четыре плюс теперь еще один) выполнены специально для издательства Х.М. и для «Хоббита». Разумеется, они вольны отвергнуть или использовать все или сколько захотят из числа этих пяти. Но мне хотелось бы подчеркнуть особо: они подобраны так, чтобы иллюстрации распределялись равномерно по всей книге (особенно в сочетании с черно-белыми рисунками).

Я так понимаю, что вопрос об оплате даже не встает? Особых достоинств я за своими картинками не замечаю (хотя труда затрачено изрядно); полагаю, что «бесплатность» моих детищ компенсирует все их прочие недостатки. Но я так понял, что первоначально условия издательства Х.М. распространялись только на «Хоббита» в том виде, в каком его публикуете вы; и что лишь потом они предложили дополнить книгу цветными иллюстрациями в качестве собственного средства привлечения покупателей, задействовав для этой цели талантливых американских художников. В таком случае иллюстраторам пришлось бы заплатить отдельно. В настоящий момент я в таком финансовом кризисе (главным образом из-за расходов на медицину), что даже пустячное вознаграждение оказалось бы манной небесной. Нельзя ли как-нибудь дать им понять (когда они решат, хотят ли использовать какие-то из моих иллюстраций), что небольшая компенсация была бы очень уместна?

Возможно, вы подскажете мне линию поведения или, напротив, одернете? Надо ли говорить, что подобная мысль пришла мне в голову только в отношении американцев, которые уже причинили всем немало совершенно ненужных хлопот. Даже не знай я, что ваши производственные затраты непомерно велики (и что сам я обошелся с корректурой совершенно безжалостно), я в любой момент к вашим услугам во всем, в чем, на ваш взгляд, в силах помочь, — я охотно нарисую или перерисую любые иллюстрации, для «Хоббита» пригодные.

От души уповаю, что в конце концов мистер Бэггинс придет мне на помощь — в разумных пределах (на горшки тролльего золота я и не рассчитываю). Я начинаю надеяться, что издатели (см. суперобложку) окажутся правы [1]. Недавно я получил тому два сравнительно многообещающих доказательства. Во- первых, книгу ни много ни мало как прочел профессор Гордон [2] (такое с ним нечасто случается!) и уверяет меня, что порекомендует ее всем и каждому, а также и Книжному обществу. Должен предупредить вас, что на обещания он обычно щедр, но, как бы то ни было, в суждениях ошибается редко. С большим энтузиазмом отозвался о книге и профессор Чеймберз [3], но уж он-то — мой старый друг, и сердце у него доброе. Самый ценный документ прилагаю на случай, если он вас заинтересует: письмо от Р. Мейггза (в настоящий момент он — издатель «Оксфорд мэгэзин»). У него нет никаких причин щадить мои чувства и говорит он обычно, что думает. Но, конечно же, с рецензентскими кликами он никак не связан и, по сути дела, является просто- напросто представителем по-отечески снисходительной публики.

Искренне Ваш,

ДЖ. Р. Р. ТОЛКИН

P.S. Вкладываю также свои комментарии по поводу рекламки для клапана суперобложки — прочтите на досуге, если разберете.

[Когда 21 сентября 1937 г. «Хоббит» вышел в свет, издательство «Аллен эндАнвин» поместило на суперобложке следующий рекламный текст: «У Дж. Р. Р. Толкина.... четверо детей, и «Хоббита».... им читали вслух в дни детской..... Рукопись.... ссужалась оксфордским друзьям; они, в свою очередь, читали ее своим отпрыскам..... Рождение «Хоббита» очень напоминает историю «Алисы в Стране Чудес». И тут, и там профессору, преподающему головоломную дисциплину, вздумалось позабавиться...» Толкин откомментировал эти заметки следующим образом.]

Кстати. Я давно уже хотел высказаться по поводу дополнительного материала, помещенного на суперобложке. Не думаю, что эта подробность для выпуска «Хоббита» так уж важна (в то время как и сама книга — лишь незначительный эпизод среди прочих ваших забот). Так что надеюсь, что на нижеприведенные замечания вы не обидитесь и доставите мне удовольствие, позволив разъяснить, что и как (профессор так и рвется наружу), даже если пользы в том особой нет.

Если вы считаете, что эта заметка — в самый раз, я — в ваших руках. Истинная правда, я полагаю, никому не нужна (а то и нежелательна). Однако меня изрядно тревожит то, что Х.М., чего доброго, воспримет все это буквально и помножит неточность на ложь. А рецензенты вообще склонны полагаться на намеки. По крайней мере, я сам таков, когда выступаю в этой роли.

«Детская»: В моем доме детской вовеки не водилось; для подобных развлечений всегда использовался рабочий кабинет. Как бы то ни было, вы, часом, не ошиблись насчет возраста? Я бы предположил, что «дни детской» заканчиваются примерно лет в восемь, когда детей отправляют в школу. Это слишком рано. Мой старший мальчик прослушал сериал в тринадцать лет. Младшим было неинтересно: они дорастали до него по очереди.

«Ссужалась»: Это мы, так и быть, пропустим (хотя, строго говоря, я рукопись друзьям не столько ссужал, сколько навязывал). Текст и впрямь ходил по рукам, но, насколько мне известно, вслух детям его никогда не читали; а самостоятельно прочел его один- единственный ребенок (девочка лет 12—13), еще до того, как с текстом ознакомился мистер Анвин.

«Головоломная дисциплина»: Никакой «головоломной» дисциплины я не преподаю: англосаксонский под эту категорию не подходит. Многие, возможно, так считают, но поощрять их я не намерен. Древнеанглийская и древнеисландская литература ничуть не более оторваны от жизни и ничуть не более трудны для освоения задешево, нежели, скажем, деловой испанский /*Предмет под названием «деловой испанский» зачастую включался в программу бри-танских школ и ставил целью освоение чисто деловой лексики, без каких бы то ни было высоких литературных материй. «Деловой испанский» в Британии пользовался большой популярностью, тем более что Британия вела обширную торговлю со странами Латинской Америки*/. Я испробовал и то, и другое. В любом случае, если не считать рун (англосаксонский) и гномьих имен (древнеисландский), — причем ни то, ни другое не использовались с дотошной педантичностью истинного антиквария, и оба, увы, пришлось задействовать вместо подлинных алфавитов и имен из той мифологии, куда вламывается мистер Бэггинс, именно затем, чтобы избежать головоломных сложностей, — моим профессиональным познаниям, боюсь, здесь не нашлось прямого применения. Магия, и мифология, и вымышленная «история», и большинство имен (например, эпос о Падении Гондолина) — увы! — почерпнуты из неопубликованных измышлений, известных только моим домашним, мисс Гриффитc [1] и мистеру Льюису. На мой взгляд, они придают повествованию ощущение «реальности» и заключают в себе нечто северное. Однако не знаю, стоит ли подводить доверчивых простецов к мысли о том, что все это заимствовано из «древних книг», или подталкивать просвещенных к искушению разъяснить, что это не так.

«Филология», мой настоящий профессиональный инструментарий, возможно, и впрямь головоломна и, наверное, более сопоставима с математикой Доджсона. Так что на самом деле параллель (если, конечно, она и впрямь существует; мне, например, кажется, что при внимательном рассмотрении от нее камня на камне не остается) /*Являются ли «загадки» в «Алисе» параллелью к отголоскам северных мифов в «Хоббите»?— Прим. авт.*/ заключается в том факте, что в обоих произведениях ни та, ни другая узкоспециальные дисциплины в явном виде не представлены. Единственное филологическое замечание (как мне кажется) в «Хоббите» содержится на стр. 221 (строки 6 —7 с конца) [2]: причудливо мифологическая отсылка к лингвистической философии; эта подробность (по счастью) ускользнет от тех, кто не читал Барфилда [3] (мало кто может этим похвастаться), а возможно, и от тех, кто читал. Боюсь, что эту мою штуку на самом деле куда уместнее сравнить с доджсоновской любительской фотографией и его песнью о неудаче Гайаваты /*Аллюзия на шуточное стихотворение Л. Кэрролла «Гайавата фотографирует»*/, нежели с «Алисой».

«Профессор»: Разыгравшийся профессор напоминает купающегося слона, — как заметил сэр Уолтер Рали [4] по поводу профессора Джо Райта, вовсю резвящегося на viva [5]. Строго говоря (как мне кажется), Доджсон был не профессором, а колледжским лектором /*Лектор (lecturer) — третий по старшинству университетский преподаватель после профессора (professor) и ридера (reader)*/, — хотя с моим подвидом он обошелся великодушно, сделав «профессора» самым привлекательным персонажем в «Сильви и Бруно» (разве что вам милее сумасшедший садовник). А почему не «студент»? Это слово хорошо еще и тем, что именно таков был официальный статус Доджсона: студент Крайст-Черч /*Словом «студент» (student) в Крайст-Черч-