за шиворот сам себя. Конец жанра! Конан Дойл, Эдгар По, хорошо, что вы не дожили до этого несчастного времени!

В течение долгих месяцев начальник полиции шел по своему следу, то себя настигая, то внезапным рывком снова уходя от себя, совершая чудеса находчивости одновременно в двух противоположных видах деятельности. Знаменитый детектив, известный во Франции под именем Жана Грейо, в Англии под именем Джона Грея, а в России под именем Ивана Григорьева, - оказался вором-рецидивистом, известным во Франции под именем Большого Жака Фонтена, в Англии под именем Большого Джека Фонтенза, а в России под именем Жорика с Большого Фонтана.

Параллельные прямые пересеклись в точке, представляющей не бесконечно малую, а, напротив, довольно значительную величину, и даже не одну, а две величины: великого сыщика и великого рецидивиста.

Сенсация.

Впрочем, разве в уголовном и вообще в мире мало сенсаций? Мир, в том числе и уголовный, устроен так, чтобы человек, живущий в нем, не переставал удивляться. Конечно, если начальника полиции взять под стражу, он уже не будет вызывать того удивления, я бы даже сказал: восхищения, какое он вызывал, когда стоял во главе полиции. Вычеркнутый из настоящего, он будет вычеркнут также из прошлого, где у него имелись некоторые заслуги. Таково удивительное свойство человеческой памяти: она способна забывать.

И не только человеческой. Если б семя не забыло, что было когда-то семенем, оно никогда бы не стало побегом. Если бы побег не забыл, что был когда-то побегом...

Я прошу прощения у тюремной администрации, что употребил неуместное в данном тексте слово 'побег', но таков закон развития и маленького семени, и взрослого, уважаемого человека...

Итак, является Жак Фонтен к Жану Грейо (дело, конечно же, происходит во Франции) и говорит:

- Напрасно ты, Ваня, за мной гоняешься: я, между прочим, сижу у тебя в кабинете.

Жан Грейо от удивления теряет дар своей французской речи, но тут же обретает английскую:

- Джек! - восклицает он. - Большой Фонтенз! Что тебе нужно здесь, во французской полиции?

- Я здесь работаю, - усмехается Джек. - В этом кабинете.

Ну, тут, конечно, удивление, выяснение, кто где работает и кто где ворует. После чего Жак Фонтен говорит:

- Ваня! Совсем ты одичал у себя в полиции, оторвался от жизни. Разве ты не заметил, что у нас давно уже воруют так же систематически, как и работают? Потому что у нас стерта грань между воровством и работой.

- Джек! - воскликнул Жан Грейо, упрямо не желая переходить на французский язык, чтоб не компрометировать родимую Францию. - Я привык делить мир на честных и бесчестных людей, на полицейских и, откровенно говоря, воров. И ты меня не собьешь с этой позиции!

- Эх, Ваня, Ваня... - вздохнул Большой Жак Фонтен. - Ты все еще думаешь, что на свою полицейскую зарплату живешь, а ведь ты уже давно не живешь на зарплату. Ты одного вора впустишь, а другого выпустишь, вот на что ты, Ваня, живешь. А кафель? Ты, я знаю, кафелем свой санузел покрыл, а ведь кафель это не честный...

- Я купил его!

- В магазине? Вот то-то и оно. Не на Елисейских полях ты купил его, Ваня, а в Булонском лесу, там, где у нас продают краденое.

- Так ведь санузел... - смутился начальник полиции. - С кафелем он совсем по-другому смотрится.

- Смотрится! Не смотреть туда ходишь, мог бы и обойтись.

- Мог бы, Джек.

- А шуба норковая? На твоей жене шуба норковая, откуда?

- Это подарок, Джек! Это по-честному.

- А кто подарил? Не каждой жене такую шубу подарят. Не каждого мужа жене.

- Жак! - Жан прикрыл дверь поплотней и перешел на французский. - Что же мне теперь?

- Не ссориться же нам. Мы же с тобой в одном деле, в одном теле... Либо ты меня за шиворот и к себе, либо я тебя под ручку и напротив.

Они перешли на шепот, и дальше уже было ничего не слыхать. Только одно слышалось: Булонский лес. Тот самый лес, где у нас продают краденое.

1981

СОШЕЛ НА СТАНЦИИ

Диалог на двух языках

Сквер. На скамейке сидит ЧЕЛОВЕК С ФОЛИАНТОМ.

К нему подходит ЧЕЛОВЕК С ЧЕМОДАНОМ.

ЧЕЛОВЕК С ЧЕМОДАНОМ. Не подскажете, как мне найти сапожника?

ЧЕЛОВЕК С ФОЛИАНТОМ. Сапожника?

Ч. С Ч. Сапожника. Ботинок у меня порвался, а я города не знаю, только что сошел с поезда.

Ч. С Ф. Сапожник у нас рядом живет. Но вам лучше сходить к парикмахеру.

Ч. С Ч. (трогает волосы). Вы считаете?

Ч. С Ф. Не в том смысле. Сапожник у нас не чинит обуви. Ее чинит парикмахер.

Ч. С Ч. А сапожник?

Ч. С Ф. Лечит больных. Вместо лекаря.

Ч. С Ч. Неужели в городе нет лекаря?

Ч. С Ф. Есть, и очень хороший. Но он шьет костюмы.

Ч. С Ч. А портной?

Ч. С Ф. Разносит почту.

Ч. С Ч. А почтальон?

Ч. С Ф. Заседает в суде.

Ч. С Ч. Как странно... И давно у вас так все перепуталось?

Ч. С Ф. Кто его знает.

Ч. С Ч. Вы разве не здешний?

Ч. С Ф. Можно сказать, что здешний. А скорее - нет. У нас в городе все нездешние. Трубочист, мой приятель, он работает маляром, не раз говорил мне: 'Я красил в этом городе все дома, но ни один мне не казался таким чужим, как тот, в котором я родился'. (Углубляется в фолиант.)

Ч. С Ч. Как странно... Я ехал в поезде, и вдруг порвался ботинок. Я почти не ходил, все время лежал - и вдруг он порвался.

Ч. С Ф. Сходите к парикмахеру.

Ч. С Ч. Да, вы правы. (Трогает волосы.) Заодно можно будет постричься.

Ч. С Ф. Постричься у парикмахера? Ну, нет! Для этого вам нужно сходить к прокурору.

Слышен свист, топот.

Ч. С Ф. (вскакивает и, сложив ладони рупором, кричит). Держи полицейского! (Садится и спокойно поясняет.) Это наш полицейский. Опять что-то украл. Он у нас в городе вместо вора.

Ч. С Ч. (хватается за голову). Полицейский вместо вора... Ох ты, господи, все перепуталось! Позвольте мне вашу книжечку... (Тянет к себе фолиант, лихорадочно листает его). Ну, вот, все стало на место. Рыбы дышат жабрами. Лошади кушают овес.

Ч. С Ф. У нас лошади не едят овес.

Ч. С Ч. Как это не едят? Лошади кушают овес, это всем известно.

Ч. С Ф. У нас лошади не едят овес.

Ч. С Ч. Но позвольте, как же так?.. Если лошади не кушают овес, тогда вообще все летит вверх тормашками.

Ч. С Ф. А вы знаете, где у них верх?

Ч. С Ч. У кого?

Ч. С Ф. У этих... тормашек. Мы не знаем, поэтому нам наплевать, как это все летит - вверх или вниз тормашками.

Ч. С Ч. Вниз тормашками не бывает.

Ч. С Ф. Еще как бывает! И это-то как раз самое страшное. Одно утешительно, что никогда не знаешь, где у них верх, а где низ.

Ч. С Ч. И надо же было, чтобы в поезде порвался ботинок!