Лоренс Блок

Дебет и кредит

Переводчик Вебер Виктор Анатольевич (v_weber@go.ru)

Первый конверт лег на его стол во вторник. И Майрон Хеттингер сразу понял: чтото не так. Дело в том, что во вторник утром он практически не получал деловой корреспонденции. Письма, отправленные в пятницу, приходили в понедельник. Отправленные в понедельник, если их не приносил курьер, находили адресата в среду, в редких случаях - на исходе рабочего дня во вторник. Этот конверт лег на его стол утром. Джон Палмер принес его вместе с другой корреспонденцией. Как и все другие конверты, запечатанный. Только Майрон Хеттингер вскрывал почтовые отправления, адресованные Майрону Хеттингеру.

Остальные конверты порадовали его рекламными проспектами и просьбами о содействии. Майрон Хеттингер вскрывал каждый, мельком проглядывал содержимое, рвал на две части и бросал в корзинку. Однако, взяв в руки конверт, о котором шла речь выше, он вскрыл его не сразу.

Сначала пригляделся к нему. Адрес его конторы. Отпечатанный на обычной пишущей машинке. А вот штемпель воскресный. Припечатавший марку стоимостью в четыре цента, которую почтовое ведомство выпустило в честь стопятидесятилетия известного колледжа на Среднем Западе. Обратного адреса Майрон Хеттингер не обнаружил.

Он вскрыл конверт. Вытащил из него не письмо, а фотографию, запечатлевшую двоих полураздетых людей. Мужчину лет пятидесяти с небольшим, лысеющего, полноватого, с длинным носом и тонкими губами. И женщину, по возрасту годящуюся ему в дочери, очаровательную, миниатюрную, улыбающуюся блондинку. Мужчину звали Майрон Хеттингер, женщину - Шейла Бикс.

Майрон Хеттингер долго, от пятнадцати до тридцати секунд, смотрел на фотографию. Потом положил ее на стол, поднялся, прошел к двери своего кабинета, запер ее. Вернулся к столу, сел, убедился, что кроме фотографии в конверте ничего нет. Потом разорвал фотографию на несколько частей, точно также поступил с конвертом, обрывки положил в пепельницу и поднес к ним огонек зажигалки.

Менее уравновешенный человек разорвал бы фотографию и конверт на тысячи частей, выбросил бы в окно и в молчаливом ужасе застыл бы над массивным столом. Майрон Хеттингер на недостаток уравновешенности не жаловался. Фотография - не угроза, а лишь намек на угрозу, дымок, указывающий на наличие огня. Так чего трястить, еще не зная, что представляет из себя эта угроза?

От дыма шел неприятный запах. Когда костерок в пепельнице догорел, Майрон Хеттингер включил кондиционер.

Второй конверт прибыл через два дня, в четверг утром. Майрон Хеттингер его ждал, не испытывая страха, но и без особой радости. Он раскопал его в толстой пачке писем. Такой же, как и первый. Тот же адрес, та же пишущая машинка, та же марка. Только штемпель, естественно, с другой датой.

На этот раз вместо фотографии он получил короткое послание, отпечатанное на листе дешевой бумаги:

Положите в бумажный пакет тысячу долларов десятками и двадцатками и оставьте его в ячейке камеры хранения станции 'Таймссквер'. Ключ от ячейки положите в конверт и оставьте его на регистрационной стойке отеля 'Слокам' для мистера Джордана. Сделайте это сегодня или фотография будет отослана вашей жене. Не обращайтесь в полицию. Не нанимайте частного детектива. Никаких глупостей'.

Автор неподписанного письма мог обойтись без последних трех предложений. Майрон Хеттингер не собирался обращаться в полицию или нанимать частного детектива. А уж предположение, что он может сделать чтонибудь глупое, не лезло ни в какие ворота.

После того, как конверт и письмо сгорели в пепельницу, а кондиционер очистил воздух, Майрон Хеттингер еще долго стоял у окна, оглядывая Восточную 43-ю улицу, и думал. Письмо взволновало его куда больше, чем фотография. Письмо являло собой угрозу. Угрозу его упорядоченной жизни. Этого он потерпеть не мог.

До того, как появилось письмо, Майрон Хеттингер по праву мог гордиться своими достижениями. Идеальная работа: аудитор высшей квалификации, очень и очень неплохо зарабатывающий тем, что каждый год помогал различным физическим и юридическим лицам уменьшать сумму налогов, которые им пришлось бы выплатить, если б они не прибегали к его услугам. Идеальная семья: его жена, Элеонор, на два года моложе, поддерживала в доме идеальный порядок, изумительно готовила, составляла ему компанию, если он хотел с ней общаться, оставляла одного, если такого общения ему не требовалось, не совала свой действительно длинный нос в его личные дела, и ежегодно получала двадцать пять тысяч долларов от основанного им трастового фонда.

И наконец, в довершении картины, идеальная любовница. Та самая женщина, что красовалась рядом с ним на фотографии. Шейла Бикс. С ней он отдыхал душей и телом, она же вела себя исключительно скромно, выставляя самые минимальные требования: оплата квартиры, карманные деньги, иногда чуть более крупные суммы на покупку одежды.

Идеальная карьера, идеальная жена, идеальная любовница. И этот шантажист, этот мистер Джордан, теперь угрожал порушить три краеугольных камня, на которых покоилась хрустальная башня, построенная Майроном Хеттингером. Если эта чертова фотография попадет в руки миссис Хеттингер, она с ним разведется. Он в этом не сомневался. Если развод будет скандальным (а почему нет?), пострадает бизнес. А в итоге, он может потерять и Шейлу Бикс.

Майрон Хеттингер сел за стол, закрыл глаза, забарабанил пальцами по полированной поверхности. Он не хотел терять клиентов, не хотел терять жену или любовницу. Работа ему нравилась, так же, как Элеонор и Шейла. Он не любил Элеонор или Шейлу, не мог сказать, что любит работу. Любовь, в конце концов, чувство, далекое от идеала. Так же, как и ненависть. Майрон Хеттингер не испытывал ненависти к мистеру Джордану, во всяком случае не жаждал его смерти.

Но что же ему тогда делать?

Ответ, естественно, лежал на поверхности. В полдень Майрон Хеттингер вышел из кабинета, направился в банк, снял со счета тысячу долларов, которые ему, по его просьбе, выдали десятками и двадцатками, сложил их в коробку изпод сигар, и оставил ее в ячейке камеры хранения на станции 'Таймссквер'. Ключ от ячейки он положил в конверт, адресованный мистеру Джордану, запечатал его, оставил на регистрационной стойке отеля 'Слокам' и вернулся на работу, оставшись без ленча. К вечеру, то ли изза мистера Джордана, то ли изза пропущенного приема пищи, у Майрона Хеттингера разыгралась изжога. Пришлось пить соду.

* * *

Третий конверт поступил через неделю после второго. И потом аналогичные конверты приходили по четвергам еще четыре недели подряд. Вложенные в них письма отличались только в мелочах. Оставалась прежней сумма: тысяча долларов. Оставался прежним способ передачи денег: через ячейку камеры хранения на станции 'Таймссквер'. Изменялось лишь название отеля, на регистрационной стойке которого следовало оставить конверт для мистера Джордана.

В эти четыре недели Майрон Хеттингер три раза в точности выполнял полученные инструкции. Трижды ходил в банк, оттуда - на станцию подземки, потом в указанный отель, после чего возвращался на работу. Всякий раз пропускал ленч, а в результате вечером его мучила изжога и ему приходилось лечиться содой.

Процедура становилась рутинной.

В принципе Майрон Хеттингер не имел ничего против рутины. Рутина означала некий установившийся порядок событий или действий, а Майрон Хеттингер установившийся порядок уважал. В своей личной расчетной книге он завел для мистера Джордана отдельную страницу, куда каждый четверг и записывал потраченную тысячу долларов. На то было две причины. Вопервых и прежде всего, Майрон Хеттингер не мог допустить неучтенных расходов. Свои бухгалтерские книги он содержал в идеальном порядке, и дебит у него всегда сходился с кредитом. Вовторых, в глубине души он надеялся, что найдет способ списать расходы на мистера Джордана с подоходного налога.

Если же оставить в стороне четверговые прогулки, жизнь Майрона Хеттингера ничуть не изменилась. Заказы клиентов выполнялись точно и в срок с отменным качеством, два вечера в неделю он проводил с Шейлой Бикс, пять с супругой.

Жене он, естественно, о шантажисте не рассказал. На такое не решился бы и круглый идиот. Впрочем, не рассказал и Шейле Бикс. Майрон Хеттингер всегда исходил из того, что личные дела ни с кем нельзя обсуждать. Он знал, что его шантажируют, мистер Джордан знал, двое - уже много. Майрон Хеттингер не собирался расширять круг посвященных.