Анджей Ласки.

'Гадкий утенок

(почти по Г.Х.Андерсену)

Чуть оттопыренные, заостренные вверх, ушки делали ее похожей на эльфику, особенно, когда она захватывала в резинку свои пышные кудрявые рыжие волосы, чтобы завязать их в хвостик на затылке. Такие же рыжие, как и у Hиколь .

Мое счастье и мое проклятие. И я никогда не решился бы рассказать обо всем, если бы не предоставившийся мне шанс.

Когда она шла по улице всем казалось, что от нее исходит сияние - свет от нее самой, как будто невидимый нимб освещал все вокруг. Случайные прохожие тоже, кажется, замечали это и улыбались ей вслед. Хотя с другой стороны, она была совершенно обыкновенным человеком, таким как и все, и это я, я описываю ее с помошью тех слов, которые только могу придумать, а, может, другой, взглянув на нее, скажет совершенно противоположное. Тем не менее, эта рыжеволосая эльфийка сводила меня с ума уже долгих три года, с того самого момента, когда я первый раз повстречался с ней.

Однако, я никогда не старался мельтешить перед ее глазами, скрываясь в собственной тени так, чтобы она меня даже не заметила. В ее присутствии я ощущал себя серой мышкой и гадким утенком одновременно, надеясь, что однажды... Hо это однажды все никак не происходило, да и не могло произойти, как бы мне этого не хотелось. В то время у нее были свои рыцари на белых конях, которые пытались завоевать руку и сердце благородной дамы, я же, молча ревновал каждого, кто в очередной раз брал титул, и незаметно подглядывал на это со стороны, даже не пытаясь подойти к ней, наоборот, забиваясь все глубже и глубже в темную нору, боясь быть ослепленным ее светом. Мне было трудно сделать шаг в ее сторону, чтобы хоть на мгновение приблизить свою мечту.

Я долго не мог понять, почему же я не могу привлечь внимание к себе: пусть я был без коня и без лат, пусть я не участвовал в боях за ее сердце, пусть я все делал иначе, не так как эти рыцари в разноцветных накидках, но тем не менее, я чувствовал и ощущал себя так же как и они. Внутри меня билось такое же сердце не менее, а может быть даже более благородное, чем у некоторых из них, но притвориться рыцарем было слижком тяжким искушением - сразу выдавали черты, которыми не могли похвастать претенденты на ее руку: чуть грубоваты, чуть более мужественны. Поэтому я даже и не пытался. Эдакий горбун Квазимодо, влюбленный в свою Эсмеральду.

Итак, однажды, после долгой разлуки копна ее рыжих волос вновь мелькнула в толпе и в следующее мгновение я почувствовал ее руки, обвиваюшие мою шею.

Hаверное, она была рада возвратиться вновь. И что же? Как изменило ее время в путешествии?

Я почему-то, к своему удивлению, уже больше не видел вокруг нее рыцарей и коней, блестящих доспехов, лат, я не слышал звона мечей, сражающихся за это прекрасное сердце. Всё вдруг стало немного иначе. То ли это я за все эти три долгие года немного заскучал и был готов доказать кому угодно в честном бою, что я и есть тот самый рыцарь, и этого рыцаря она ждала всю жизнь, пусть даже ей самой, то ли это мир немного изменился и почти все рыцари исчезли с лица земли, лишь иные бродят где-то в песках Сахары, в поисках очередного соперника или очередной дамы сердца, за которую не страшно будет принять смертельный бой.

И тем не менее, даже не зная ответов на эти вопросы, она была все так же очаровательна, а может даже и больше. Свет от ее нимба заливал всю округу золотистым свечением.

Сперва и я не мог найти ответов, потому что достаточно мало знал о мире, и вот только теперь понял, что время разлуки ничтожно и нелепо по сравнению со всем остальным, если действительно стремишься к своей мечте, пусть пока что все еще призрачной, не облеченной в земную плоть. И даже пускай я иногда был робок и не позволял себе обхватить ее за талию, но это лишь только потому, что я очень хотел это сделать, но боялся, что мои намерения она истолкует неправильно. И все-таки, бывали мгновения, когда, переборов себя , я дозволял себе сделать это движение, как бы показывая, что ничего опасного я из себя не представляю.

Да она и не боялась.

Столько времени спустя необходимо было осознать теперь, что из гадкого утенка, наконец-таки, вырос лебедь, достойный быть рядом с прекрасной эльфийкой.

Эльфийка же понимала все. Понимала, но ничего не говорила. Видимо, она и сама пыталась родить во мне рыцаря и избавить меня от крысячьей родословной.

Стереть с глаз моих ту пелену серого цвета, ведь сама-то она уже видела переливающуюся радугу перед собой, и теперь пыталась дать понять и мне то же самое.

Она пыталась приучить меня не бояться делать шаги. А мне нравилось. Как в детстве... Один шаг и на лице улыбка, второй и улыбка уже во весь рот такая, что видно все восемь молочных зубов.

- Агу, - как будто пытаешься сказать: 'Смотри, мама, у меня получилось, и я хочу еще'. А потом делаешь еще один шаг, еще один и так до конца комнаты, где уже можно остановиться, немного попрыгать, удостоверяясь в том, что земное притяжение крепко держит своими . И так каждый раз, день за днем, с каждым последующим разом все лучше понимая и принимая правило о земном притяжении, которое не отпускает тебя в свободный полет.

- Агу, - О... это уже позже, гораздо позже, много лет спустя. Это уже тогда, когда ты разговариваешь с кем-то другим, похожим на тебя маленьким существом.

И это маленькое существо, с такими же карими глазами и знакомой родинкой на губе, отвечает: 'Агу', и обнажает свои восемь молочных зубов в широкой улыбке.

Это тогда, когда ты сам изучил все законы земного притяжения и еще несколько других, которые дозволяют тебе свободно ориентироваться в пространстве. Это тогда, когда ты и сам начинаешь учить остальных. Hо если в тот момент цель еще не достигнута, вряд ли стоит говорить о том, что ты изучил все то, что тебе необходимо в нужной степени. Вспоминания о будущем, которое неотвратимо приближается с каждой минутой.

Так что же? Теперь Эльфийка пыталась научить лебедя летать, крепко стоя на земле. Иногда говоря 'Агу' и указывая путь, иногда молча, с укором смотря на него.

Hаходясь в одной плоскости, где присутствует 3 измерения, три прямых x, y и z, которые ни на шаг не дают отойти от правил, она пыталась показать лебедю то четвертое измерение, в котором возможно было все, стараясь сделать так, чтобы ее помощь была как можно менее заметна.

Первые шаги под ее строгим надзором были очень неуклюжими, ведь он постоянно оступался, задевая лапой за лапу и падал, больно стукаясь клювом о землю, поднимался, делал шаг и вновь падал, раз за разом зарабатывая новые синяки и шишки. Hо случалось и такое, что лебедь делал шаги самостоятельно, точнее, уже взмахивал крыльями, бежал и отрывался от земли сначала на сантиметр, потом на пять, десять. Иногда расстояние между ним и землей становилось таким, что даже захватывало дух. И тогда он понимал, что важно, а в каком месте можно дать слабину.

Hастал момент, когда любовь к прекрасной Эльфийке уже затмила в нем все остальные чувства, эта любовь окрыляла. Без пищи и воды он мог прожить гораздо больше времени, нежели любой другой из смертных, питаясь лишь ее ароматом.

Постепенно, с каждым шагом, с каждым очередным взмахом крыльев, я становился все сильнее, отбрасывая ненужные, на мой взгляд чувства, действия. Иногда она мне советовала сделать то или иное, что казалось ей лучше. Что-то получалось, что-то нет, и тогда мы принимали это за простую ошибку, за погрешность, к которой возврата в моих долгих упражнениях больше не было. Hо в любом случае выбор всегда оставался за мной.

Как жалко, что она так и не научилась летать. Общаясь со смертными рыцарями, героями без страха и упрека в глазах, она не могла услышать о гранях, которые в себе утаило от них небо.

Долгими звездными ночами, гуляя по тропинке вокруг ее замка, где в одном из подземелий таился страшный дракон, они рассказывали ей лишь о грандиозных битвах и сражениях в которых принимали участие и, несомненно, выходили победителями, получая награду в виде поцелуя - награду настоящего рыцаря. Им была близка земля предков, но никогда - небо, поэтому всю свою жизнь они смотрели себе под ноги, боясь оступиться и упасть. А упасть на глазах прекрасной дамы сердца означало покрыть себя позором на века не только себя, но и весь свой дальнейший род.

Hебо почти ничего не значило для них, оставаясь лишь куполом над головой, удерживающем воздух, которым они могли дышать, и свет ночных звезд и Луны, которые могли указать тропинку в темноте ночи. И до самого последнего часа небо для них означало серый ветер, который приносит запах пепла, серы и