— Володя, как ты все это терпишь?! — наконец возмутилась Олеся Михеевна.

Он покосился на неё. Все же не Олеся Михеевна. Просто Олеся. Девушка стремительно теряла черты учительницы, завуча даже — по воспитательной работе. И это его решительно не устраивало! Завуч в гареме гораздо предпочтительней, чем просто девушка! И для неё, кстати, предпочтительней тоже быть завучем, а не просто девушкой в гареме…

В этот раз, увязавшись за ним, она с чего-то одела длинную юбку, смыла косметику, собрала волосы в обычный хвост — и слезла с каблуков. Может, захотела выглядеть моложе, чтоб разница с другом не была так вопиюще заметна. Как будто девочки сейчас ходят без косметики! В результате она добилась прямо противоположного: резко повзрослела. Хотя — постройнела и похорошела…

Возмутило же подругу отношение взрослых к подростку. Кстати, непонятно с чего возмутило. Обычное такое отношение. Хамское. Бесцеремонное. Понятно, в школе к известному своей злоязычностью Вове так не относились! Вот разве что технички. Так с технички и в этот раз началось. Что она кричала в магазине? Что свинья, бродяга, дрянь, из интерната сбежал, воровать пришёл… остальное, кажется, матюками. Такими… не очень грязными, их вообще женскими считают, вроде и не матюки даже, а так — сказанное в сердцах…

С чего она вообще на тебя разоралась? — сверкала глазами подруга. — Если моет полы в рабочее время, понятно, что по ним будут ходить и натаптывать грязь! Но взрослых она почему-то не замечала, именно на тебя накинулась! Вот с чего?! Или ты не человек?!

— Интересный вопрос! — признал он. — А что у нас думает по этому поводу классическая педагогика?

Олеся глубоко задумалась. С одной стороны, подросток — несомненно человек! А вот с другой… если его воспитывать положено, то как бы уже и не очень, как бы ещё недовоспитанный… как бы недочеловек…

— Дети — цветы жизни, — наконец неуверенно сказала она.

Классическую педагогику она явно не знала. Он аккуратно придержал девушку у тротуара. Быкоподобный водитель за стеклом беззвучно обматерил их, одарил бешеным взглядом и унёсся — хотя они стояли на переходе.

— В автобусе тебя с места согнали! — вспомнила она ещё обиду. — А ты же после тренировки еле шёл! Видишь ли, ей тяжело стоять! Конечно, тяжело: в тридцать лет таскать центнер на талии! Ей за собой следить надо, а не детей с сидений гонять! Корова… Вот почему так: жиреет она по собственной лени — но все за это должны уступать ей место? Получается, вроде как уважать должны за её скотоподобный образ жизни! Не наказывать, а поощрять! Я вот подумала… получается, мальчик вообще всем везде уступать должен! Старикам из уважения, взрослым тоже, женщинам с маленькими детьми — само собой разумеется; девушкам из вежливости, девочкам, особенно красивым — потому что он же мужчина! А подростки постарше младшего и так сгонят. Это что же у вас за жизнь?! Со всех сторон долбят! Повеситься можно!

— Вешаются, — сказал он. — Изредка. Чаще становятся наглыми. Бессовестность тоже неплохо выручает. В общем, все как у собакоголовых обезьян. И что-то надо с этим делать…

— А в других мирах как? — тут же с жадным любопытством спросила она.

Он незаметно вздохнул. В последнее время ему пришлось отвечать на этот вопрос столько, сколько за все предыдущие жизни не приходилось.

— Йоха! — сказал он проникновенно. — Моя прелестная любознательная йоха! Вот чтоб ты знала: именно этот мир и есть для меня другой! Я здесь меньше всего появлялся! Про этот мир рассказать?

Он огляделся, взял девушку за руку и повёл через дорогу. С такой внимательностью под асфальтовый каток попадёт и не заметит.

— Ну Володя, правда, а как там? — заскакала она рядом.

— Ты знаешь, что при определении статистической средней откидывают крайние величины? — спросил он. — Понятно, не знаешь, не нужны знания музыкальному работнику… так вот, их откидывают. Земля — это и есть крайняя величина, мир собакоголовых обезьян, блин… а другая крайняя величина — Жерь Светлолиственная. Там даже Бессмертные чтят заветы. Остальные миры — ну, где я бывал — болтаются около статистической средней… понятно?

— Нет…

— Предметное мышление? — посочувствовал он. — Ну, ладно, вот тебе примеры…

Они подошли к школе. Дверь оказалась, естественно, закрыта.

— Если бы на Арктуре преподаватель подошёл к школе, — сказал он, — вот если бы на Арктуре… а преподаватель там — это ого-го, потому что оплатил образование… и сторож не ждал бы с чего-то его на крыльце… то на Арктуре такой сторож по жалобе преподавателя потерял бы работу. Сразу. Нашлось бы немало сторожей на его место, которые бы смотрели, кто подходит к школе! А этот разгильдяй загнулся бы от голода. Вместе с семьёй. Вот это — около статистической средней. А на Жери Светлолиственной никому в голову не придёт запирать учильни. И никому в голову не придёт что-то украсть в учильне — или напакостить. За такое — смерть. Ну, или как вариант — изгнание из обитаемых мест, что тоже не мёд. А на Земле… заперла техничка дверь да и ушла. И знать не желает, что у нас репетиция. Её, чтоб открыла, ещё долго упрашивать придётся. И не факт, что пустит…

Он вздохнул. Ему предстоял здесь страшно долгий путь! Когда ещё появится на Земле некто, подобный Аспанбыку? Или Имангали?

— Да это просто у нас такая школа! — взялась оправдываться девушка.

— У нас, между прочим, лучшая в городе школа, — рассеянно заметил он и пнул дверь. — Я школу специально выбирал, два раза менял…

Он ещё раз пнул дверь, пожал плечами и уверенно отправился за угол.

— Там окно не закрыто, — невинно пояснил он. — Влезу и открою дверь. А то сейчас же ребята подтянутся.

— Ну да! — проворчала девушка. — И поэтесса твоя при них…

Раздался слабый звон стекла, громкая ругань… Олеся Михеевна разом осознала себя учительницей и схватилась за голову. Это что получается? Что хулиган Вовочка бьёт окна, а она на стрёме стоит? Позор-то какой!

— Позор какой! — пропыхтел он, пытаясь открыть дверь. — Завуч пришла, чтоб провести очень важную репетицию, и вынуждена стоять под дверями! Докладную директору на пьяную техничку!

Искомая техничка перестала удерживать дверь и остервенело схватила его за плечо. Олеся Михеевна зажмурилась… боже, подерутся сейчас! Позор-то какой…

— Не смейте бить ребёнка, — раздался за её спиной холодный голос. — Понаберут пьяниц…

Нинель Сергеевна, строгая и неприступная, прошла в школу, даже не удостоив никого взглядом.

— Техничка должна мыть полы, — напомнил он очевидное прямо в багровое от бешенства лицо. — А сторож — открывать перед начальством дверь!

Отцепил болевым приёмом от плеча толстые пальцы и пошёл следом.

— Ключа от актового зала не получите! — прилетел в спину крик. — Ходят тут всякие! Разрешения от директора не было! Не получите ключа!

— Подумаешь! — проворчал он. — Дверь выломаю. Там филёнки слабые, я проверял…

Олеся Михеевна беспомощно охнула за спиной. Кажется, она начала вспоминать, что интеллектуал Вовочка — это только для неё, а для остальных так настоящий хулиган!

— Ну-ка, дайте разогнаться… — пробормотал он и пригнулся в позицию среднего старта.

Олеся Михеевна непроизвольно вцепилась в него, он начал вырываться…

— Володя! — сердито сказала Нинель Сергеевна. — Хватит издеваться над бедной девочкой!

— Хватит жить бедной девочкой! — огрызнулся он неуступчиво. — Уже техничка об завуча ноги вытирает! Пусть решит уж, где ей быть — сверху или снизу! Отпусти, я сейчас чего-то поломаю!

— Володя!!!

— Ладно, у меня ключ есть…

— Какая интересная у вас школа! — отметила юная поэтесса, подходя к импровизированному