моим телом, отключил ее, а заодно и многие другие чувства.

Исчезло ощущение промозглого холода, ломота в мышцах, тоска, усталость, страх. Ощущение почти такое, какое испытывал, когда купался в речке и меня обнимала кичи. Правда, тогда мне было просто хорошо, теперь не так. Меня не существовало. Я исчез. Остался только беспокойный мозг, который все еще пытался чем-то управлять, хотя управлять было нечем.

Я вспомнил роман Джека Лондона «Смирительная рубашка». Там с главным героем происходило то же самое, он также, как и я, не мог управлять своим телом и видел картины то ли прошлого, то ли будущего, которые не понимал.

Глаза у меня закрылись сами, и передо мной снова всплыло серое полотно экрана, а еще через какое-то достаточно короткое время на этом фоне удалось различить Настю, лежащую на каменистой поверхности в лабиринте.

Самое забавное было в том, что рядом с ней лежал я сам, и разделяло нас чуть больше метра. Похоже, мы на самом деле были рядом — неудавшийся герой-спаситель и та, кого он собирался спасти.

Почему-то некстати вспомнилось, что рассказывал профессор о зачарованном болоте. Человек, попадая в него, терял рассудок, другие пытались ему помочь, и с ними происходило то же самое — в итоге погибали все. Наверное, скоро наши черепа будут лежать в аккуратной горке у входа, положенные туда неизвестно кем как памятник глупости.

Страшное это ощущение — оказаться запертым внутри своего тела. Ничего не можешь сделать. Единственное, что возможно, так просто лежать и умирать. Правда, насладиться этим процессом не удастся — чувств нет никаких.

У Джека Лондона его герой, пролежав в неподвижности несколько дней, попробовал путешествовать без тела, и у него получилось.

А мне чего терять? Могу попробовать и я. Только куда идти?

Вот я, вот Настя, которую так рвался спасти, оба лежим без движения, на моем лице та же гримаса страдания, хотя абсолютно ничего не чувствую.

Так куда? К профессору, наверняка уже сидящему наверху и до рези в глазах вглядывающемуся в мутную пелену внизу, или к черепахе, которая существует только в моих кошмарах или больном воображении? Профессор не поможет, Наибу тоже…

Впрочем, черепаха как раз может дать совет, поскольку мудра и осторожна и способна видеть будущее. А умный совет не так уж плох в моем положении, пусть даже он придет в голову умирающему человеку. Бред! Но те, кто умирал клинической смертью, тоже что-то видели и разговаривали, иногда им помогали выжить. Возможно, то, что они видели, не существовало никогда, но им помогло, а значит, может помочь и мне.

Когда плохо, хватаешься даже за соломинку, почему бы не использовать эту?

Кажется, планета черепах находится прямо в центре нашей вселенной. Так что вперед! Я взмыл над своим телом и рванулся куда-то вверх. Ощущение, наверное, точно такое, какое испытывает сумасшедший, витающий в своих фантазиях, считая их вполне реальными.

Так и я. А почему бы нет? Лежу себе без движения, скоро умру, почему не побыть психом? Да и что вообще можно понять в этом мире? Что есть правда, а что ложь? Многие мудрецы размышляли над этим, и никто так и не пришел к каким-либо точным выводам. Все такая же иллюзия и обман, как и наша жизнь.

Я пролетел мимо профессора, который сидел у края уступа, глядя вниз в клубящуюся пелену — если бы не было этой завесы, он мог увидеть нас.

Ну а мне дальше, точнее, выше в небо.

Поднявшись неизвестно куда и пролетев мимо яркой звезды, я опустился вниз и почти сразу увидел огромную черепаху, пожирающую фиолетовую длинную водоросль своей огромной пастью. Увидев меня, Наибу не удивилась. И действительно, а стоит ли удивляться бреду?

— Зачем пришел?

Я ответил, конечно, мысленно:

— Вот пошел девушку спасать, да как-то не получается.

— Не спас?

— Нет, рядом лежим без движения. Умираем.

— Интересно. — Наибу бросила наконец жевать свою водоросль и вгляделась в меня, точнее, в то место, где я предполагал, что нахожусь. — Помочь?

— За этим и пришел.

— Скажи, как я тебе могу помочь, если я здесь, а ты там? Сам выпутывайся.

— А как?

Черепаха удивленно посмотрела на меня.

— Глаза открой или просто подыши. Не можешь — покричи, тем самым снимешь спазм, который тебя остановил. Это просто. Делай что-нибудь. Попробуй пошевелить хотя бы одним пальцем, потом другим.

— Но я не могу!

— Ты лежишь в старом заброшенном лабиринте, твое тело живет, оно просто временно отказалось тебе подчиняться. Такое иногда происходит в местах, где разлито много энергии. Но ты сможешь двинуться, если захочешь, нужно просто преодолеть оцепенение.

— А… — Я попробовал открыть глаза, но у меня ничего не получилось. — А почему он старый и заброшенный?

Последние слова выдавились у меня изо рта, и я их услышал сам своими ушами. Потом дернулась рука, потом нога, я потянулся вперед и действительно нащупал тело девушки, оно лежало там, где я себе и представлял. Настя стала очень холодной, дыхание отсутствовало, мне показалось, что она умерла.

Сам не понимая, что делаю, я схватил ее за ноги и потянул за собой, извиваясь при этом всем телом, как червяк. Почему-то двигаться мог только так. Встать не получалось, хотя я чувствовал, как понемногу оживает мое тело и все больше сигналов приходит от него.

Двигаться оказалось тяжело, но по мере подключения новых мышц становилось легче.

Все слилось в одну мучительную непрекращающуюся вечность. Я полз, сбивая ноги и срывая кожу с рук, у меня болело все тело, потому что возрождалось все с болью, в голове мысли как метлой из меня вымело, даже самые глупые.

Кажется, плакал, потому что периодически на разбитые в падении губы попадали соленые капли, и от этого все происходящее со мной становилось еще более отвратительным.

Как же глупо! Вся наша жизнь — это движение от одной глупости к другой, и только милосердная смерть приносит нам успокоение.

Не помню, как выполз из арки. Просто в какой-то момент белесая пелена исчезла и мне удалось увидеть и себя, и бездыханное тело Насти. Я подумал о том, что хорошо бы сделать ей искусственное дыхание, и даже наклонился над девушкой, но ничего не получилось.

Потому что одно дело — смотреть, как это делают другие, и совсем другое — оживлять самому. Я просто расплакался, поцеловав холодные синие губы.

Так и сидел, привалившись спиной к камню: на коленях тело девушки, в глазах слезы. Не помню, сколько так просидел — когда плохо, время тянется долго…

Я сидел и прощался с Настей — первой девушкой, с которой испытал нечто, так похожее на любовь. И вот она умерла, а я сижу с ней рядом и ничего не могу сделать, потому что ничего не умею. Она была права, называя меня тупицей. Если бы был умнее, давно бы что-нибудь придумал…

Как только мои мысли потекли в этом направлении, так у меня сразу появилась идея, которая показалась сначала очень глупой. Я подумал о том, что если девушку поместить в лечебную грязь, то она ее оживит.

А может, и не очень глупая мысль. Кто ее знает, эту лечебную грязь? Она меня не раз с того света вытаскивала. Все раны залечивала, без нее давно бы умер. Да и читал где-то, что человек умирает не сразу: не меньше трех суток проходит, пока умирает последняя клетка мозга, а последняя клетка тела умирает только через сорок дней…

Если это правда, то у меня есть шанс ее оживить. Даже если часть клеток мозга погибла, лечебная грязь их восстановит.