русский всегда оглядывал ее с ног до головы, словно раздевал. Цокал языком и говорил, какая звонкая девица, хоть в анатомический музей. При этом он загадочно улыбался и потирал руки. Когда Фурлонг спрашивал, почему в анатомический музей, Резун произносил загадочное и непонятное слово «антропос». Его глаза зажигались хитрым огоньком, и он говорил: «Надо знать русскую классику».

Конечно, Фурлонг умалчивал при беседах с резидентом о своих сексуальных контактах с разрабатываемым русским. За последнее время Резун стал избегать сексуальных контактов с англичанином. Это злило и раздражало Фурлонга. Шеф между тем требовал активизации работы, просил основное внимание уделять разыгрыванию перед русским роли вербуемого.

Фурлонг прекрасно знал, что в так называемый «секьюрити риск» для контрразведки «Сикрет Интеллидженс Сервис», кроме связи с компартией, входит и наличие гомосексуальных наклонностей. «Болезнь аристократов», как ее называют в Англии, загубила карьеру ряда сотрудников СИС, и, в том числе, далеко не рядовых. Даже сам Уинстон Черчилль, по воспоминаниям его матери, имел «сексуальные опыты» с мужчинами. Правда, на его карьере это никак не отразилось.

«Болезнью аристократов» Фурлонг заболел еще в Оксфорде, где она была широко распространена среди студентов и преподавателей. Эта болезнь, вероятно, в генах у англосаксов. Распространившись в аристократической среде, она затронула и разведку, кадры которой комплектуются в основном из выпускников университетов. Предпочтение отдается Кембриджу и Оксфорду.

Фурлонг после окончания Оксфорда не сразу попал в Сенчури-Хаус. Несколько лет он работал журналистом в редакции небольшой газеты в Глазго. Вел отдел внешней политики, неоднократно выезжал в загранкомандировки в Лаос, Вьетнам, Камбоджу, иногда во Францию, так как в университете специализировался по романским языкам и хорошо владел французским. По всей видимости, его репортажи из Вьетнама и Камбоджи, а также знание французского языка привлекли внимание специалистов из СИС. Знание иностранных языков, не очень распространенное у англичан, почитающих английский язык главным в мире, высоко ценится в разведке.

Сначала Фурлонг просто сотрудничал с СИС в качестве доверенного лица, выполняя отдельные мелкие поручения кадровых разведчиков. Потом его привлекли к сотрудничеству на контрактной, постоянной основе. Пройдя специальную подготовку, Фурлрнг стал офицером «Сикрет интеллидженс сервис» (СИС).

В Сенчури-Хаус Фурлонг встретился со своим однокашником по Оксфорду и будущим резидентом в Швейцарии О' Брайном Тиром. Он уже давно работал в СИС и, судя по его поведению, был каким-то начальником, Тир со снисходительной улыбкой похлопал по плечу Фурлонга, пожелал ему успехов на новом поприще и исчез за дверью какого-то кабинета. И только через несколько лет судьба свела их вновь в Швейцарии. До поездки в Швейцарию Фурлонг четыре года проработал в Болгарии под «крышей» журналиста и неплохо изучил русский язык. Главной задачей СИС была и остается работа против русских, являвшихся во все времена главным противником.

В Болгарии Фурлонг особых успехов не добился. Оставаясь иногда по вечерам один на один с собою и бутылкой виски, он думал, что ошибся в выборе профессии. Он приходил к выводу, что разведка — грязное дело, совершенно ему не подходящее. Ему всегда была ближе журналистика. Все-таки разведка, особенно агентурная, не каждому по зубам. Чтобы быть разведчиком-вербовщиком, надо иметь особый склад характера. Конечно, кое-чему можно научиться, но мастером не станешь. «У меня больше склонность к аналитической работе, — размышлял Рональд. — Копаться в грязном белье людей, лезть в душу — не для меня. Ведь не каждый может стать классным хирургом, лётчиком, музыкантом, так и в разведке, нельзя всем ставить вербовочные задачи. Я ошибся, как ни горько в этом признаться, а ведь большая часть жизни прошла именно в разведке. Думаю, я не одинок в этом. Большинство людей в мире работают не по своей специальности. Так уж устроен мир. Уйду на пенсию через пару лет и пошлю разведку ко всем чертям. Займусь любимым редакторским делом, куплю небольшую яхту и буду ходить в море на семгу, и пропади все пропадом!»

Фурлонг и Тир были из разных сословий. О 'Брайн Тир происходил из родовитой аристократической семьи. Перед поступлением в Оксфорд окончил привилегированный частный колледжи по рекомендации высокопоставленных друзей родителей после окончания университета был направлен сначала на службу в МИД Великобритании, а затем в СИС.

Кадровики СИС сознавали, что питомцы таких учебных заведений — ярые приверженцы «британского образа жизни». Они уверены в прочности своего положения, в своей избранности, а потому считают, что им по праву принадлежит власть. С течением времени, правда, аристократическая прослойка в «Сикрет интеллидженс сервис» стала уступать место представителям среднего класса, сохраняющим, впрочем, приверженность идеалам «британского образа жизни» и вполне усвоившим такие ценности западного общества, как деловая хватка, стремление к успеху любыми, в том числе сомнительными методами, бивший через край индивидуализм. Они хорошо усвоили завет предков: «Мой дом — моя крепость». Именно на этой волне Фурлонг, представитель среднего класса, и попал в разведку.

На следующий день рано утром Фурлонг на машине отправился в Берн. Моросил мелкий дождь, дул сильным ветер, дорога была скользкая, поэтому Рональд не гнал, ехал осторожно. Спешить ему, собственно, было некуда: до встречи с резидентом времени было достаточно. Дорога сначала шла вдоль Женевского озера, огибая его с северо-запада, затем выходила на восьмирядную автостраду и устремлялась на северо- восток — по направлению к столице. У озера ветер был особенно сильный и пронзительный, как в аэродинамической трубе. Местность от Женевы до Берна напоминала Фурлонгу чем-то родную Шотландию. Почти безлесые холмы переходили в долины. Дорога то поднималась вверх, то опускалась круто вниз, то шла вдоль небольшой речки, то ныряла в туннель. На холмах только не было привычных белых, перемещающихся по склонам, как снежные шапки, овец. Бросалось в глаза обилие рекламных щитов вдоль дороги, призывающих выгодно вкладывать деньги в банки.

Через два часа Фурлонг въезжал в Берн. Женева в Швейцарии больше, чем столица. В ней более двух тысяч различных международных организаций. Там можно встретить людей, говорящих на различных языках мира. Берн же небольшой провинциальный городок для иностранных дипломатов.

Фурлонг припарковал машину на стоянке посольства Великобритании в Швейцарии на улице Тунштрассе, 50, и вошел в здание посольства. Он поднялся на лифте на четвертый этаж, набрал код на массивной двери. Щелкнул автоматический замок, дверь бесшумно открылась и впустила посетителя в просторный холл помещения резидентуры СИС.

Вешая плащ, Фурлонг заметил светло-серый плащ резидента, в углу стоял его зонтик с белой костяной ручкой.

Фурлонг оглядел себя в зеркало, поправил ладонью седеющие волосы, вынул из внутреннего кармана бархотку и прошелся ею несколько раз по черным лакированным туфлям.

Пожалуй, по обуви можно безошибочно отличить истинного англичанина-мужчину. Туфли английского джентльмена всегда идеально блестят.

Рональд позвонил резиденту по внутреннему телефону, стоявшему на тумбочке у большого зеркала при входе в помещение резидентуры. Услышав короткое «войдите», Рональд открыл дверь и вошел в кабинет резидента. Из-за стола поднялся О 'Брайн и лёгкой спортивной походкой направился навстречу входящему Фурлонгу. После короткого взаимного приветствия резидент пригласил посетителя присесть. Шеф, как всегда, был чисто выбрит, одет с иголочки в строгий темно-синий шерстяной костюм. Однотонный шелковый галстук хорошо подходил к его белоснежной сорочке, коротко стриженные на американский манер волосы делали его на несколько лет моложе. До блеска начищенные черные туфли еще больше подчеркивали его приверженность английскому стилю. Когда он улыбался, глаза оставались холодными и безучастными, по ним трудно было определить, какие мысли и чувства владели этим человеком в данный момент. Его и без того тонкие губы растягивались в ниточку, обнажая ровные зубы.

Кабинет шефа представлял собой довольно большую прямоугольную комнату, обращенную зашторенными окнами во внутренний двор посольства. В углу у письменного стола небольшой сейф,