если попробуешь — догоню, свяжу и обратно на месяц. Ну, как себя чувствуешь?
Сергей. Выписал бы, а?
Аркадий. Отстань.
Сергей. Я знаю, почему ты не хочешь: тебе просто приятно иметь под рукой родственника.
Аркадий. Товарищ майор…
Сергей. Да, товарищ военврач.
А помнишь, Аркаша, Саратов… Тишина… Клиника… Странно, да?
Аркадий
Сергей. Значит, ни одного выстрела не слышал?
Аркадий. Нет.
Сергей. Ну, а бомбежки? Я, например, их, честно говоря, боюсь. А для тебя они, значит, уже не в счет.
Аркадий. Бомбежки? Да как тебе сказать? Когда первая была, у меня на очереди к операционному столу восемнадцать человек лежало, некогда было пугаться. А потом привык. Черт его знает, пожалуй, ты прав — война меняет человека, заставляет понять, что в жизни важно, а что — мелочь.
Сергей. Верно, Аркаша. По себе могу сказать — ох, не любят люди умирать. Но если уж умирать, то хотят умирать за что-то самое важное. И на войне, когда смерть перед глазами, забываем все наши обиды, неудачи, неурядицы, все, что можно забыть, забываем. А помним только то, чего забыть нельзя. Что помним, за то и умираем.
Аркадий. Да, ты прав. Как ни верти, хоть и делал все, что мог, а уже много людей у меня здесь на руках умерло. И странное дело: другой человек у тебя на руках умирает, а ты чувствуешь, что ты жил не так, как надо. Нет, не так я жил, совсем не так. Я здесь почувствовал, что ничего в жизни откладывать нельзя. Ни любви, ни дружбы, ничего. И знаешь что?
Сергей. Догадываюсь.
Аркадий. Да, я о Жене. Ты сто раз прав. Когда я вернусь, больше ни одного дня этой ерунды… В первый же день все ей скажу, и пусть решает.
Сергей. Первые умные слова, которые я слышу от тебя за пятнадцать лет знакомства.
Аркадий. Хорошо, смейся. Я уже написал ей письмо с объяснением в любви.
Сергей. Молодец! И послал?
Аркадий. Нет, завтра пошлю. Я хотел тебе показать.
Сергей. Мне? Зачем?
Аркадий. Ну, все-таки у тебя опыт. У Варьки лежит, по крайней мере, два пуда твоих писем.
Сергей. Неужели два пуда? Хотя, за столько лет… Но они все одинаковые: «Варька! Жду! Хочу видеть! Скорей! Варька! Жду! Хочу видеть! Скорей!» Тебе от меня будет мало проку.
Аркадий. Ничего, все-таки почитай.
Сергей. Ну, ладно, давай.
Врач. Товарищ военврач!
Аркадий. Что такое?
Врач. Из авиаполка приехали за вами. Там над аэродромом воздушный бой был. Ихних несколько, но и наш один — капитан. Боятся, не довезут сюда его без операции, на месте просят.
Аркадий. Машина готова?
Врач. Они на своей.
Аркадий. Едем!
Сергей
Сафонов. Что прислушиваетесь, товарищ майор? Я без гудка, тихо, с конспирацией.
Сергей. А я, Сафонов, не к вашему гудку прислушиваюсь.
Сафонов. Я думал, меня ждете. Что, раздумали?
Сергей. Нет, сейчас поедем. Я тут только дождусь, мне нужно… Вы пойдите к машине, посидите еще полчасика.
Сафонов
Сергей. Ничего. Идите.
Что, товарищ Антоненко, все еще не приехал Бурмин?
Врач. Нет еще. Из чего у вас палочка, товарищ майор?
Сергей. Из пропеллера.
Врач. И ехать-то ему всего десять километров… Обход надо делать… Из пропеллера, говорите?
Сергей. Да, тут недавно во время бомбежки одна их птичка в землю уткнулась — вот принесли мне кусок пропеллера. А то ведь здесь на триста верст ни одного порядочного дерева нет!
Врач
Сергей. Ну, это когда как.
Что ж, Бурмина-то нет, а?
Врач. Может, начальнику по телефону звонили, пойду спрошу.
Сергей. И правда, сходили бы.