спасла некая таинственная внутренняя сила, таинственная даже для него самого (хотя теперь он знал об этом куда больше): импотенция… То, что с ним происходило сейчас, необязательно было эрекцией — скорее ощущением эрекции. А с потерей этого ощущения (ощущения пульсирующей крови) вас покидает вера и предчувствие чуда, и очень скоро (еще прежде, чем вы это поймете) и сама эрекция. И вместо нее приходит ощущение смерти, маленькая смерть, когда силы сломлены, а «чудо» оказалось фальшивкой. Так или иначе, это ощущение предупредило его, что, если на этот раз дело дойдет до дела, импотенция его не спасет. Придется прибегнуть к какому-то более действенному средству. Наиболее подходящим средством на данный момент Ричарду представлялась преждевременная эякуляция. Он подумал: я здесь, потому что боюсь умереть. Это не я делаю. Это делает смерть.

Его жизнь приближалась к кульминации своего третьего акта. Будут еще два акта. Четвертый (условно говоря, «тихий») акт. И, наконец, пятый. К какому жанру можно отнести его жизнь? Это вопрос. Не пастораль. И не эпос. По сути, это — комедия. Или антикомедия — особая, более современная разновидность комедии. Раньше комедии обычно рассказывали о влюбленных, преодолевающих трудности, чтобы потом сочетаться законным браком. В наши дни комедия вовсе не об этом. Раньше приключенческий роман рассказывал о рыцарях, волшебниках и колдовстве, а теперь его герои — влюбленные, которые решили пожениться, это история любви, действие которой разворачивается в супермаркете. Комедии же в наше время рассказывают совсем о другом.

— У меня есть специальный тест для парней, — сказала Белладонна. Ричард изобразил на лице заинтересованность, и она продолжила: — Просто скажите мне. Я выйду из комнаты, а потом вернусь и сделаю то, что вы захотите.

— Что ты имеешь в виду?

— Очень просто. Скажите мне, и я сделаю.

— Что именно?

— Все, что угодно. Что вам больше всего нравится.

— Больше всего нравится в каком смысле?

— Да не стесняйтесь вы. Любую прихоть. Что вам больше всего нравится.

— Ну, а если у меня нет прихотей?

— Они у всех есть. Иногда очень даже забавные. По ним о человеке можно очень многое узнать.

— Да, но что за прихоть?

— Все, что угодно!

Внезапно эта комната напомнила Ричарду класс в его школе, в той самой, что напротив дома Гвина. Главным образом, пожалуй, размерами, а еще невытравимо недомашним духом этой комнаты. И еще, наверное, ощущением, которое преследовало его тогда, когда ему было восемнадцать. Ему казалось, что его поместили сюда на всю оставшуюся жизнь и что информация о нем, нужная и ненужная, уже в пути и с каждым мгновением она все ближе.

— Тебе нравится тестировать парней?

— Да. Всем хочется побольше знать о людях. Знать, что им больше всего нравится.

— Потому что…

— Это говорит о многом. О них.

— И сколько раз ты уже… Хм… устраивала такое тестирование?

Белладонна выразительно пожала плечами. Однако это мало что прояснило. Два или три раза? Два или три раза в день? Ричард подумал, что вряд ли имеет смысл пытаться отгадать ее реакцию и подбирать определения («горделиво», «негодующе», «взволнованно» и так далее). Как и у Стива Кузенса, у Белладонны были свои чувства, свои реакции и своя игра, но совсем в другом, новом ритме, который был Ричарду незнаком.

— Приведи мне пример. Что больше всего нравится Дарко?

— Дарко?! — переспросила Белладонна («горделиво», «негодующе», «взволнованно»).

— …Ладно. А что обычно нравится больше всего? Что обычно хотят парни, чтобы ты сделала?

— Ну, обычно… — сказала она почти с нежностью и смолкла. Ее глаза широко раскрылись — прямо- таки сама невинность. — Обычно они просят меня выйти из комнаты, — сказала она, — а потом вернуться голой. А потом потанцевать немного. А потом немного пососать.

В комнате сгустились сумерки. Кто еще, кроме любовников и одиноких людей, страдающих депрессией, будет сидеть при таком скудном освещении и даже пальцем не пошевельнет, чтобы включить свет?

— Думаю, все дело в фокусе с рукой, который я им показываю. Поэтому они выбирают это. Ну же. Что вам больше всего нравится?

Но вместо этого Ричард спросил:

— А что больше всего нравилось Гвину?

— Гвину? — переспросила она.

И здесь напрашивались другие наречия: «задумчиво», «мечтательно», «нежно». Белладонна повернулась к Ричарду, ее лицо по-прежнему оставалось в тени. Ее одежда, как можно было предположить, подчеркивала то, что ей самой больше всего нравилось в себе и в своем теле, что ее радовало больше всего. Это не была какая-то часть тела — красивая грудь или ноги. Это была некая вращательная способность — подвижность ее талии и бедер. Белладонна смущенно поежилась, улыбнулась и сказала:

— Понимаете, я никогда не встречалась с Гвином Барри живьем.

Ричард встал, собираясь идти. Он был абсолютно уверен, что ему здесь нечего делать.

— Так, значит, ты с ним не знакома, — сказал он.

— Он меня любит.

— Ты хочешь сказать, что тебе кажется, он тебя любит.

— Он так на меня смотрит.

— Когда он на тебя смотрит?

— Когда его показывают по телевизору.

— И многие из тех, кого показывает по телевизору, на тебя смотрят?

— Нет. Только Гвин, — ответила Белладонна, глядя прямо перед собой, словно разговаривая с брюками Ричарда. Потом она подняла голову. — Вы думаете, я — это только рот и больше ничего, верно? — сказала она с полуулыбкой, ее губы надулись и задрожали. — Да нет же. Нет. Что вам больше всего нравится? Я хочу знать.

— Зачем?

— Так мы заставим Гвина ревновать.

И Ричард ушел.

— Гэл Апланальп по два часа в день говорит со мной по телефону, — сказал Гвин. — О продаже авторских прав за рубеж. Александр отдавал их за просто так. Но Гэл выбивает приличные деньги даже из восточноевропейцев. Гэл просто прелесть. У нее столько энергии. Столько оригинальных идей. Столько жизнелюбия.

Ричарду показалось, что придурь в мозгу Гвина в этот момент затаилась в каком-то укромном уголке или засела между лобными долями, а ее хозяин застыл на месте (и, возможно, это надолго), то хмурясь, то одобрительно подмигивая. Они стояли во внешнем баре «Колдуна», прислонившись к автомату, который здешние завсегдатаи называли «Всезнайкой», включая даже водителей такси, которые под «всезнайством» разумели год, проведенный в полускрюченном состоянии на карликовом мопеде. Гвин с Ричардом были здесь не ради партии в теннис. Они собирались сыграть в снукер (оздоровительный центр «Портобелло» был закрыт на модернизацию). Это означало, что нужно подождать, пока освободится один из столов. Наконец