— Подождите, я зажгу свой фонарик, — послышался голос Гнома.

Вспыхнул неяркий золотистый огонёк. Гном высоко поднял фонарик и осветил нависшие каменные своды узкого коридора. Откуда-то был слышен стук падающих капель.

— Здорово горит, да? — с гордостью сказал Гном, любуясь своим фонариком. — Полагаю, лучший фонарик на свете!

Какие-то лестницы вверх, вниз. Длинные тём-ные залы. Свет фонарика не достигал потолка, всё тонуло во мраке.

— Слушай, а ты знаешь, куда идти? — спросила Алина. — Долго мы будем тут плутать?

— Надеюсь, не очень. Сколько лет я живу в этом замке, а вечно путаюсь, — признался Гном. — Иногда мне кажется, эти коридоры и лестницы меняются местами.

Наконец они остановились, не зная, куда идти. Один тёмный проход вел налево, другой — направо.

— Вот тут, я полагаю, надо идти налево, — немного подумав, сказал Гном. — Точно налево. Я тут недавно шёл. Вот так же, с фонариком.

Все свернули налево. Узкий петляющий ход. Грубые неровные камни стен.

— Ай! — вскрикнула Алина. Вдруг прямо у её ног открылась бездонная гулкая пропасть.

— Ах я, несчастный Гном, всё перепутал, надо было свернуть направо, — горестно простонал Гном. — Это убежище безобразных карликов. Отсюда мы не выберемся живьём!

Алина пригляделась. Освещённые болотным гнилым светом, там глубоко внизу копошились отвратительные карлики, карабкались вверх, цепляясь друг за друга.

— Мы идем по приказу Чёрной Королевы! — дрожащим голосом крикнул Гном.

— А нам всё равно! — послышались снизу голоса безобразных карликов. — Давненько мы не пробовали свежатинки. А девчонка, видно, неплохо откормленная, сладкая.

Безобразные карлики, оседлав серых летучих мышей с красными оскаленными мордами, стали кругами подниматься вверх, бранясь и толкая друг друга.

— Они не знают пощады, — в отчаянии прошептал Гном.

Алина в ужасе прижалась к стене, раскинув руки. Никогда в жизни ей ещё не было так страшно.

Карлики копошились внизу, как в расшевеленном муравейнике. Оседлав летучих мышей, били их пятками, стараясь побыстрей подняться вверх.

Белая кошка подняла отвалившийся от стены кусок камня и бросила его в пропасть.

— Это пирог со стола самой Чёрной Королевы! — крикнула она. — Вкусный, лапки оближешь. Торопитесь, спешите, пока другие не съели! Всем не хватит!

Безобразные карлики с воем кинулись вниз, отталкивая и кусая друг друга.

— Умница, Белинда, — прохрипел попугай. — Я всегда считал, ты славная кошка!

— А как мы пройдём? — дрожащим голосом спросила Алина.

Пропасть, где копошились безобразные карлики, огибал узкий карниз. С одной стороны гранитная стена с крутыми выступами, с другой… лучше не глядеть.

— Бочком, бочком, — проговорила Белинда, уходя по карнизу, — к стене прижимайся. Да не трусь!

Как Алина прошла, огибая пропасть, она не помнила.

— Ну и балда ты, Гном, — сердито сказала Белинда, когда пропасть и злобные разочарованные голоса карликов остались позади.

— Зато я знаю, теперь недалеко, — стараясь оправдаться, проговорил Гном.

Ноги Алины дрожали, колени подгибались.

Они пошли за жёлтым огоньком Гнома. Опять пустые залы, коридоры, лестницы. Железные лестницы чуть звенели под ногами, Алина догадывалась, что они опускаются всё ниже и ниже. Темнота спустилась, откуда-то потянуло сыростью и холодом.

— Ну, добрались, — уныло сказал Гном. — Я, как обещал, всё сделал, да только что хорошего?

Он поднял фонарик и осветил низкий каменный подвал. На высоком постаменте стоял гроб из тяжёлого, тёмного дерева, наполовину укрытый полусгнившей парчой.

— Ни за что! — в страхе вскрикнула Алина и прижала ладони к щекам.

— Ну, ну, ну, — ласково проговорила Белинда. — Нечего трусить, Алиночка, дело надо делать. Добудем кольцо, и назад. Эй, Гном, ну-ка, подсоби!

Белый попугай потянул клювом пыльную парчу. Гном, кряхтя, навалился на крышку гроба, кошка уперлась в неё передними лапами.

Крышка гроба, скрежеща, отодвинулась. Пахнуло запахом застоялого болота и старых засохших цветов.

— Ни за что не полезу! Фигушки! Хоть убейте… — Алина попятилась к лестнице.

Белинда, гибко изогнувшись, прыгнула под тёмную крышку гроба. Свет фонарика высветил большую руку, серую и неподвижную. Тускло блеснуло кольцо на среднем пальце.

— Алиночка, лезь сюда, и нисколько не страшно, — донесся голос Белинды. — Он не шевелится и, похоже, не дышит. Лезь ко мне.

Алина наклонилась над гробом. Казалось, сердце её навсегда остановилось, замерло в груди.

Вот она — рука. Какая большая, даже на вид холодная.

— Полезай ко мне, — с мольбой проговорила Белинда. — А то не снимешь кольцо, ни за что не снимешь!

Алина перекинула одну ногу через край гроба. Ей казалось, если она залезет туда, крышка задвинется и она там останется навсегда. Ухватилась за кольцо. Ну же, ну! Кольцо никак не сходило с согнутого пальца.

Гном освещал мёртвую руку. Дальше всё тонуло в темноте, но Алина и смотреть туда боялась.

Господи, как страшно! Алина дёрнула изо всех сил… И вдруг кольцо легко скользнуло ей в ладонь. Алина выскочила из гроба, с маху стукнувшись головой о край тяжёлой крышки. Белинда за ней. Гном сидел на корточках, одной рукой закрыв лицо, другой выставив вперед фонарик.

— Эй, дурень, положи фонарик, помоги крышку задвинуть, как было. — Попугай деловито расправил сгнившую парчу.

— Ф-фу! — перевела дух Белинда.

И никто не заметил, как над их головами пролетел чёрный попугай и словно растворился во мраке.

— Ну, теперь пошли назад к Королеве, — нетерпеливо сказала Алина, сжимая в руке кольцо.

Неожиданно из закрытого гроба послышался глухой, еле слышный голос.

— Храни тебя Господь, милое дитя в платье с таинственными кружевами. Я сам сковал, себе на горе, это кольцо из меди, серебра, золота, стали и железа. И вот уже сколько лет я лежу здесь ни живой ни мёртвый. Иногда мне кажется, что я вижу ворота и перед ними святого Петра. Иногда только туман, туман, какие-то светлые тени… Кольцо не отпускает меня. Только чистая душа могла снять кольцо с моей руки. Теперь мой дух свободен, он полетит туда, ввысь, далеко-далеко. А моё тело предадут освященной земле. Ты, девочка…

Но Алина больше не слушала его. Дрожа и спотыкаясь, она бросилась к лестнице, ведущей наверх. Скорее, скорее, подальше от этого страшного места.

— Чего ты боишься, глупышка? — послышался позади неё тонкий голос Гнома.

И вдруг стук падения и звон разбитого стекла.

— Ой, ой! — жалобно заголосил Гном. — Я упал и разбил свой фонарик. Самый лучший на свете. Такой любимый. О, горе! Кому я теперь нужен без моего фонарика?