— Сегодня ее видели?

— Нет.

— Сегодня под вечер она хотела утопиться.

— Да бросьте. — Он как будто слегка удивился. — И что?

— Ее выловили. Ничего страшного.

Тень, мелькнувшая в его глазах, могла выражать и легкое разочарование.

— Девчонка со странностями, — заметил он. — Не скажу, что Пэдди проявил плохой вкус, когда ее подобрал, но она чудачка!

— Как идет охота на Пападопулоса?

— Идет. А вы зря нарушаете слово. Вы мне почти обещали, что за мной не будет хвоста.

— У меня есть начальство, — извинился я. — Иногда я хочу не того, чего оно хочет, но вам это не должно очень мешать — вы же можете потерять его?

— Угу. Этим и занимаюсь. Но страшно надоедает: вскакиваешь в такси, выскакиваешь, убегаешь через черный ход…

Мы говорили и пили еще несколько минут, а потом я покинул номер Кери и гостиницу, пошел в аптеку, позвонил из автомата Дику Фоули домой, дал ему адрес смуглого человека и описал внешность.

— Дик, мне не надо, чтобы ты следил за Кери. Выясни, кто пытается за ним следить, и этого возьми под наблюдение. До утра просохнуть успеешь и приступай.

Так кончился этот день.

Утро было дождливое и пробуждение неприятное. Может быть, из-за погоды; может быть, я чересчур порезвился накануне; так или иначе, порез на спине ощущался как полуметровый нарыв. Я позвонил доктору Канова, жившему подо мной, и попросил осмотреть рану перед уходом на работу. Он сменил повязку и велел мне денька два не перетруждаться. После того как он поковырялся в спине, мне стало легче, но я позвонил в агентство и сказал Старику, что, если ничего волнующего не произойдет, я побуду сегодня на положении больного.

Весь день я просидел в кресле перед газовым камином с чтением и сигаретами, то и дело гасшими из- за сырости. Вечером я по телефону организовал компанию для покера, но больших переживаний в игре на мою долю не выпало — ни в отрицательном смысле, ни в положительном. Кончил я с пятнадцатью долларами выигрыша, что было на пять долларов меньше, чем стоимость выпивки, которую я поставил своим гостям.

На другой день спине моей стало лучше — да и сам день тоже. Я отправился в агентство. На столе у меня лежала записка: звонил Дафф — Анжела Грейс Кардиган арестована за бродяжничество, месяц тюрьмы. Лежала и привычная стопка отчетов из разных отделений — их агенты по-прежнему не могут напасть на след Пападопулоса и Нэнси Риган. Пока я листал их, вошел Дик Фоули.

— Засек его, — доложил он. — Тридцать-тридцать два года. Метр шестьдесят восемь. Пятьдесят восемь — пятьдесят девять кило. Светлые песочные волосы. Глаза голубые. Лицо худое, ободрано. Пакость. Живет в меблирашках на Седьмой улице.

— Что он делал?

— Хвостом за Кери один квартал. Кери стряхнул его. Искал Кери до двух ночи. Не нашел. Домой. Следить дальше?

— Ступай в его клоповник и узнай, кто он.

Маленький канадец ушел на полчаса.

— Сэм Арли, — сказал он, вернувшись. — Здесь — шесть месяцев. Якобы парикмахер — когда работает, — если вообще работает.

— У меня насчет Арли две догадки, — сказал я Дику. — Первая: это он порезал меня прошлой ночью в Сосалито. Вторая: с ним что-то случится.

Тратить слова понапрасну было не в правилах Дика, и он ничего не ответил.

Я позвонил в гостиницу Тома-Тома Кери и вызвал его к телефону.

— Приходите сюда, — пригласил я смуглого человека. — У меня для вас новости.

— Сейчас, только оденусь и позавтракаю, — пообещал он.

— Когда Кери уйдет отсюда, пойдешь за ним, — сказал я Дику, повесив трубку. — Теперь, если Арли за него зацепится, может получится дело. Постарайся это увидеть.

Затем я позвонил в бюро уголовного розыска и условился с сержантом Хантом зайти на квартиру к Анжеле Грейс Кардиган. После этого я занялся бумажками, а немного позже Томми объявил, что пришел смуглый человек из Ногалеса.

— Этот жук, который следит за вами, — сообщил я ему, когда он сел и начал изготовлять самокрутку, — парикмахер по фамилии Арли. — И я рассказал ему, где живет Арли.

— Да. С худым лицом, блондинчик?

Я воспроизвел портрет, данный Диком.

— Он самый, — сказал Том-Том Кери. — Что-нибудь еще о нем знаете?

— Нет.

— Вы посадили Анжелу Грейс.

Это не было ни вопросом, ни обвинением, поэтому я не ответил.

— Тоже неплохо, — продолжал высокий человек. — Мне все равно пришлось бы от нее отделаться. Когда я начну его арканить, она со своей дуростью только будет путаться под ногами.

— И скоро это будет?

— Это зависит от того, как получится. — Он встал, зевнул и расправил широкие плечи. — Но кто решит не есть, покуда я его не поймаю, тот от голода не умрет. Зря я упрекнул вас, что вы за мной следите.

— Ничего, переживу.

— Пока, — сказал Том-Том Кери и лениво вышел вон.

Я поехал во Дворец юстиции, забрал там Ханта, и мы вместе отправились в меблированные комнаты на Буш-стрит, где жила Анжела Грейс Кардиган. Управляющая — сильно накрашенная толстуха с жестким ртом и мягким взглядом уже знала, что ее жилица за решеткой. Она с готовностью отвела нас в квартиру девушки.

Хозяйкой Анжела оказалась не важной. В комнатах было чисто, но все вверх дном. Раковина в кухне полна грязной посуды. Складная кровать застелена кое-как и даже хуже. Одежда и мелкие женские принадлежности висели повсюду от ванной до кухни.

Мы спровадили управляющую и основательно обыскали квартиру. Узнали все, что можно, о гардеробе Анжелы и многое о ее привычках. Но ничего указывающего в сторону Пападопулоса не нашли.

Никаких известий о тандеме Кери — Арли ни в конце дня, ни к вечеру я не получил, хотя ждал звонка Дика все время.

В три часа ночи телефон на тумбочке оторвал мое ухо от подушки. Я услышал голос маленького канадца.

— Арли выбыл, — сказал он.

— Насовсем?

— Да.

— Как?

— Со свинцом.

— Нашего приятеля?

— Да.

— До утра терпит?

— Да.

— Увидимся в конторе. — И я опять уснул. Я пришел в агентство в девять часов, и один из служащих только что кончил

расшифровывать ночной отчет лос-анжелесского агента, посланного в Ногалес. Телеграмма была длинная и давала пищу уму.

В ней говорилось, что Тома-Тома Кери на границе хорошо знают. Около полугода он занимался перевозками через нее: оружия — на юг, алкоголя и, возможно, наркотиков и иммигрантов — на север.