— Скажите, — крикнул я в удаляющуюся спину. — А у вас тут лес не заготавливают? В смысле, может, просеки есть? А то идти по чащобе тяжело…

— Нет, здесь лес не рубят и, думаю, вряд ли когда-нибудь будут. — Профессор оглянулся и остановился. Я подошел к нему, тяжело дыша. С удивлением заметил, что на голове у моего проводника надета бейсболка — удобная кепка, тепло и на голову ничего не валится. А мне на голову уже насыпалось немало всякой трухи, падающей с веток, — сразу не догадался натянуть капюшон. — Места здесь опасные…

— Это почему не будут? Люди сейчас за деньги готовы лезть хоть к черту на рога, никого не напугаешь. А тут такие толстые стволы, за которые китайцы хорошо заплатят…

— Приезжали сюда, и не раз, различные люди, китайцы, кстати, тоже. Даже контрольные рубки назначали, а потом все отказывались, сворачивались и уезжали…

— Отчего так?

— Этот лес себя тронуть не даст, много в нем существ разных собралось, которые так просто свое жилье не отдадут. Одно слово — кордон.

— Не понимаю, о чем вы…

— Даже машины импортные привозили, которые лес сами пилят. Пригоняли «КрАЗы», приходили лесорубы с мотопилами, чтобы сучья обрубать, а через пару часов уезжали, побросав все оборудование. — Сергей Сергеевич остановился, поджидая меня. Кричать в спину и мне было довольно неприятно. Когда к нему подошел на пару шагов, он продолжил: — В десятке километров отсюда имеется целое кладбище техники, оставшееся от любителей даровых денег.

— А почему технику не забрали?

— Не смогли. Машинами люди управляют. Лес каждого проверяет: если у тебя дурные намерения, то близко к себе не подпустит. Лесорубы одно дерево свалят, а потом убегают с дикими криками и больше никогда не возвращаются. Страшно им.

— Мне почему-то тоже, хоть у меня и топора нет, — вздохнул я. В этом лесу все как-то было не так, посему людей я понимал. — Но все равно слабо верится, чтобы люди отступили.

Сергей Сергеевич недоверчиво хмыкнул и внимательно посмотрел на меня. Не знаю, что он хотел увидеть на моем лице, но явно увиденное ему не понравилось, вздохнул и как-то грустно продолжил:

— Конечно, пытались продолжать рубки. Что только не делали, даже какие-то особые шлемы выдумывали для защиты от Пси-излучения. Это термин не мой, а одного предпринимателя. А все равно итог был таким же: люди бежали, а техника оставалась, теперь ржавеет понапрасну, потому что лес забрать ее не дает.

— Сегодняшние богатые люди за свою собственность готовы половину населения страны в могилу отправить, да они бы сюда танки нагнали и все вытащили бы.

— Такое тоже было. Военные тут как-то хотели ракетные шахты ставить, но и они ушли, несмотря на приказ министра обороны. Всей силы нашей армии только и хватило на то, чтобы котлован выкопать, теперь там лесное озеро образовалось, а на берегах множество ржавеющей техники находится, в том числе и танков. Надеюсь, со временем все исчезнет. Лес довольно быстро уничтожает следы пребывания людей…

— Вас послушать, так у вас здесь что-то вроде зоны…

— Зоны в смысле тюрьмы?

— Нет, зоны в смысле «Сталкера». Был такой фильм, да и игра довольно приличная получилась.

— А… вон вы о чем рассказываете, юноша… — Профессор улыбнулся. — Фильм не смотрел и в игру не играл, а вот книгу читал. Там говорится о том, как инопланетяне прилетели на нашу планету, устроили пикник на свежем воздухе, посидели, выпили, про жизнь поговорили и улетели по своим делам, а муравьи и всякая другая живность ползает, крошки подбирает и недоумевает, откуда взялось такое богатство.

— Нет, это вы что-то путаете, — авторитетно заявил я. — Там про людей, а не про насекомых.

— Ну, это мы себя людьми считаем, а «чужие», возможно, имеют другое мнение, иногда я и сам иначе думаю.

— А… в смысле, что мы не очень-то разумны? — Мокро, холодно, противно. Хорошо, что на мне воинская одежда, в ней не холодно, она не промокла, да и двигаться в ней легко. Профессор в своем ватнике тоже, похоже, чувствовал себя прекрасно, должно быть, его одежда оптимально подходит для такой чащобы. Это у речки в ней жарко, а здесь хорошо. Непонятно только, о чем он говорит. Но лучше разговаривать ни о чем, чем идти молча. Неприятно здесь и тревожно, а разговор отвлекает. Я вздохнул и ответил:

— Книжку не читал, а фильм смотрел и в игру играл. Там солдаты зону охраняют, в которой находится нечто, что любые желания исполняет. Вот люди туда и прутся, в основном психи разные, потому что дойти трудно, погибнуть можно. Эти сумасшедшие, дойдя до золотого шара — исполнителя желаний, вдруг понимают, что все их желания — обыкновенная глупость и жизни их не изменят, потому как они сами ее строят…

— Так оно и есть, обычно мы даже не задумываемся над природой своих желаний. — Сергей Сергеевич резко свернул в сторону, даже не знаю, что он там увидел, я последовал за ним. — Существует выражение: бойся своих желаний, потому что они могут исполниться. Мудро сказано. А здесь, в этом лесу, такие слова звучат особенно верно. Не знаю, как насчет зоны, а в этих местах вполне могут желания исполниться, причем любые — какие только в голову придут.

Дорогу перегородили упавшие стволы сосен и елей, погибших от старости, покрытые скользким зеленым мхом, высасывающим из когда-то могучих деревьев последние соки, превращая в труху. Профессор перелез через этот завал и помог мне, подав руку.

Кричали птицы, галдели вороны, где-то вдалеке щелкал соловей или птица, похожая на него. Странно все это до чрезвычайности после города — может, действительно зона? Только в кино была какая-то станция, завод, а здесь глухой нехоженый лес.

Дорог нет, как и троп. Как находит путь профессор, непонятно. Он шел впереди бодрым шагом, не оглядываясь на меня, и не сворачивал, словно мысленно провел через весь лес прямую линию, по ней и двигался.

— Эй! — Я крикнул вслед только для того, чтобы не остаться наедине с лесом. Странная здесь стояла тишина, сырая, наполненная влагой и тихим скулежом ветра в листве.

— Я слушаю вас, юноша.

— Что вы подразумевали под тем, что любые желания могут исполниться? Здесь же лес вокруг, электричества нет, телефон не работает. А если я захочу стать олигархом?

— Живет здесь один исполнитель желаний, — Сергей Сергеевич посмотрел на меня с непонятной улыбкой, — только к нему никто не ходит. Он может вас сделать даже императором вселенной. Дрема — большой мастер.

— А куда делись все желающие стать счастливыми?

— Попасть сюда непросто, это я уже объяснял, да и все, что он дает, — лишь иллюзия, ложные ощущения, как во сне. Наверняка у вас, юноша, тоже такое было: во сне любили прекрасную женщину, а просыпаясь, вдруг понимали, что это всего лишь сон и пора бежать в ванную…

Профессор неожиданно остановился, так что я чуть ему в спину не врезался, и стал ругаться долго и изощренно. Такого многоэтажного и отборного мата не слышал раньше, хоть и вырос не в оранжерее. В нем рассказывалось обо всем: о лесе, о деревьях, о небе с солнцем, хоть его не было видно из-за листвы и хвои, упоминались предки и прародители этого леса, его сегодняшние обитатели, и все они занимались сексом в особо извращенной форме.

Причем как лейтмотив обязательно присутствовал леший, который, видимо, и вызвал этот мощный словесный поток, поскольку самые ужасные слова предназначались именно ему. Из всего сказанного мне удалось понять, что именно он мешал нам двигаться к цели, постоянно меняя сам путь.

Наверное, это было поэтическим образом, довольно бессмысленным, с моей точки зрения. Лешего профессор костерил долго, угрожая жуткой расправой, которую с ним проведет какой-то колдун, а если у него не получится, то придет Дрема и ему станет не до смеха…

Профессор выдохся примерно минут через пятнадцать, перестал материться и проговорил уже вполне нормальным голосом: