Хупера) и других людей, помогавших нам в розысках писем, адресованных людям, ныне покойным; и, наконец, Дугласа Андерсона, великодушно оказывавшего всевозможную помощь в подготовке книги. Он и Чарльз Ноуд любезно согласились вычитать корректуру.

Невзирая на объем данного тома и огромное количество собранных нами писем, не приходится сомневаться в том, что значительная часть эпистолярного наследия Толкина до сих пор не найдена. Читателей, которым известно о других письмах Толкина, возможно заслуживающих публикации, просят связаться с издателями этой книги; есть надежда, что эти письма удастся включить во второе издание.

Хамфри Карпентер

[В январе 1913-го, в возрасте двадцати одного года, Толкин заключил помолвку с Эдит Брэтт, с которой познакомился еще подростком в Бирмингеме. Нижеприведенное письмо было написано им на последнем курсе в Оксфорде: Толкин учился на факультете английского языка и литературы и в то же время проходил военную подготовку в Университетском корпусе подготовки офицеров перед вступлением в армию.]

[Дата не проставлена; октябрь 1914] Эксетер-Колледж, Оксфорд

Лапушка моя Эдит!

Да, я изрядно удивился твоей открытке, датированной сб. утром, и огорчился тоже: я ведь знал, что моему письму придется отправиться кружным путем вслед за тобою /*Эдит переехала на другое место; Толкин, не зная ее нового адреса, послал письмо на прежний адрес, надеясь, что его перешлют по назначению. (Здесь и далее, кроме специально оговоренных случаев, постраничные примечания переводчика.)*/. Ты пишешь мне такие чудесные письма, маленькая моя; а я-то обхожусь с тобою просто по-свински! Кажется, вот уже сто лет не писал. Уик-энд выдался ужасно хлопотный (и страшно дождливый!)

Пятница прошла совершенно бессобытийно, и суббота тоже, хотя всю вторую половину дня мы занимались муштрой, несколько раз вымокли до костей, и винтовки наши все заляпались, мы их потом до скончания века начищали.

Оставшиеся дни я по большей части провел под крышей, за чтением: мне надо было написать эссе, — помнишь, я тебе рассказывал? — но закончить я не успел: явился Шекспир, а вслед за ним (лейтенант) Томпсон [1] (пышущий здоровьем и довольный, в новехонькой форме) и помешали мне потрудиться в день воскресный, как я собирался..... Сходил в Св. Алоизия на торжественную мессу, — получил изрядное удовольствие, — вот уж сто лет мессы не слушал; на прошлой неделе, когда я был в Молельне, о. Ф. [2] меня так и не отпустил.

Вечером пригилось-таки нанести визит вежливости ректору [3]: скука смертная! Жена у него — сущий кошмар! Сбежал, как только смог, и совсех ног помчался под дождем назад, к книгам. Потом заглянул к мистеру Сайзему [4] и сказал, что эссе никак не смогу закончить раньше среды; немного посидел у него, мы потолковали, потом я ушел, и у меня состоялся крайне интересный разговор с этим чудаком Эрпом [5], — помнишь, я тебе рассказывал? — я познакомил его (к вящей его радости) с финскими песнями «Калевала».

Помимо всего прочего, я пытаюсь переложить одно из преданий — великолепнейший сюжет и самый что ни на есть трагический, — в виде небольшой такой повести, отчасти в духе романов Морриса, со стихотворными вставками тут и там.....[6]

А теперь пора мне отправляться в библиотеку колледжа и хорошенько изгваздаться среди пыльных книжек, а потом схожу загляну к казначею.....

Р. [7]

1. А. Шекспир и Л. Л. Г. Томпсон из Эксетер-Колледжа.

2. Отец Френсис Морган (1857—1934), католический священник из Бирмингемской Молельни, ставший опекуном Толкина после смерти его матери в 1904 г.

3. Л. Р. Фарнелл, ректор (т. е. глава) Эксетер-Колледжа в 1913—1928 гг.

4. Кеннет Сайзем (1887— 1971) в 1914 г. был аспирантом и ассистентом при профессоре А. С. Нейпире. Его назначили наставником Толкина; см. письмо №318.

5. Томас Вэйд Эрп на тот момент учился на последнем курсе Эксетер-Колледжа; впоследствии он прославился как автор работ о современных живописцах. В письме №83 Толкин называет его «Т. В. Эрп, родоначальник олухов» (по-английски twerp — олух, простофиля, ничтожество). Поскольку, согласно словарю слэнга за авторством Партриджа, употребление слова twerp впервые зафиксировано приблизительно в 1910 г., очень возможно, что слово и впрямь восходит к инициалам и фамилии Эрпа. Эрп входил в число редакторов альманаха «Оксфордская поэзия» за 1915 г., где было напечатано одно из первых опубликованных Толкином стихотворений, «Шаги гоблинов».

6. Это переложение одного из сюжетов «Калевалы», «Истории Куллерво», Толкин так и не закончил; однако именно к нему восходит предание о Турине Турамбаре, вошедшее в «Сильмариллион». Подробнее см. письмо №163.

7. В письмах к Эдит Брэтт Толкин обычно подписывался «Рональд» или «Р.», хотя иногда использовал и свое первое имя, Джон.

С утра поработал часа четыре или около того (9.20—1); всю вторую половину дня занимался муштрой, 5-6 — лекция, а после ужина (с одним приятелем по имени Эрп) пришлось заглянуть на заседание Эссеистского клуба — неофициальное прощание, так сказать [?]. Доклад оказался скверным, дискуссия — интересной. На том заседании была еще литмастерская; я прочел «Эаренделя»; его с толком раскритиковали [1].

1. Стихотворение под названием «Плавание Эаренделя Вечерней Звезды» Толкин написал в сентябре 1914 г. Первая строфа цитируется в «Биографии», стр.118.

[Закончив Оксфорд (факультет английского языка) с отличием первого класса, Толкин получил назначение в полк ланкаширских стрелков. Это письмо написано в лагере Руджли в Стаффордшире; там Толкин проходил военную подготовку. В это время Толкин работал над стихотворением «Кортирион среди дерев», навеянным Уориком, где жила Эдит Брэтт. В стихотворении описывается «угасающий на холме град», где «еще медлят Последние Отряды.... священных фэйри и бессмертных эльфов». О ЧКБО см. письмо №5].

Самое обычное утро: сперва ты на ногах и замерзаешь до костей, а потом — пробежка, чуть-чуть согреешься, но только затем, чтобы замерзнуть снова. И под занавес — целый час отрабатывали метание учебных гранат. Ланч и морозный вечер. Летом в жару мы целыми днями бегали на полной скорости взад- вперед, обливаясь потом, а сейчас вот стоим как вкопанные заледеневшими группками на ветру, пока нам что-то втолковывают! Чай, очередная свалка, — я пробился к плитке и поджарил себе кусочек тоста на кончике ножа; ну и деньки! Сделал карандашную копию «Кортириона». Ты ведь не возражаешь, если я