сегодня не завтракал, я с удовольствием съем то, что мне сейчас принесет стюардесса. И порадуюсь своему завтраку. Разве этого мало для счастья?

Он лукаво посмотрел на женщину. Она покачала головой.

– Кажется, мы говорим с вами о разных вещах, господин эксперт, – с явным сожалением произнесла Эка.

В аэропорту их встречали. Заказанный Максудовым микроавтбус ждал у выхода. Им пришлось немного подождать, пока принесли бочонок вина и ковер, который разместили в багажнике автомобиля. Все четверо забрались в салон автомобиля, и молодой водитель, развернувшись, поехал в противоположную от Измира сторону, где виднелись горы.

– Отсюда далеко ехать? – спросил Дронго у Самедова.

– Нет. За этим перевалом. Там прекрасное место. Тихо и спокойно. Рядом никого нет. Я бы тоже с удовольствием купил бы там дом. Сейчас многие известные люди покупают себе дома на Эгейском море. В Бодруме или в Измире. Очень удобно. Все понятно, все свое, родное. Язык, обычаи, культура, еда...

– Только не еда, – машинально возразил Дронго.

– Что? – не понял Самедов. – Ах да. Действительно. Многие наши земляки не любят турецкую еду. Она довольно своеобразная и сильно от нашей отличается. Их холодная долма, например, совсем не нравится приезжающим. С долмой вообще интересные метаморфозы происходят. Это ведь турецкое слово. Но в Армении долму считают своим блюдом, здесь тоже своим. Хотя я считаю, что лучше всех долму готовила моя мама.

– Да упокоит Аллах ее душу, – произнес традиционную фразу Дронго. Так обычно говорят в разговоре, когда кто-то вспоминает близкого и умершего человека.

– И ваших родных и близких, – вежливо ответил Самедов. – Но насчет еды вы правы. А насчет виллы я вам так скажу. Места здесь очень хорошие. Чистый воздух, хорошее море и очень безопасно. Здесь почти не бывает террористов. Все проблемы с террористами обычно бывают либо в самом Стамбуле, либо в Анкаре, либо в крупных туристических центрах. А на виллы иностранцев никто не нападает. Тем более если узнают, что там живет азербайджанец.

– Почему? – вмешалась Эка, поворачивая голову. Очевидно, она прислушивалась к их разговору. – Почему именно на азербайджанцев не станут нападать?

– Террористы здесь курды, которые борются за предоставление им независимости, – пояснил Дронго, – борются с турками. Азербайджанцы тоже тюркоязычный народ и в основе своей те же турки, но они никогда не имели никаких конфликтов с курдами. Более того, в самом Азербайджане живут сотни тысяч курдов. И мирно живут. Поэтому сами курды, живущие в Турции, очень четко разделяют турков и азербайджанцев. Даже когда азербайджанцы перегоняют машины через Турцию и Грузию в свою страну, их обычно никто не трогает. Зная об этом, даже турки стали в последние годы нанимать в подобные рейсы именно азербайджанцев.

– На Востоке всегда так, – мрачно заметил Резо, – свои особенности и свои тонкости. Нужно знать все эти запутанные отношения между народами. Я, например, никогда не мог понять, почему азербайджанцы, считающиеся в основе турками, являются по своей религии в большинстве мусульмане-шииты, тогда как родственная им Турция сплошь состоит из мусульман-суннитов. Интересно, что турки и курды тоже сунниты. А вот иранцы являются мусульманами-шиитами, хотя они не тюркоязычный народ и сохраняют удивительно тесные союзнические отношения с Арменией, у которой, в свою очередь, не очень хорошие отношения с Азербайджаном.

Самедов недовольно фыркнул, нахмурился. Посмотрел на Дронго, очевидно, ожидая, что тот начнет объяснять.

– Это вопросы, уходящие в глубь истории, – пояснил Дронго. – Шииты в основном живут в Иране, Азербайджане, Ираке, Пакистане. Но в последних двух государствах не являются большинством. И у них происходят ожесточенные столкновения. Единственная страна, где нет и никогда не было подобных эксцессов, – это Азербайджан, где есть шиитское большинство и суннитское меньшинство. А Иран традиционно с опаской относится к своему северному соседу. Дело в том, что северный Иран – это и южный Азербайджан, когда-то разделенный между Россией и Персией. И в южном Азербайджане живет в несколько раз больше людей, чем в северном. Если на севере семь, то на юге около тридцати миллионов. Вот такая статистика. Но в мире предпочитают об этом не говорить. О разделенном немецком народе все сорок лет писали книги и создавали фильмы. О разделенном корейском народе говорит весь мир. О разделенном азербайджанском народе никто не хочет слышать. И даже когда сами азербайджанцы попытались объединиться в конце сороковых, им просто не разрешили этого сделать. Вот почему у Тегерана всегда настороженное отношение к Баку.

– Вам нужно преподавать геополитику, – посоветовала Эка, – у вас хорошо получались бы лекции на международную тему.

– Никаких лекций, – возразил Дронго, – об их реалиях знает каждый житель республики. У многих живут родственники на другой стороне.

– А как относятся в Турции к узбекам? – насмешливо спросила Эка. – Они считаются созниками, друзьями или врагами?

– Хорошо относятся, – заулыбался Самедов, – очень хорошо относятся.

– Во всяком случае, можно гарантировать, что на нас не нападут ни курды, ни сами турки, – пояснил Дронго, – ну, может, за исключением каких-нибудь грабителей.

– Об этом можете не беспокоиться, – заверил его Самедов, – на вилле есть несколько ружей. У Максудова официальное разрешение. Он даже выезжает иногда охотиться. И он хорошо стреляет.

– Резо у нас тоже охотник, – показала на мужа Эка, – он тоже метко стреляет. А вы умеете стрелять, господин эксперт? При вашей работе такое хобби просто необходимо.

– Немного, – вежливо ответил Дронго.

Он не стал уточнять, как именно он стреляет. Несколько лет назад в Париже, когда они отдыхали вместе с семьей, его сын попросил пойти с ним в тир, расположенный в парке Тюильри. У мальчика не сразу все получилось. Тогда Дронго взял пистолет и выиграл все призы, которые там разыгрывались. Ошеломленная женщина, стоявшая в тире, отняла у него пистолет, крича, что он «профессионал». Но призы все-таки выдала. Домой они возвращались, нагруженные коробками с призами. Сын был счастлив и горд. Но Дронго взял с него слово, что он никогда и никому не будет рассказывать о том, как стреляет его отец.

– Я тоже иногда езжу на охоту, – признался Самедов. – У нас есть общий знакомый. Теймур Аджалов. Вы, наверно, его знаете?

– Да, – кивнул Дронго, – конечно, знаю. Он самый известный охотник.

– Вот мы вместе с ним и ездим на охоту. Это такой отдых...

– И в кого вы стреляете, господин Самедов? – уточнила Эка.

– В кабанов. В диких уток. Иногда в медведей. В маралов, это такой вид оленей. Смотря по сезону.

– Вы тоже любите стрелять? – спросила Эка, обращаясь к Дронго.

– Нет, – ответил он, – не люблю. Я вообще никогда не бываю на охоте. Она не для меня.

– Боитесь крови? – уточнил Резо.

– Нет, – ответил Дронго, – я видел столько крови в своей жизни, что меня уже трудно испугать. Просто не могу понять, почему я должен стрелять в живое существо для забавы. Поесть я могу в ресторане, а стрелять в кого-то мне представляется несколько аморальным.

– Вы, наверно, член партии «Зеленых»? – пошутил Резо. – Боретесь за природу?

– И правильно делает, – сказала Эка. – В отличие от вас, живодеров. Ради своего удовольствия стреляете в животных.

– Почему только ради удовольствия? – возразил Керим Агаевич. – Мы их едим. Я очень люблю и диких уток, и оленей, и кабанину...

– А как же ваша религия? – напомнила Эка. – Мусульманам нельзя есть свинину.

Дронго улыбнулся, взглянув на Самедова. Тот нахмурился, достал платок и вытер пот, выступивший на лысине.

– Я вам объясню, – решил вступиться за него Дронго, – кабан – это не совсем свинья. Это как бы дикая свинья. Поэтому в некоторых ресторанах сразу объясняют, что это кабанина, а не свинина.