Компания устроилась в заведении, которое Скуззи называл шпилером: это был частный (то есть нелегальный) игорный клуб на Эджвер-роуд. Чтобы попасть в дальние комнаты, нужно было пройти через салон красоты, не отличающийся высокими моральными устоями, а потом подняться по небольшой лестнице. Здесь царил лондонский преступный мир старой закалки: у «Джесстера» отдыхали от трудов неправедных уголовники-рецидивисты и разные сукины дети; попасть сюда стоило немалых трудов. Но если об этом не знать, то можно легко принять этот притон за гостиную какой-нибудь добрейшей бабульки, смотрящей на все сквозь пальцы. На барной стойке стоял чайник, накрытый стеганым колпачком с кисточкой, у стены — допотопный игровой автомат, к которому, само собой, не подходила ни одна из современных монет, картинки на стенах изображали солдат и охоту на лис, за карточным столом четверо или пятеро заплесневелых старикашек играли не в покер и не в очко, и даже не в «двадцать одно», а в некое сугубо местное производное от виста под названием «суиззл». У Стива Кузенса было замечательное слово для стариков: он называл их «анализы». А Ричарду нравилось словечко «цыпки» — в смысле девицы. В общем, Стив любил иногда поразвлечься рифмованным сленгом, а Ричард когда-то много лет назад даже записывал рифмованный сленг. Единственно удачными ему казались «джекиллы» (брюки — от Джекилла и Хайда) и «сироп» (парик — сироп из фиг). И было нечто почти поэтически грубое в «яйце» (лицо — от яйца вкрутую. Почему яйцо? Почему вкрутую)… Сейчас было утро. И «Джесстер» казался абсолютно безобидным местом. Ричард, чья внутренняя система сигнализации была не в лучшей форме, чувствовал себя здесь как дома.
— Терри, дружище, — сказал Стив серьезно. Он не мигая смотрел в лицо Терри — очень смуглое с желтым отливом, усыпанное, как кожура перезрелого банана, бесчисленными оспинами, коричневыми пятнышками, черными веснушками. — Я тебя понимаю — без проблем. Но тебе ведь нужен мой товар, верно?
— Ну да. Они хотят твой товар. Чисто для здоровья.
Стив Кузенс любил воображать себя преступником из преступников. Каждый день он проворачивал преступление века. Это не обязательно были сложные или успешные преступления, потому что он имел в виду не этот век. Он имел в виду век следующий. Товар у Стива был приятного свойства — и он приносил доход, в отличие от других преступлений, которые Стив совершал по большей части для отдохновения (например, организовывал сотрясение мозга людям, которым подсыпал в напитки галлюциногены). Стив продавал свой товар — кокаин и героин — в оздоровительных клубах. Никаких стероидов и прочего дерьма для накачки мускулатуры или смены пола. Только кокс и герыч. Завсегдатаи оздоровительных клубов по определению были озабочены своим телом и часто хотели доставлять ему максимально разнообразные удовольствия. В некоторых случаях доходило до детоксикации в специализированной клинике. Стив гордился своим товаром: легкая, надежная, постоянная прибыль; но главное было в том, что это было неординарно. Это было умно. Это было здорово — скормить ведро героина какому-нибудь безмозглому качку, наркоману в майке под пудовым тренажером.
— Скажи, что ты меняешь поставщика, — предложил Терри.
— Ну, вы, ребята, даете! И куда это вас всех заведет? Вас — «квако». Я имею в виду, резать друг у друга детей и бабушек — вы же с этого
Ричард задумался над взаимосвязью истории современного преступления и истории современного вооружения, или современной литературы. Банда А в гараже точила свои ножи. Банда Б вооружилась огнестрельным оружием. Банда В вышла с автоматами. Тогда банда Г взялась за пулеметы. Старые банды, новые банды, потом «ярди» и «квако». Банда Икс. В мире подобная эскалация привела к ядерному противостоянию. Но «квако» звучало похоже на «хаос». Собственно, они и были вооруженным хаосом. То же произошло и с литературой — она становилась все более трудной и все более пугающей, пока наконец не исчерпала самое себя и не пришла к «бумажной работе». То есть — к «Амелиору».
— Мы друг друга поняли.
— Куда уж яснее, — сказал Стив. — Типа я отдаю вам свои деньги.
— Что мне передать моим ребятам? — спросил Терри, вставая.
— Если бы я хотел им что-нибудь передать, знаешь, что я бы сделал?
Верхняя губа Терри выжидательно вздернулась.
— Я бы отправил тебя домой по частям на трех машинах.
Они оба расхохотались. Они хохотали до хрипа. Потом Стив повернулся к Ричарду, и они принялись обсуждать план своих действий.
Полчаса спустя, когда они уже собирались уходить, Ричард сказал:
— Я просто хочу увидеть, как это выглядит. Насилие. Оно может оказаться… не совсем уместным.
— Идет. Он получит оплеуху, а там посмотрим, что делать дальше. Просто подумаем. У него есть влиятельные дружки?
— Есть парочка. — Ричард назвал финансиста Себби.
— Да, этот со связями, — сказал Стив. — У него целая армия охраны.
— Но Гвин-то дуб. Сам он никогда ни за что не догадается.
— Это меня не касается, — сказал Стив. — У вас там свои резоны. И я их уважаю. Мне до них дела нет. Это меня не касается.
Ричард знал, куда клонят с подобными высказываниями. Сейчас он может открыть Стиву Кузенсу какую-то часть правды, а может отвести ему роль наемной прислуги.
— Это связано с вашими… э-э… литературными…
— Нет, нет. — Ричард даже не успел ни о чем подумать, так у него — слишком быстро — вырвались эти слова: — Этот сукин сын трахнул мою жену.
— Кусок дерьма, — сказал Скуззи.
Раздался телефонный звонок — звонила Гэл.
— Извини за задержку, — сказала она. Она сидела за своим письменным столом.
— Ничего, все в порядке, — сказал Ричард. Он тоже сидел за своим письменным столом.
Гэл всегда старалась быть честной со своими клиентами. Поэтому она сказала Ричарду все как есть. В прошлые выходные она, как и обещала, взяла «Без названия» домой. После легкого ужина она, как старомодный литературный агент, в халате и очках для чтения устроилась с романом на кушетке. На середине четвертой страницы она вдруг почувствовала острую мигрень — раньше мигрени ее никогда не мучили и вообще голова не болела. Она бросилась в ванную и стала рыться в шкафчике для лекарств. У нее до сих пор на лбу синяк — это она въехала лбом в зеркало. В ту ночь она спала нормально и встала рано. Но на седьмой странице мигрень вернулась снова.
— Какая жалость, — сказал Ричард.
— Боюсь, что твой роман не укладывается в мой график, — Гэл имела в виду семейную сагу на семистах страницах, написанную экспертом по похудению, — ее надо было прочесть и пристроить к концу недели. — Я передам рукопись Крессиде, моей ассистентке. Она умная до чертиков. Ты не волнуйся. Я отзвонюсь тебе дней через пять.
Между кнопками, скрепками и неопубликованными романами на столе Ричарда стоял графин с водой из-под крана — прокипяченной и охлажденной (Джина показала Ричарду, как это сделать). Это был его новый метод оздоровления организма: теперь Ричард все время пил воду, но не вместо бодрящего кофе, встряхивающего виски и расслабляющего пива, а в дополнение к ним. Потребление большого количества воды помогало ему бороться с обезвоживанием организма. Пить много воды ничего не стоило. И вреда от этого не было.
Отодвинув графин, Ричард сел на стол и обхватил голову руками.
Полночь, оранжевый фургон припаркован на углу Рокс-холл-Парейд.
За баранкой — Тринадцатый. Он один, если не считать Джиро, который спит на своей клетчатой подстилке и вздрагивает во сне, мучимый кошмаром. На лице Тринадцатого характерное возмущенное выражение — свидетельство еще одного недавнего визита в городской суд. Его обвинили в нарушении
