Андрюша посмотрел на меня соболезнующе, повернулся и хотел выйти, но то была его комната. Не стал я его мучить, ушел сам. Нашим сказал, что Андрюша умом подвинулся. Ввели мы замену, все равно, спектакль долго не продержался. А потом уж и я уволился.

— Он действительно сошел с ума? — вежливо поинтересовалась Алла, но было заметно, что ей неинтересно.

— Наверняка в другой театр устроился, и ты, Вова, в самую точку попал с Достоевским. Он насчет роли не признался, чтоб ты ему дорогу не перебежал, я таких, знаешь, сколько навидался. А уж в армии… Ну, порадовал рассказом, ну, прямо, как ширинку расстегнуть! — Валера махнул короткопалой рукой с максимально возможной для него выразительностью и полез в карман за сигаретами. Но, несмотря на выразительность и прорезавшееся сочувствие к рассказчику, курить в комнате ему не позволила Алла. Так ловко у нее получились два слова: 'Курят на кухне', как не получалось ничего прежде. Гости приступили к свободному перемещению по квартире.

Вика, подобравшись к Володе близко-близко, как когда-то в кафе, умоляюще вытаращила на него глаза и быстро проговорила: — Я тебе потом все объясню. Предупреди Алика.

В том, что никакого «потом» не наступит, Володя не сомневался, сколько раз проходил на практике. О чем предупредить Алика — не понял, решил, что это импровизация на ту же тему объяснений потом. Его сильно подмывало обратиться к Вике за столом, сказать нечто нейтральное, вроде того: 'А вы в кино, случайно, не снимались? Ваше лицо мне определенно знакомо. А в театральном училище я не мог вас видеть?', но пожалел друга. Алику ни к чему привлекать внимание жены к Валериной девушке. Валерина девушка, как же! И Валера, козел, что себе позволяет. Володя выпустил целое стадо козлов в адрес напористого приятеля Алика, но мысленно, вмешиваться не стоило, какое его дело? Сидит, не скучает, нравы наблюдает.

Вика тихо-тихо сидела на диване, курить не пошла: на кухне и Алик, и Алла. Обстановка квартиры произвела на нее удручающее впечатление. Все есть, и все — не так. Словно Алик и не живет здесь, ни на одной вещи нет его отпечатка, даже все магнитофоны куда-то запрятаны. Эта зануда-жена так поставила, совсем мужику житья нет. Комната совершенно безликая, о характере хозяйки ничего не говорит. Значит, жена у Алика хитрая, но бесцветная. С такой тягаться бесполезно, все равно, что с водой бороться. Правильно Вика поступила, с Аликом бы в жизни ничего не выгорело. И сюда не зря пришла, убедилась на собственном опыте, да интересно же и взглянуть, как они живут. Скучно живут, пусто. А курить хочется, и бояться нечего, она, слава Богу, ничего не украла, никому плохого не сделала. Хрен-то с ними со всеми.

Как только Вика появилась на кухне, Алик, болезненно сморщившись, прошел в комнату. Алла постояла минуту-другую и ушла следом, тем более, что не курила, а стояла так, за компанию. Валера курил у раковины, казалось, все собравшиеся на кухне старались использовать пять ее квадратным метров с тем, чтобы держаться как можно дальше друг от друга.

— Не боись, прорвемся! — подмигнул Вике любимый, с размаху размещая длань на ее круглой попке.

— Больно же, — взвизгнула Вика. — Зачем ты привел меня сюда?

— А ты думала, что только приятно будет? Ну-ну, бросай свою вонючку, хорош курить, не то все без нас выпьют.

Вика послушно потекла в комнату за повелителем, прикидывая про себя, как она с ним разберется. После.

За столом царила скука, и даже щекотливая ситуация, даже возможность конфликта или некрасивой сцены не могли разогнать ее.

Валера думал о том, что сумел-таки кинуть камень в это мещанское болото, но пока без особых последствий. Вика не думала, она ела полукопченую колбасу. Володя прикидывал, не сбегать ли за водкой сейчас, не дожидаясь пока опустеет эта бутылка, а для верности взять сразу две. Алик думал, что как раз сейчас, вот в эту минуту, он ничего не думает вообще. Не думает и не чувствует, а просто тупо сидит и поглощает водку, как тогда у Валеры. А чтобы не вспоминать, чем все у Валеры кончилось, надо продолжать не думать, чтобы не спровоцировать чего-нибудь еще более ужасного и невыносимого. Главное — не думать, а это у него отлично получается, этого у него сейчас не отнимешь. Не думать, не смотреть ни на кого. Замечательно получается.

Алла думала, что жизнь не любит ее. Но с другой стороны, почему ее надо любить, за что? Или, вопреки чему? Это о ней, о ней — ни тепла, ни холодна. Измена мужа, откровенно издевательское присутствие его любовницы в их доме то, что стало бы трагедией для другой женщины, или вспышкой гнева, разящего, как белая раскаленная молния, для третьей, для нее лишь повод к внутреннему анализу. Неужто она настолько несимпатична? Себе самой. И люди ее окружающие, близкие таковы. Алла бегло перетасовала своих любимых литературных героев, симпатичных всех до единого, так же как она мучающихся от внутренних оценок и противоречий. Все невзгоды их, похоже, проистекали от избытка добродетелей и излишка обаяния. Но не могут так различаться люди описанные и реальные. Что же это? Ни одного симпатичного лица за столом Алла подняла взор и наткнулась на Володю, ласково и умильно улыбавшегося ей. Не успела перевести дух и оправиться от измучивших ее бесплодных размышлений, как Володя, такой было симпатичный Володя, совершил немыслимый, как ей казалось, для него поступок — мелкий и потому еще более ужасный.

— Ой, глядите, первая муха проснулась, — так же ласково, как улыбался, почти пропел Володя, быстро выпростал толстую руку из хитросплетения вилки и двух никем невостребованных ножей, сгрудившихся у его тарелки, схватил нетвердо летящее маленькое животное и бросил с размаху об пол. Муха вжикнула и закрутилась на спинке, все медленнее перебирая лапками.

Если бы подобное проделал Валера, Алла не почувствовала бы никакого протеста, но, глядя на круглое веселое лицо Володи, с трудом подавила подступившую тошноту, быстро встала и ринулась в кухню, опасаясь, что споткнется по дороге, чувствуя спиной четыре пары глаз, следящих ее бегство. Подошла к кухонному окну, схватилась за подоконник, благодарно ощупывая холодную гладкую поверхность.

Надо нарезать хлеба, скажу, что за хлебом ходила, постою еще пару минут и нарежу — она считала, что рассуждает совершенно спокойно. Вытащила сигарету из пачки, оставленной гостями на кухонном столе, закурила, неловко затягиваясь и не чувствуя вкуса табака, не слыша, как кто-то вышел из комнаты и твердо хлопнул дверью туалета.

Солнце наконец-то добралось до окон, стала видна грязь на плите, разводы от тряпки на столе. Алла принялась думать о том, что следует убрать в первую очередь, потом, после гостей. Что следует сделать в квартире, чтобы стало хорошо, чтобы стало уютно, но не так, как у мамы, где некуда сунуться взглядом, чтоб не наткнуться на безделушку, на дурацкий колокольчик или салфетку из соломки, а так, как у соседки. Но у соседки хорошая мебель, кафель, плитка на полу, соседке легко содержать квартиру в порядке. А уж сколько та рассуждает о чистоте, о планах по обустройству, больше рассуждает, чем делает. Хотя все равно чисто. Главное, что Алла не думает о сегодняшней ситуации, главное, что она может держать себя в руках. Алла успела забыть, что совсем недавно корила себя именно за это, за кажущуюся эмоциональную холодность, за неумение устроить сцену или заплакать.

Кто-то зашел в кухню, и Алла, вздрогнув, стремительно обернулась, готовясь холодно произнести: — Сейчас, Алик, уже иду. Я вышла нарезать хлеба.

Словам не удалось прозвучать, этим Аллиным словам, как большинству ее слов, не везло с самого зачатия: посредине кухни стоял Валера, засунув руки в карманы, видимо, для того, чтобы сгладить небезупречные линии зада, заниженного, как самооценка Аллиного мужа. Гость предугадал желание хозяйки удалиться от него куда подальше, а подальше — комната с другими гостями, и приступил к речи, краткой и содержательной:

— Как Алик тебя подставил, а?

Если он хотел задержать Аллу на кухне, то своей цели достиг без труда: хозяйка опешила и впала в сомнамбулическое состояние, не имея сил возразить некорректному замечанию. Она, похоже, забыла где дверь, как и для чего ею пользуются и разумеется не вспомнила, что это не муж, а Валера привел Вику. А Валера выдержал приличную случаю трагическую паузу и продолжил:

— Не подумай, что я собираюсь оскорблять тебя утешениями или враньем. Ты сильная женщина. И