Что с тобой, дорогой?
Сергей
Гулиашвили. Что, все объяснил начальнику?
Сергей. Все. Почти все. Ты понимаешь, какая глупость. Ведь прошел бы танк. Он не потому рухнул, что мост не выдержал, а потому, что застрял посреди моста, бензинопровод засорился. Чертов сын водитель, три раза его спрашивал: «Проверил?» — «Проверил». Убить его мало за это.
Гулиашвили. Объяснил начальнику?
Сергей. Нет.
Гулиашвили. Водителя пожалел?
Сергей. Пожалел? Я жалею, что из воды его вытащил. Что его жалеть… Я ему такое устрою, когда с гауптвахты выйду. А начальнику — что ж говорить? «Я не виноват — водитель виноват!» А я где был? Где я был, когда сто раз самому надо было проверить?
А танки все равно еще будут через такие мосты перелетать и через рвы будут прыгать. Все будут делать. Только вот я этого, пожалуй, не увижу.
Гулиашвили. Почему, дорогой?
Сергей. А потому, что выгонят меня из армии, вот почему.
Тридцать три несчастья у меня сегодня, Вано.
Гулиашвили. Еще несчастье?
Сергей
Гулиашвили. От нее?
Сергей. От нее.
Гулиашвили
Сергей. Да.
Гулиашвили. Русским языком написано.
Сергей. Мало ли что написано. Ясно, соскучилась, два года не видала. Письма редко пишу — вот и соскучилась. А я часто писать не люблю. Часто писать — скоро забудет.
Гулиашвили. Ну, а редко писать — тоже забудет.
Сергей. Не забудет.
Гулиашвили. Так вот же, в письме…
Сергей. А я тебе говорю, мне все равно, что в письме. Пусть что хочет пишет, все равно приеду в отпуск в Москву и увезу ее.
Гулиашвили. Хорошо. Вместе поедем, вместе увозить будем. Возьмешь с собой?
Сергей. Возьму.
Эх, Вано, чего бы я не дал, чтобы сейчас в Москву попасть хоть на день, хоть бы одним глазком посмотреть, как она там. Театральное училище… Знаешь, она красивая. Наверно, ходят там всякие кругом. Дай письмо.
Гулиашвили. Зачем?
Сергей. На губу садиться. Двадцать суток. Плохи мои дела, Вано. Как думаешь, отчислят меня из школы, а?
Гулиашвили. Что ты, дорогой!
Сергей. Да брось ты утешать меня! Правду говори, как думаешь?
Гулиашвили. Правду? Не знаю, дорогой, боюсь, что отчислят.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Сергей
Полина Францевна. Хорошо.
Сергей. Как ни говорите, Полина Францевна, а я, по-моему, делаю огромные успехи.
Полина Францевна. Вы бы подождали, пока я это скажу.
Сергей. Нет, правда, я, ей-богу, молодец.
Полина Францевна. Ну, если считать, что это первый урок после вашего отпуска…
Сергей. Вы только подумайте, какое прилежание! Человек два года не был в отпуску — и что он берет с собой в московский поезд?! Он берет с собой учебник французского языка, и, вместо того чтобы спокойно пить пиво в вагоне-ресторане, он с тоской смотрит в окно и зубрит неправильные глаголы: je fais, tu fais, il fait, nous faisons, vous faites, il font.
Полина Францевна. Меня очень растрогало, когда вы захотели брать уроки французского. Все занимаются английским, говорят — нужнее.
Сергей. И правильно говорят, я тоже занимаюсь английским.
Полина Францевна. Да, но вы и французским.
Сергей. А мне все нужно, Полина Францевна. Иностранные языки — все еще может случиться, они еще могут перестать быть иностранными. Вы знаете, когда я смотрю на карту, мне почему-то нравится только та часть ее, которая покрыта красным цветом.
