муки на второе полугодие выделены на 6500 тонн меньше фактического расхода прошлого года. Все это вынудило ввести повсеместно нормированный (карточный) отпуск хлеба населению, из расчета 400 граммов на душу населения'[26]. Ю. Лужков в ноябре 1991 года докладывал: 'Правительство Москвы доводит до Вашего сведения, что снабжение населения продовольственными товарами продолжает оставаться критическим... Из-за недостаточности ресурсов в объеме 40 тыс. тонн и прекращения отгрузки масла животного с Украины, Эстонии, Латвии и Молдовы торговля им осуществляется периодически, остатки масла животного отсутствуют. По союзному контракту закуплено по импорту 20 тыс. тонн масла животного. Необходимо весь закупленный объем направить в Москву...

В январе 1992г. Москва может остаться без продовольствия'[27] . Информация из Читинской области: 'Выделено муки по 260 г на человека. Это ниже нормы военного времени, ситуация с обеспечением хлебом критическая'[28].

Разница между 1917 и 1991 годами была в духе времени. В 1917 году в мире доминировало представление, что усиление влияния государства на экономическую жизнь — благо. Базой таких убеждений были социальные проблемы, порожденные началом современного экономического роста, индустриализацией. В благотворность прямого государственного регулирования в начале ХХ века верили все: эксперты, высокопоставленные чиновники, политики. Без учета этого трудно понять, почему царское правительство, Временное правительство, правительство большевиков с разной степенью эффективности и жестокости проводили продовольственную политику, в основе которой лежало принудительное изъятие зерна у крестьян по ценам, не соответствующим условиям рынка.

На этом интеллектуальном фоне идея В. Ленина о походе в деревню за хлебом с пулеметами не представлялась чем-то экзотическим. Он лишь доводил до логического завершения то, о чем думали квалифицированные специалисты того времени по продовольственному делу.

Осенью 1991 года, когда Россия столкнулась со схожими проблемами продовольственного снабжения городов, с угрозой голода, интеллектуальная атмосфера в мире была иной. Убеждение в благотворности государственного регулирования экономики перестало быть символом веры. В России убеждение в том, что государственные органы способны эффективно решать проблемы, встающие перед страной в условиях кризиса, была подорвана 70-летним всевластием государства. Идея, что, столкнувшись с дефицитом зерна, можно добыть его, посылая вооруженные отряды в богатые хлебом регионы, правительство всерьез не обсуждало. Хлеб крупным городам был необходим. Конфисковать его невозможно. Валюты, чтобы его купить за рубежом, нет[29]. Остается одно: получить продовольствие, заплатив цену, которая будет приемлема для его производителей. Собственно, в этом суть либерализации цен, путь, подобный тому, которым пошел В. Ленин в 1921 году, когда столкнулся с угрозой потери власти.

Как и тогда, сама по себе либерализация цен в 1991 году не давала гарантий решения проблемы снабжения городов продовольствием. Ключевым был вопрос: будет ли село продавать городу зерно за ненадежные, обесценивающиеся рубли? Именно от этого зависело, повторится ли катастрофический сценарий событий времен русской революции начала ХХ века.

Осенью 1991 года российские власти приняли решение не посылать продотряды в деревню, а формировать свободный рынок продовольствия, не имея гарантий, что денежное предложение удастся удержать под контролем, инфляция не достигнет уровня, при котором производители зерна откажутся продавать хлеб городу.

В октябре 1991 года мы предполагали, что можно отложить либерализацию цен до середины 1992 года, а к тому времени создать рычаги контроля над денежным обращением в России. Через несколько дней после начала работы в правительстве, ознакомившись с картиной продовольственного снабжения крупных российских городов, был вынужден признать, что отсрочка либерализации до июля 1992 года невозможна[30]. В этом случае к лету 1992 года мы окажемся примерно там же, где были большевики летом 1918-го. Оставалась единственно возможная линия в экономической политике, дающая шансы на предотвращение катастрофы, — либерализация цен, сокращение подконтрольных государству расходов, скорейшее отделение денежной системы России от денежных систем других постсоветских государств. Речь шла о развитии событий в ядерной державе, стабильность которой во многом зависела от того, что будет происходить с продовольственным снабжением городов. Решение было одним из самых рискованных в мировой истории.

Годы спустя, когда пришлось обсуждать эту ситуацию на экономическом семинаре, которым руководил один из основателей Чикагской экономической школы профессор А. Харбергер (там были его ученики, работавшие министрами финансов, председателями центральных банков многих стран мира), на вопрос, что, на взгляд столь опытных людей, в этой ситуации надо было делать, министр финансов одной крупной страны ответил: 'Застрелиться. Остальные решения хуже'.

Застрелиться можно. К сожалению, это не решит проблем. Кому-то придется решать те же проблемы, чтобы избежать катастрофы. Ни в одной работе, посвященной экономической теории, не написано, как действовать в подобной ситуации.

Материалы первого заседания российского правительства, сформированного в ноябре 1991 года, наглядно показывают, что в те дни никто не знал, как решить неразрешимую задачу. Отсюда колебания относительно того, когда и как либерализовать цены, как это сочетать с обеспечением контроля над денежным обращением. Было лишь понятно, что страна оказалась в экстремальной ситуации. Заместитель премьера РФ А. Шохин на заседании правительства 15 ноября 1991 года говорил: 'Опыт других стран, осуществляющих такие реформы, показывает, что если нам удалось бы примерно на две трети удержать уровень жизни в зависимости от роста цен, то это было бы идеальным вариантом'[31].

Отставив идею посылки продотрядов в деревню, правительство могло принять лишь одно решение: ввести рыночные цены на продовольствие. Как показал опыт 1917—1921 годов, если свободной торговле не мешать, то даже при дезорганизации денежного обращения есть шансы, что снабжение городов будет удовлетворительным. Получится ли это на практике — знать не мог никто, но другого выхода не было. Надежда, что рынок заработает, была мотивом принятия решения о либерализации цен 2 января 1992 года.

То, что это решение будет непопулярным, понимали практически все. Это подтвердил опрос, проведенный ВЦИОМ в январе — феврале 1992 года (см. табл. 3). Но это решение спасло страну. Отметим, что союзное руководство, столкнувшись с экономическим кризисом, обладая армией, КГБ, возглавляя многомиллионную партию, не решилось пойти на либерализацию цен. Оно предпочло закрыть глаза и надеяться, что ситуация разрешится сама собой.