Сработало.

Затем они окажутся в невесомости, а на корабле полностью отключится энергия и свет.

Сработало.

И секунд десять Или около того спустя энергия, свет и гравитация появятся вновь.

Не сработало.

Ненда и Блум молча сидели рядом, а секунды все шли и шли.

— Так сколько времени, вы сказали, пройдет, прежде чем восстановится подача энергии? — В темноте голос Блума звучал скорее раздраженно, чем испуганно.

— Еще несколько секунд. Мы попали в так называемый провал. Он быстро кончится. Ага! — В кабине управления замерцали первые проблески света. — Вот мы и вышли.

Постепенно нарастала мощность. Возвращаясь в нормальное рабочее состояние, вновь замигали экраны. На дисплеях появились изображения пространства вокруг «Гравитона».

Ненда изучал их не менее внимательно, чем Квинтус Блум. Вдали должна находиться сегментированная граница Свертки, а ближе к ним — кольцевые сингулярности, закрывающие Дженизию. Если недавнее исчезновение этих сингулярностей — не временное явление, то вдали будет заметна Дженизия, но настолько далеко, что ее обитатели — зардалу — не причинят им вреда.

Ненда переводил взгляд с экрана на экран. Никаких признаков характерного мерцания сегментов Свертки Торвила не наблюдалось — не было вообще никаких сегментов. И кольцевых сингулярностей. А также ничего, хотя бы отдаленно напоминающего планету.

Внезапно свет снова погас. Ровный гул двигателей корабля тоже смолк.

— Еще один провал? — Блум, казалось, был более раздражен, чем встревожен. — Сколько их еще впереди?

— Черт бы меня побрал, если я знаю. — Ненда, в свою очередь, был более встревожен, чем раздражен. — Я предполагал лишь один.

Они сидели в абсолютной темноте. Секунды складывались в минуты.

— Послушайте, я ведь тороплюсь, — интонация Блума говорила сама за себя. — Вытащите нас отсюда, да побыстрее.

Ненда вздохнул, закрыл и вновь открыл глаза. Ничего не изменилось. Насколько он понимал, провал мог длиться вечно. Что бы он ни пытался сделать с системами управления корабля, результат будет нулевой.

— Вы меня слышите? — вновь раздался голос Блума. — Я сказал, вытащите нас. Не сделаете — забудьте об оплате.

«Я о ней и так уже забываю», — произнес Ненда про себя. Он пристально вглядывался в ничто, желая всей душой, чтобы впереди появилась Дженизия, а корабль снова вынес его к зардалу. У зардалу по крайней мере знаешь, где находишься.

Оплата труда волновала его в данный момент меньше всего.

Дари ненавидела саму мысль о рабстве, но сейчас, уже в который раз, она убеждалась в некоторых преимуществах раба. Чтобы ни происходило, принимать решения — не твоя забота.

Жжмерлия и Каллик следовали за ней, а временами сами вели ее в неизвестность. Теперь, зависнув в самой дальней комнате Лабиринта, они терпеливо ждали, когда она скажет, что делать дальше.

Как будто она это знала.

Дари оглядела плоские стены гексагональной комнаты, как бы ища поддержки в их гладких, похожих на мраморные поверхностях.

— Сюда мы добрались в целости и сохранности, как и хотели. (Думай только о положительном!) Теперь нам, очевидно, надо постараться найти обратный путь на корабль и вылететь в открытый космос.

Двое чужаков, ничего не ответив, согласно кивнули.

— Итак, вот тебе задание, Жжмерлия. — Дари откашлялась и попыталась собраться с мыслями. — Еще раз проверь наш маршрут сюда. Посмотри, нет ли там проходов в другие помещения. И вот еще что, Жжмерлия! — Лотфианин уже кивал и готов был отправиться. — Не рискуй!

Жжмерлия повернул голову, и его бледно-лимонные глаза на коротких стебельках с упреком посмотрели на Дари.

— Конечно. Мое почтение, но если я, получив повреждения, стану неработоспособен, то вряд ли буду представлять ценность для вас.

Похоже, на этом его представления о риске исчерпывались. Он уже радостно жужжал, направляясь к выходу в заполненную страшными черными вихрями комнату.

— И не задерживайся слишком долго! — крикнула ему вслед Дари. — Не более трех-четырех часов.

Вместо ответа последовал лишь кивок шлема скафандра.

— А мне что делать? — Каллик смотрела, как Жжмерлия скрывается вдали. Дари показалось, что в ее голосе появилась грусть. Хайменоптка больше всего любила бродить вместе с Жжмерлией.

— Мы с тобой тщательнее изучим эту комнату. Я знаю, на первый взгляд кажется, что здесь нет ничего интересного, но Квинтус Блум утверждает обратное.

Дари даже не взглянула в сторону Каллик, направившись к ближайшей стене, чтобы как следует ее разглядеть. Многоцветная молочная поверхность, казалось, поддерживала ее дух, как бы уверяя, что Квинтус Блум либо ошибся, либо солгал.

При ближайшем рассмотрении на поверхности выявилось гораздо больше деталей. Пастельные оттенки, которые Дари прежде видела издали, вовсе не являлись бледными мазками, а состояли из множества более ярких узких линий на однородном белом фоне. Как будто кто-то сначала закрасил стену белым, а затем сверху очень тонким перышком нарисовал тысячи пересекающихся разноцветных черточек. Причем последовательно, потому что, где бы линии ни пересекались, одна из них обязательно перекрывалась другой.

Однако картину это не напоминало. Дари вновь задумалась над Блумовским термином «полиглиф». Она взглянула на Каллик. Хайменоптка, стоя в нескольких футах от стены, пристально всматривалась в поверхность блестящими черными глазками, поворачивая голову то вправо, то влево. Некоторое время спустя она принялась проделывать то же самое, отходя на несколько футов влево, а затем возвращаясь вправо.

— Что-то не так?

Каллик прекратила свои упражнения.

— Да нет, все в порядке. Но стена демонстрирует параллакс.

Об этом Дари совершенно не подумала. Она по примеру Каллик стала поворачивать голову сначала влево, потом вправо. При этом черточки смещались относительно друг друга. Складывалось такое впечатление, будто линии располагались на различной глубине. При изменении угла зрения ближние линии смещались сильнее, чем дальние. В то же самое время, разные концы любой из черточек находились на разной глубине, как будто линии пересекались с поверхностью под малыми углами и уходили вглубь.

Вся стена представляла собой умопомрачительный хаос черточек, внедренных в открытое белое пространство, а на самом деле, этот трехмерный эффект получался в результате наложения множества различных слоев. Если вообразить, что стена состоит из полупрозрачных плоскостей, наложенных друг на друга, то как выглядит одиночная плоскость?

Существует ли ответ на этот вопрос? Дари подошла к стене и дотронулась до гладкой и твердой поверхности. Стена соприкасалась с другими плоскостями гексагональной комнаты без каких-либо швов.

— Мое почтение, но мне кажется, что это невозможно.

Каллик как будто читала мысли Дари. Просверлив или каким-либо образом расщепив стену на слои,