выскочил на тротуар и почти бегом направился к нему. Дернул за кофту и потащил за собой. Паук решил, что это элемент конспирации и послушно поплелся следом.
— Ну? — спросил Вадик, — Что новенького?
— Уфф, — Паук утер пот со лба, — Даже не знаю, с чего начать. Хочется успеть все.
— Не успеешь, сколько бы ни пытался. Мы всегда хотим успеть все на свете, но в конечном счете не можем сделать и малой части того, что запланировано. Даже отъявленный трудоголик когда-нибудь устает и чего-нибудь не успевает.
— Хорошая жизненная позиция, — решил Паук, — Удобно. И совесть на месте. Я просмотрел записи. Судя по вчерашним заметкам, можно сказать, что у меня был срыв. Вчера я написал, что сегодня это кончится. В воскресенье, на седьмой день. Еще я посоветовал себе никому не доверять. Это….
— Это разумно.
— Да, но у меня есть кое-какие вопросы.
— Конечно, у тебя есть вопросы. Но мне кажется, ты итак достаточно знаешь.
Паук натянуто улыбнулся и сорвал листочек с дерева:
— Просто надо уточнить, чтобы картина стала четкой.
Вадик предложил сыграть партию в шахматы, вот почему он задержался — сжимал под мышкой доску с фигурами. Они разложили шахматы на столе в круглой беседке, выполненной из переплетающихся крест- накрест досок. Доски были наклонены, и отверстия сквозь которые просачивались солнечные лучи, напоминали ромбы. Перед тем как сделать первый ход белыми, Паук выложил перед парнем горку мятных конфет. Приятно пахло разогретой древесиной. Липа.
— А этот пухлый, он юрист?
— Типа того. Ты не думай, что у нас клуб анонимных алкоголиков. Никто свою подноготную не выкладывает, каждый свое дерьмо держит при себе, — ответил Вадик, двигая вперед коня, — Просто мы размышляем об этом и делимся выводами. Одна голова хорошо, а две — сам знаешь.
Партия только начиналась, и Паук не особенно следил за комбинацией, поэтому выставил ладью на две клетки вперед.
— Ты что-то знаешь о нем?
— Да ничего я о нем не знаю. Я предполагаю и фантазирую. Никто ни о ком здесь всей правды не знает, запомни ты это, запиши на бумажке. Мы просто сидим и фантазируем друг о друге.
— Ага. То, что я наплел в своих видениях — полная чушь.
— А как же! — засмеялся Вадик.
Ход черной пешкой. Пешка оказалась защищена. Вполне можно было убрать другую, но Паук не стал. Вместо этого он приоткрыл фронт с левого фланга. Он слышал, как на крыше беседки поют птички.
Им никто не мешал играть.
— То, что по идее должно закончиться, не кончается, — сказал через какое-то время Паук, набравшись храбрости.
Вадик кивнул, делая ход ладьей.
— Значит, так надо.
— Гадко. Чувствуешь себя…пешкой.
— Ха! Ты думаешь, твоим пешкам лучше?
— Но они… — Паук ощутил страх, дикий животный страх — смотреть на доску, и закрыл лицо руками.
— Теперь все, — сказал Вадик. — Ты, главное, не думай. Не будешь думать — не появится.
— Это невозможно, — пробормотал Паук.
— Это дурдом. Невозможно там. Здесь все возможно, — грубо отрубил Вадик, и добавил, — Это кончится, поверь.
— Да, — сказал Паук, — Я знаю. Я знал еще утром.
— Твой ход.
— Мой ход, — машинально повторил Паук, поставив фигуру на клетку.
Они помолчали.
— А насчет толстяка я думаю вот что. Он — сломанный винтик. Его выбросили. Он хочет вернуться на свое место, он прекрасно понимает, что не может, и это сводит его с ума. Он рассказывал про свои похождения и, по-моему, он не понимает, что такие видения с рядовыми клерками не случаются. Может врет, кто его знает.
— Я хочу назад, к нормальной жизни.
— Не торопись, — Вадик убрал фигуру, — Считай, это второе рождение. Тебя же не спрашивают, хочешь ты в этот мир или нет, тебя просто рождает какая-то сила. Это безусловный факт, с ним ничего нельзя поделать.
— Пару часов назад я убедился, что реальнее этого мира быть не может. Теперь основа моей уверенности пошатнулась — я сомневаюсь. Ко мне пришла мысль, что такие как мы, — галлюцинирующие, — большая редкость, и нас специально привезли сюда под ярлыком психов, чтобы проводить эксперименты. И еще мне непонятно, почему доктор похож на старую деву.
— Прямо как гомик, отставший от моды, — захохотал Вадик.
Паук тоже засмеялся. Они смеялись громко и на полную катушку, так что слышно было далеко вокруг и самые беспокойные пациенты пугливо оборачивались.
Потом Вадик стал говорить про мифологию, про рай и ад. Представим, что рай и ад — это разные уровни, это сферы, в которых существуют люди. Чем объясняется то или иное существование? Так может мы сейчас в раю? А что, нам хорошо, нас кормят четыре раза в день. Развлечения есть, все удобства, газеты вон читаем. И никаких забот. Или это ад? Мы находимся здесь в наказание за прегрешения, которые совершили в прошлой жизни. Может, мы спим? Может, я из прошлого, а ты из будущего и временные линии пересекаются в конкретной точке? Может, так и творится история? И ты до самого конца, до самой своей смерти будешь думать, что это иллюзия, а тот, кто по-настоящему БЫЛ иллюзией, умрет, глубоко убежденный в реальности своего существования. И где грань, отделяющая иллюзию от реальности? Как ее распознать? Я почти убежден, я уверен, что она есть. Она должна быть, иначе зачем эти игры. Наша проблема, как я уже говорил, в том, что нам мало реальности, в которой мы живем, нам подавай других реальностей. А когда мы получаем эти реальности, и наедаемся ими досыта, нам становится страшно, мы хотим домой.
Паук зажал в руке королеву — он хотел объявить шах.
— Ошибочно полагать, что наши фантазии зависимы от нас, — продолжал рассуждать Вадик, — Нет. Они автономны. В чем-то сходны с пресловутым информационным полем, окружающем планету. Их так много, и они так переплетены между собой, что образуют некую паутину — паутину, из которой очень сложно выбраться, если завязнешь.
— Первый круг. Ты говорил про Первый круг, — сказал Паук.
— Ах это, — прищурился Вадик. — Тоннели реальности. Архетипы поведения. Я тоже поделюсь одной идеей. По-моему, у нас в мозгах произошло нечто вроде короткого замыкания, в результате чего сознание не находит выхода во внешний мир и происходит вояж по подсознанию. Но это жуткие дебри. Ты можешь заблудиться и никогда не выберешься наружу. Такова, например, природа аутизма. Но, с другой стороны, как это должно быть прекрасно — исследовать глубины своего подсознания…
— Вот оно что, — протянул Паук. — Получается, литературный персонаж может быть реальнее автора. Автору кажется, что он выдумывает, а на самом деле выдумывают его.
— Уловил! Молодец, сообразительный, — похвалил Вадик, — Насчет выдумок не знаю. Но лучшее что создано человеком, пришло как бы извне, явилось во сне, наступило озарение и вот, пожалуйста. Человек дошел до такого состояния, что стал способен воспринимать это информационное поле, соприкоснулся с ним, вынес что-то из него для себя и воплотил. Выдумать можно молоток. Любовь не выдумаешь, она просто есть.
Паук немного успокоился и сделал ход. Парень ушел от шаха. Чтобы добраться до короля, ему нужно было убрать защиту из туры и коня. Фигуру он потеряет, и еще неизвестно, удастся ли провести комбинацию по задуманному сценарию.
— И скульптура, и картины. Дали. Значит, он это видел, — сказал он задумчиво.