие чем-то предопределено, мы действуем по какому-то сценарию. Мы говорим то, что говорим, именно те слова, а не иные и именно сейчас. Вот как я! О нет, погоди…. Опять! Что? Ну да, так оно и есть. Нас окружают люди, на протяжение жизни находятся рядом и оказывают на нас определенное воздействие. И постепенно понимаешь, что их присутствие здесь не случайно. Ну? Кто тебя мне подсунул? Признавайся? На кой ляд ты засираешь мой мозг своими мантрами?! Вали отсюда, слышишь?!
Вадик с невозмутимым лицом отвесил ему легкий тумак. Паук зарычал от ярости и кинулся на своего бывшего спасителя, ныне — противника. Несколько минут они катались по полу, размахивая кулаками. Наконец сильным ударом Вадик отшвырнул от себя Паука и тот откатился к стеклянным дверям.
— Ну?… — захлебывался он, утирая кровь из носа, — Дальше что? Ну же? Я жду. Что последует дальше? Падение метеорита? Нашествие инопланетян? — и с вызовом засмеялся.
— Что ж, — сказал Вадик, — Моя гипотеза подтверждается. И это к лучшему. Да, я виноват. Но я об этом не сожалею. Думаю, мы еще пересечемся.
С этими словами Вадик ушел в боковой проход, провожаемый взглядом Паука. Воцарилась звенящая тишина.
— Финальная сцена. Ладно. Пусть будет так, — он сглотнул, — Я выйду во двор, погуляю по дорожкам, после долгих поисков отыщу замаскированный в стене лаз, пролезу в него, ломая ветки, выйду на трассу федерального значения, встречных машин не будет, до города двенадцать километров, но туда мне не надо, там дико и непривычно, балом там правит индустриальный феминизм, так что пойду я в обратную сторону, по долам и холмам, найду дачный поселок, выберу домик поуютнее, заберусь в кровать, перехвачу что-нибудь с огорода, лягу и усну, и будут мне сниться сны, и буду я сниться кому-нибудь, и буду думать кого-нибудь, как сейчас кто-то думает меня, и все будет замечательно. Правда?
Кряхтя, он воздвигся на ноги. Внутренний двор сверкал волшебным серебром. Стало легко и хорошо. Неплохо бы покурить, решил он напоследок — перед тем, как шагнуть в будущее.
Колокольный звон звучал под сводами пещеры. Человек лежал на плоских камнях, на тонкой плетеной подстилке у тлеющего костра, скрючившись. Открыв глаза и оглядевшись, он понял, что удалось. Но мысль не принесла ему существенного облегчения. Где-то в каменных недрах журчал ручей. С большим трудом он поднялся на ноги, и зашлепал босыми ступнями в темноту, выставив вперед жилистую руку. Постепенно привыкнув к мраку, он оглянулся на призрачное пятно света и коптящие угли. Прямо из скалистого свода, из щели между валунами била струя воды, которая с плеском падала в маленькое озеро прямо перед ним. Водоем слабо светился изнутри зеленоватыми оттенками, в полупрозрачной толще метались тени. Одна проплыла совсем близко, и он опустился на колени, чтобы получше ее рассмотреть. Вода была с взвесью, наполненная маленькими копошащимися частицами и слегка колыхалась. Тут прямо у него под носом юркнула еще одна, настолько крупная, что не могло быть никаких сомнений — это рыбина, — и все же она словно являлась частью воды, только чуть плотной и темной. Он выбросил руку, чтобы поймать ее, пальцы прошлись по чему-то скользкому и сомкнулись на пустоте. Тень исчезла.
Он ощутил досаду, посидел еще немного в ожидании новой жертвы, но никто больше не появился. Тогда он попил из ледяного источника, так что зубы заломило, и отправился к своей лежанке.
Он понял, что немощен, как только поднес ладони к глазам. Эти сухие морщинистые потрескавшиеся и потемневшие от времени ладони принадлежали старику. Он провел пальцами по лицу, по дряблой коже, усам и бороде. На худом теле болтались какие-то длинные лохмотья, кое-как подпоясанные веревкой. Рядом с лежбищем валялась сума и посох. Покопавшись в этом нехитром имуществе, он обнаружил три сухаря, одну мраморную плитку со скрижалями на непонятном языке, пучок высохшей травы, еще одну плитку (пустую), зубило и отполированный камень.
До него донесся шум извне — это кричали люди. По сводам пещеры поползли тени нового дня, пятно света стало ярче и обозначило вход.
— Морсэн! Морсэн! Выходи! Выползай из своей берлоги, жрец!
Язык был прост, а потому понятен. Он еще раз посмотрел на плитку с иероглифами, пытаясь прочесть ее. Смысл некоторых символов начинал доходить до него: священные заветы, посыл человечеству.
— Ты обещал выйти на рассвете и явить нам чудо! Если ты не выйдешь, мы будем считать тебя лжецом! Мы сами войдем внутрь, и тогда смерть ждет тебя!!
Он разложил предметы, вытащенные из сумы, на холодном полу. Одна плита заполнена, другая — нет. Он должен был нанести письмо за эту ночь и не успел. Заниматься этим сейчас бесполезно. Его растерзают, если узнают об обмане.
Крики становились сильнее и как будто ближе. Он попробовал сосредоточиться. Он вспоминал — вспоминал то, о чем говорили ему на протяжении этого путешествия в никуда, и фразы сразу наполнялись новым смыслом, а то и не одним, и действия, и вещи представали перед ним в новом свете, а люди — новыми судьбами, возникали вспышками и растворялись в водовороте небытия.
— В каждом есть Бог, — прошептал он.
— Морсэн! Морсэн! Морсэн! — орали люди у самого входа в пещеру.
— Ну да. В каждом. Освободи в себе Бога. Ты можешь. Достаточно поверить.
Он сильно зажмурился, а потом закрыл глаза. Где-то там, снаружи, среди ясного безоблачного неба прогремел гром, и на землю легла тень, и подул холодный северный ветер с моря, и вспышка молнии ударила в песок, превращая его в оплавленное стекло. А потом тучи рассеялись, и толпа утихла.
Он пошел туда, к Солнцу и новому миру, который ждал его. Чтобы раствориться в нем без
