поставили здесь? Может быть, здесь было кладбище и в память о каждом человеке оставили его скульптурный портрет, как у нас оставляют фотографии на плите.
Куда вела эта лестница? В храм? Молились здесь? И тогда это изображение богов? Или это был другой храм – храм науки? А может быть, это изображение ученых – врача, астронома, звездолетчика? Что случилось с ними, что случилось с городом, с народом? Почему покинутым оказался этот город? Море наступило и вытеснило людей, сохранив от варваров для потомков память о великой цивилизации, а движение гор как будто специально задвинуло внутрь город, горная стена смягчила силу бурь и штормов.
Но куда ушел, рассеялся этот народ? Улетел ли на звездолетах к другим планетам, оставив на память людям Земли свои каменные портреты, и нам предстоит еще встреча с ними в пространстве? Может, смешались, растворились в других народах? Может быть, я несу в себе гены Головастика или Радиста? Может быть, я прямой потомок кого-нибудь из них?..
Я начинаю чувствовать, что вдыхаемый мной кислород обжигает мои легкие. Голова кружится, я словно пьяная. Пора наверх. Я взглянула еще раз на город и двинулась к дыре, ведущей в тоннель. Обратный путь по тоннелю, узкий проход в пещеру, миновала пещеру – и все это автоматически, хоть, честно говоря, я уже была еле живая. Меня кидало из стороны в сторону. Меня мутило. Все внутри горело огнем. Вот наконец выход из пещеры. Я отталкиваюсь ластами о дно. Остановка. Я повисла на секунду в воде… И снова вверх…
На пляже ничего не изменилось. Так же гремит транзистор. Белокожая компания все на том же месте. Как будто ничего не произошло. Как будто не раскопали Трою, не открыли Америку, не нашли древнюю столицу инков.
Я не в состоянии стоять на ногах и гордо выйти на берег. Ползу к берегу на четвереньках. Черт с ними, с белокожей компанией, пусть думают, что хотят! Оркестр и ковровые дорожки – ладно уж, разрешаю отменить. Меня тошнит… хоть бы не началась рвота, все тело покрылось гусиной кожей и стало сине- лиловым.
– Ну, спортсменка, – услышала я прямо над своей головой голос, – до старта на четвереньках, так, что ли?
Я поняла, что переохладилась и слишком долго пробыла под водой и что это влечет за собой неприятные вещи – воспаление легких, а то еще что-нибудь и похуже. Я была не в состоянии от слабости двинуть ни ногой, ни рукой, хотелось, не снимая баллонов, броситься на горячие камни и заснуть. Но я заставила себя снять маску и шапочку, потом отстегнула и сняла баллоны, сбросила с ног ласты и вовсе не легла, а стала делать зарядку, самую трудную, как нас учили в секции, труднейшую зарядку, восстанавливающую кровообращение и кровоснабжение легких. Я сжимала и разжимала пальцы рук и ног, одновременно, не переставая, прогибалась назад и выпрямлялась. Сжимала изо всей своей силы себе ребра, делала глубокие вдохи и задерживала дыхание. И так до тех пор, пока озноб не перестал выламывать мое тело…
Наконец я почувствовала спасительное тепло. После этого я еще сделала комплекс упражнений. Белокожая компания – все, как один, глазели на меня. Ну что ж! Смотрите, бесплатно показываю. И наконец, совсем уже без сил, я бросилась на камни.
Вид у меня был, конечно, неважный, так что даже и эта «компания интеллектуалов» что-то заподозрила. Одна красотка в мини-купальнике подошла ко мне и спросила:
– Вам плохо? Может быть, мы можем чем-нибудь помочь?
– Спасибо. Теперь все нормально.
Я лежала, и моя спина прижималась к горячим камням, а лицо, и руки, и живот впитывали тепло солнца. И вот я уже слышу, как струится моя кровь по жилам, а сердце перестало биться о ребра и водворилось на место.
Но все вокруг меня было еще не в порядке. Море то отступало к самому горизонту, то поднималось вверх, выше меня, горы тоже не стояли на месте, как будто покачивались на ветру. А ребята и девушки из той компании, уже не очень белокожие, а теперь бело-розовые, как юные поросята, никак не хотели почему-то оставаться в нормальном человеческом виде, то и дело меняли свое обличье. То они превращались в шары, то вытягивались, как сосиски.
Солнце начало жечь прилично, поэтому я поняла, что наверняка уже три часа или начало четвертого. Но спрашивать не хотелось, лень было двигать языком. Надо было поесть, но для этого придется встать, развязать сумку. Ну нет! Ни за что! Лучше застрелиться!
Подводный город почему-то меня сейчас почти не трогал. Мне казалось, что я знаю о нем давно-давно, вот именно о нем, а не о каком-нибудь другом. Эти поваленные колонны, шныряющие стайки рыбок, колеблющиеся, как на ветру, кусты-водоросли и эти широчайшие ступени, по бокам которых стоят мои друзья-приятели – Головастик, Умник и Радист.
Вот так бывает, когда не помнишь точно, то ли читала, то ли видела в кино, то ли родители жили в этом городе и с детства тебе о нем рассказывали.
Наконец жара стала спадать. Меня накрыла тень, упавшая с гор. И вдруг я почувствовала такой зверский голод, что ощутила даже слабость в коленках и дрожь в пальцах. Я еле-еле развязала шнурки сумки, достала бутылку виноградного сока и выпила его. Вот дурочка! Почему я раньше ленилась? А потом я съела пирожки, и вареную картошку, и плитку шоколада, и всунутые мамой на всякий случай бублик и городскую булку, и допила до капли весь сок и почувствовала, что вот теперь я бы с удовольствием пообедала.
Всю мою усталость как рукой сняло, и перестали двигаться вокруг меня горы и море. Я чувствовала в себе столько сил, что снова готова была или лезть под воду, или карабкаться в горы, или плыть за тридевять земель.
Но надо спешить домой. Я сложила свои вещи в сумку, надела мятые джинсы и майку и пошла. Я пошла знакомыми местами, родными мне местами – вон Гнездо Орлов, и Трон Дьявола, и рыжие камни пустыни, меня обвевал приятный свежий ветерок. Море ласково шлепалось о камни, и пахло полынью, и пригибался на ветру ковыль. Было еще совсем светло, но на небе уже зажглась первая звездочка.
Я вернулась в город. Сегодня ветер принес очень много запахов, гораздо больше, чем обычно. И запах моря, и запах меда, и нежный запах ирисов, и горьковатый запах полыни, и теплый запах парного молока, но и еще что-то – запах духов «Может быть…», и запах тройного одеколона, и запах лака для причесок, и свежих мужских сорочек, и новых девичьих платьев, и новых кожаных сумочек, и еще много всяких запахов.
И не только запахи встретили меня в городе. Меня встретили смех и гитары, транзисторы и песни. Меня окружили парни в белых рубашках и девушки в белых платьях. Они станцевали вокруг меня танец без названия и спели песню без названия, которая звучала примерно так:
Как мы рады, как мы рады.
Я так и не могла вырваться из их круга. Я шла, а они, не расцепив кольца рук, сопровождали меня, и пели, и плясали, и гоготали, и визжали. Потом кто-то их позвал. Круг распался, и они умчались. Я вошла в тень улицы. Был вечер, но было светло. Свет был серый и немножко лиловый, как бывает в сумерки. Горели фонари, но они были не нужны. Был виден каждый нежный лист акаций, и резной лист платанов, и растопыренные листья дрока.
И вдруг в эту тихую улицу с конца ее влилась толпа. Опять гитары и песни. И эта лавина всосала меня. Здесь были кабальеро в широких испанских шляпах, плащах и с гитарами, и здесь были дамы с буфами и в полумасках. Глаза смеялись в прорези черных масок, зубы блестели из-за вееров. Лавина прокатилась, ее поглотил зеленый коридор. Остался только одинокий монах в черном капюшоне. Он шел посреди улицы, что-то напевая, иногда разговаривая сам с собой.
Как я могла забыть! Ведь сегодня 22 июня. Сегодня у десятиклассников выпускные вечера.
Прошел год. Я бы уже кончала первый курс. Но зато я не увидела бы то, что увидела. Неужели все-таки это произошло на самом деле? И только сейчас я по-настоящему почувствовала радость.