уехали в Брно.
Прибыв в город, проверили, нет ли слежки, и пошли на встречу, а потом на квартиру.
Попытался отградуировать самодельный передатчик. «Хлопает» по всему диапазону.
В назначенное время начал сеанс радиосвязи. Центр я слышал хорошо. Долго пытался вступить в связь. Меня часто переводили на новые частоты. На одной из них Центр чудом нашел меня и сообщил о плохом тоне передатчика. Понял: на таком передатчике связь не наладить. Но главные неприятности были впереди. Когда уже свертывал аппаратуру, услышали стук в дверь — молчим. Стук повторился с новой силой. Ну, все, думаем, гестапо. В квартире нас четверо: я, связник, радист и его жена. Приготовились к худшему, вытащили оружие, заняли «огневые» точки.
Радист подошел к двери, сонным голосом спрашивает: «Кто там? Что вам нужно?»
«Уголь нужен?» — слышим приглушенный голос. Оказывается, было трудно с углем, днем его воровали, ночью — носили по квартирам, продавали.
Придя в себя, мы отказались даже от чая. Ушли, купили билеты, и в Прагу».
Были и другие встречи. Когда у радиста, подозреваемого в предательстве, приходилось изымать аппаратуру.
Потом поездка в Вену. Здесь, как вспоминает Парийчук, «ни с одним из агентов-радистов не была закончена подготовка и потому радистам аппаратура не передавалась».
Запомним, до войны оставалось немногим более полугода. А вот как тот же разведчик-радист оценивает действия агентов с началом Великой Отечественной войны:
«Не со всеми корреспондентами удавалось установить связь, некоторые из них были арестованы непосредственно перед началом войны, другие боялись начать работу, слушая крикливые сообщения радио о скором разгроме Красной Армии. Первый месяц войны агенты-радисты выжидали. Многие из них смотрели, куда перетянет чаша весов. А как известно, в первые месяцы войны она клонилась не в нашу пользу».
Вот она — горькая правда войны. Воистину никто не хотел умирать.
Но время брало свое. Прошел шок первых, трагических недель битвы с фашизмом. Из шести резидентур военной разведки только одна, «Паскаля», благодаря усилиям Иогана Венцеля, имела прямую связь с Москвой. Работали три линии агентурной радиосвязи. Остальные резидентуры молчали. Предстояло научить их «говорить».
Как «Отче наш»
Осенью 1939 года Леопольд Треппер с тревогой докладывает в Москву: «Самое трудное — найти радиста. В этом направлении мы предприняли все возможное, но результатов пока нет…»
Через год, когда положение резидентуры осложнилось в связи с оккупацией Бельгии немцами, «Отто» сообщил: «Были ли мы готовы к войне в Бельгии или нет? С точки зрения обеспечения наших кадров, наших позиций, связей и отношений можно дать положительный ответ. Но с точки зрения поддержания связи с Центром мы потерпели большую неудачу, фактически оказались в таком положении, что в момент больших событий не имели возможности давать важнейшую разведывательную информацию.
Скоро уже год, как идет подготовка радиосвязи. Центр выслал уже все необходимое. Здесь, на месте, я преодолел все трудности, чтобы создать необходимые условия для работы радиостанции. Однако отсутствовало только одно — радист».
Было бы неправдой сказать, что только с началом Великой Отечественной войны пришло запоздалое понимание необходимости прямой радиосвязи резидентур с Центром.
29 октября 1940 года Разведуправление направило письмо в Париж своему агенту Генри Робинсону («Гари»). В нем говорилось: «Установление радиосвязи с Центром — это наша центральная задача, к осуществлению которой вы должны приступить немедленно».
В мае 1941 года Центр вновь требует от «Гари»: «Просим вас всецело заняться этим первоочередным делом и всемерно его форсировать с таким расчетом, чтобы в июне ваш радист смог уже приступить к занятиям по радио. Этому мы придаем исключительно важное значение».
Подобные рекомендации давались и в другие резидентуры. Более того, Центр рекомендовал заняться радиосвязью за счет любой другой работы. Однако следует признать, что решить эту проблему на месте, силами резидентур было очень сложно.
Но Москва пыталась хоть как-то выправить положение. 15 мая 1941 года Центр поручает одному из наиболее опытных радистов Иогану Венцелю («Герману»), из резидентуры «Паскаля» в Бельгии, связаться с «Кентом».
«Кент» — разведчик-нелегал Леонид Гуревич вместе с Михаилом Макаровым («Хемницем») был направлен в резидентуру Треппера 1 сентября 1939 года. Они были легализованы под прикрытием коммерческой фирмы по сбыту плащей. И вот теперь волей судьбы и обстоятельств «Кент» должен стать радистом.
Однако после посещения резидентуры «Отто» и знакомства с «Кентом» Венцель делает неутешительные выводы. Он докладывает в Центр: «Положение с радиосвязью у «Кента» неутешительное. Речь идет не о помощи, а почти о новом обучении. «Кент» принимает 4 — 5 групп, имеет совершенно неправильное понятие о волнах, антеннах, аппаратуре. Дом плохо подходит для связи. Преподаватель, который готовил радиста до меня, капитан бельгийской армии, был неопытный болтун…»
В том же письме «Герман» предлагает план организации радиосвязи резидентуры «Отто», по которому должно быть подготовлено четыре радиста (в их число входил и разведчик-нелегал «Хемниц»), собрано два радиопередатчика, подобрано несколько радиоквартир.
И действительно, усилиями «Германа» за три месяца сделано то, над чем резидентура билась два года. Первым в качестве радиста был подготовлен «Хемниц». В июле 1941 года, спустя две недели после нападения фашистской Германии на Советский Союз, он установил связь с Центром. Корреспондент получил псевдоним «Днепропетровск». Радиостанция располагалась в отдельной вилле на окраине Брюсселя.
В августе 1941 года на связь вышла и парижская агентурная группа резидентуры «Отто» (псевдоним корреспондента «Оскол»), радистами здесь были супруги Сокол, Герц и Мириам.
Таким образом, со второй половины 1941 года резидентура имела две независимые друг от друга линии связи с Центром.
Из-за несовершенства самодельной аппаратуры и слабых навыков радистов связь оказалась ненадежной, но все-таки она была. В первые трудные месяцы войны, когда развединформация ценилась на вес золота, резидентура «Отто» сыграла весьма важную роль. Она передала немало важных сведений.
С начала войны прервалась связь Центра с разведывательной организацией в Берлине под руководством Ильзы Штёбе («Альта»). В Центре знали о больших информационных возможностях берлинской резидентуры и старались как можно скорее восстановить связь с «Альтой». С этой целью 24 — 25 августа 1941 года «Кенту» отдается приказ — встретиться с ней. В радиограмме называются истинные фамилии и адреса сотрудников берлинской резидентуры. «Кент» должен был обучить «Альту» шифру и организовать ей связь с Центром через радиостанцию «Отто». В октябре — ноябре «Кент» провел несколько встреч с сотрудниками берлинской резидентуры.
Центр спешил. В большинстве европейских резидентур не было своих радиоспециалистов. И Москва вынужденно прибегла к взаимопомощи, направляя радистов из одной резидентуры в другую. К декабрю 1941 года, к трагичному дню провала «Хемница», дела в советской военной разведсети в Европе обстояли следующим образом.
Разведчик-радист «Соня» готовила радистов в резидентуре «Дора» в Швейцарии; радист «Герман» обучал трех радистов для «Отто» и двух для «Паскаля»; нелегал «Кент» выезжал в Бельгию и Швейцарию для инструктажа по ведению шифропереписки с агентами «Доры», а в 1941 году встречался в Берлине с резидентом «Альтой» и одним из руководителей резидентуры «Старшины» и «Корсиканца» Адамом
