— Печальная история, — проронила она со вздохом. — Джефферсон, должно быть, очень сильно ее любил и почувствовал, что его предали.

— Сомневаюсь, что здесь была любовь, — возразил Уилл. — Скорее чувство собственности. Власть. Месть. Гнев, наконец. Она оставила его в дураках. Мужчины этого не любят. Особенно когда их оставляют в дураках женщины, которых они купили.

— А вас когда—нибудь оставляли в дураках?

— Нет. — Он бросил салфетку в корзину и поднялся на ноги. — И никому не удастся.

Уилл зашагал к дому, не оглядываясь. На этот раз он вошел внутрь через дыру, зияющую там, где полагалось быть задней двери. Треснувшую в нескольких местах дверь он обнаружил внутри на полу.

Перед ним открылся широкий коридор. Деревянный пол, высокий потолок; и повсюду следы запустения. Одно и то же во всех комнатах на нижнем этаже: заколоченные окна, на полу мусор, осколки стекла, отвалившиеся куски штукатурки. В одной из комнат он заметил пробежавшую по полу мышь. Птица вылетела из гнезда, свитого в люстре.

Он изучал состояние черного мраморного камина в одной из комнат, когда пол в коридоре заскрипел.

Итак, Селина здесь. Может быть, следует предложить ей экскурсию, которая завершится в одной из спален на верхнем этаже. Впрочем, после пожара там не может быть нормальной кровати. Но, может быть, сыграет свою роль сама мысль о кровати и о том, чем на ней можно заняться.

Пришли на память ее слова:»Когда-нибудь, Уилл, когда вы опять скажете что-либо подобное, я поймаю вас на слове. И что вы тогда будете делать?»

Блеф?

А если нет?

Надо выяснить.

Она предупреждена. Она знает, чего от него можно ожидать. Она знает, чего не получит от него. Она уже взрослая. И если она согласна пойти на риск по доброй воле, может быть, ему не в чем будет себя упрекнуть? Разве не сделал он все, что сделал бы на его месте всякий порядочный человек, чтобы предостеречь ее? Так что мешает ему заполучить ее?

Нет. Что-то все-таки мешает.

Селина вошла в комнату, медленно прошлась вдоль стен, рассматривая украшавший их лепной узор.

— Уверена, что один из ковров мисс Роуз из этой комнаты, — произнесла она.

— Возможно.

— Неужели она хочет поселиться здесь?

— Не думаю. Разве что она задумала не только отремонтировать дом, но и совершить кое—какие переделки. Здесь нет ни кухни, ни ванной комнаты. Электричество сюда не проведено. А представляешь, во что обойдется центральное отопление и кондиционеры?

— Может быть, она хочет отдать дом властям, чтобы здесь был музей, — предположила Селина.

— Или просто ей нужно увидеть его таким, каким он был задуман.

Она облокотилась на каминную полку и подперла рукой подбородок.

— Вы сказали, что вам приходилось работать на строительстве. Вы этим и занимались все время?

— Я понемногу занимался всем. — Уилл усмехнулся. — В том числе просил милостыню, залезал в долги, воровал.

Селина не улыбнулась.

— Короче говоря, мошенничали?

Он пожал плечами.

— Обманывал я только женщин, причем все, что я брал у них, они отдавали добровольно. — Уилл понизил голос: — А брал я то, что и ты, Сели, отдашь добровольно, если я у тебя попрошу.

Но Селина не желала менять тему разговора.

— И все-таки — чем вы зарабатывали на жизнь?

Уилл отвернулся и подошел к раздвижной двери, ведущей в гостиную. Она была покрыта резьбой и в относительно пристойном состоянии.

Наконец он заговорил:

— Я строил дома. Клал кирпичи. Подметал городской парк. Мыл посуду во многих забегаловках отсюда и до Восточного побережья. Работал на буксире. Заливал бензин в чужие тачки. Натирал полы, ремонтировал автомобили, собирал хлопок. Был охранником — каков парадокс, а, мисс Селина? Копал ямы. Чистил бассейны у богачей. Время от времени трахал дочек богачей, когда им был нужен кто—нибудь в постели. Точнее, когда мне была нужна женщина.

Селина прошла в гостиную.

— Любой честный труд хорош, — негромко проговорила она, и он опять не знал что ответить.

— Я не оправдываюсь. И не стыжусь той жизни, которую вел.

Это было не совсем верно. Он испытывал стыд, когда воровал и попадал в тюрьму, но он шел на все, чтобы выжить. У него не было выбора.

А теперь выбор у него есть. По крайней мере на какое-то время. Мисс Роуз дает ему крышу над головой, кормит его и дает работу. Взамен он должен оставаться паинькой.

Вот и ответ на занимавший его вопрос. Селина для него под запретом. Он может пялить на нее глаза, разговаривать с ней, даже отпускать сальные шуточки. Он может до смерти хотеть ее, трахать любую женщину в Луизиане и воображать себе, что с ним Селина. Но трахать Селину он не может.

Они в полном молчании обошли нижний этаж и поднялись на второй. Лестница была сделана из почти не подверженного гниению кипариса и казалась такой же прочной, как в те времена, когда дом был новым. Тот Кендалл, который построил дом, не пожалел средств на ценные материалы и настоящих мастеров. Что ж, это обстоятельство значительно облегчит восстановительные работы.

Выйдя на верхнюю галерею, Селина повернулась лицом к западу и вгляделась в даль.

— Знаете, о чем я жалею? Мы живем в одной или двух милях от такой великой реки, как Миссисипи, а видим ее только с Солнечного моста.

— Надо срыть холм, и тогда мы будем смотреть на нее сколько влезет.

Селина согласно кивнула, затем направилась к угловой комнате. Ее стены и подоконники были покрыты копотью и сажей. Двадцать лет назад Уилл стоял на этом самом месте и смотрел внутрь сквозь окно без стекла.

— Я думала, разрушений окажется больше.

— Пожар потушили довольно быстро. Сгорели шторы и мебель, в том числе кровать. Джефферсон и начал с кровати. Мисс Роуз говорила, что любовники спали, когда он вошел, и проснулись уже в огне. По ее словам, их вопли потом снились отцу Уинна много месяцев.

— Как же это ужасно — спалить заживо людей. — Селина поежилась.

— Страсть иногда приносит ужасные плоды.

— Страсть? — эхом откликнулась Селина. — Недавно вы говорили про месть и чувство собственности.

— Сели, страсть — это не только любовь или похоть. Если ты посмотришь на другого мужчину так, как смотришь на меня, я могу вспыхнуть от ревности. А если бы ты принадлежала мне, была моей женой, была моей, укол ревности мог бы привести к тому, что я потерял бы голову от ярости. И кто знает, что я мог бы натворить?

Селина постаралась сохранить хладнокровие. Разумеется, Уилл говорил «если». Просто он мысленно поставил себя на место Джефферсона Кендалла. Он не имеет в виду, что она как—то по—особому смотрит на него. Он не намекает на то, что она ему небезразлична и потому, мол, он способен ее ревновать.

— Вы бы не стали меня сжигать, — возразила она.

В его улыбке ей почудилось что-то чувственное.

— Может, и сжег бы. Сжег бы. По-своему. Я заставил бы тебя забыть, что на свете существуют другие мужчины. Я бы трогал тебя там и так, где и как тебя никто не трогал. Я сделал бы так, чтобы ты умирала от вожделения, чтобы ты умоляла, а потом дал бы тебе такое наслаждение, что ты очнулась бы в слезах. Я пробудил бы в тебе голод, который никто не мог бы утолить, кроме меня. — Теперь он улыбался слегка